Он не знал, с каким лицом залетел на кухню, но перемазанный какой-то гадостью Шерлок вдруг испугался.
— Джон, не ругайся, я всё уберу!
Перед ним стоял тот самый Шерлок. Не роскошный, сводящий с ума секс-террорист, а чокнутый гений — лохматый и грязный.
— Что, Шерлок? Что?! Что за гребаные Помпеи?!
На самом деле Джон совершенно не злился. Он был счастлив, что Шерлок жив и здоров. Это, во-первых. А во-вторых, рад хотя бы несколько минут полюбоваться своим прежним Шерлоком.
— Да я и сам не знаю, как такое могло получиться… — Шерлок растерянно обвел глазами полнейший разгром.
Джон притворно вздохнул.
— Ладно, я помогу.
— Халат жалко.
— Спасем мы твой халат. Снимай.
Они дружно убирались и оба очень устали. Зато кухня засверкала, как бриллиант. Что ни делается, то к лучшему. Но лучше больше не делать.
Шерлок…
Джон опустился на диван, обессилено откинувшись на его прохладную спинку, и устало закрыл глаза. Через пять минут Шерлок примостился рядом, и Джон привычно застыл.
Завалит на диван? Разденет? Выпотрошит, как куренка?
— Джон, я такой голодный. Давай что-нибудь съедим.
Джон уставился на Шерлока так, будто тот предложил ему слетать на Луну. Чего-чего, а уж этого он точно не ожидал. Так они и смотрели друг на друга, изумленные до глубины двух своих душ.
Шерлок усиленно соображал, что же такого удивительного он сказал, и почему у Джона такой вид, словно он перестал понимать по-английски.
— Но если ты очень устал, то… — пробормотал он.
И неожиданно для себя Джон нежно провел рукой по все ещё перепачканным той самой гадостью волосам. Мягким, немного спутанным, влажным.
— Иди в душ. Я приготовлю.
И ушел на кухню.
А Шерлок ещё достаточно долго сидел на диване, храня прикосновение его ладони и боясь даже пошевелиться.
***
— Джон, по-моему, ты переперчил… Ой, как пересолил! Очень вкусно.
Душистый после купания Шерлок поглощал ужин, как кашалот, но роль свою продолжал исполнять исправно.
Джон прислушивался и приглядывался, пытаясь понять, что же такое происходит в их квартире всё последнее время.
Может быть, Шерлок сошел с ума? А что, с гениями такое бывает. Был гений, а стал дурак дураком.
Он почти не сомневался — всё это не просто так. Если учесть, что у Шерлока с мозгами всё в полном порядке, то получается, что-то не так с его душевной организацией. Странная она у него какая-то.
Все эти мысли-загадки не помешали Джону с аппетитом поужинать. Он давно уже позабыл, что такое аппетит. Вспомнить было приятно.
В целом вечер они провели вполне мирно. И очень радовала отмытая кухня.
***
В постели Шерлок командовал, как всегда, но при этом замучился говорить «пожалуйста».
Странно.
«Пожалуйста, раздвинь ягодицы… побольше… ещё больше, пожалуйста…», «глубже… пожалуйста, глубже…», «быстро положи подушку под поясницу! пожалуйста…», «пожалуйста… пожалуйста… о, пожалуйста! Джо-он…»
Эти его бесконечные «пожалуйста» Джона даже немножечко отвлекали.
И вообще, Шерлок сегодня был каким-то слегка ошалевшим. Ползал по Джону, как таракан, трогал везде, сжимал, гладил, нюхал. То в подмышку нос засунет, то… Может быть, это дрянь, которой он перемазался на разгромленной кухне, так странно на него повлияла?
Джон от всего этого и сам ошалел совершенно. Он, конечно, никуда особо не лез и почти ничего не нюхал… ну, разве что ямку на тонкой ключице — она как-то особенно пахла… и ладони, когда они лихорадочно блуждали по его лицу, а что пытались найти — неизвестно.
Но сегодня тонкое горячее тело пело в его руках невероятно красивую песню.
Джон кончал, чувствуя себя Богом.
И понимал, что до одури, до самозабвения, до полного истощения нервной системы влюблен в своего ненормального Шерлока.
========== Часть 7 Очень странно… ==========
Джон облизал губы и закрыл глаза, стараясь выровнять натруженное дыхание. Шерлок возился рядом, устраиваясь поудобнее.
Они полежали так ещё минут десять, и Джон, несмотря на ноющую тяжесть внизу живота, чувствовал полное умиротворение, такое редкое в последнее время и тем особенно ценное.
Шерлок продолжал возиться, и Джон вдруг насторожился.
«Что-то затевает, не иначе».
И сразу же, словно услышав его мысли, Шерлок сказал:
— Джон, покажи мне, как ты это делаешь?
«Ну, точно!»
— Что именно? — Он открыл глаза и взглянул на Шерлока искоса.
— Как ты себя… ласкаешь?
«Ласкаешь»?!
Не «мастурбируешь», не «стимулируешь кулаком половой орган», не «доводишь себя до очередного выброса семени при помощи кольцевого обхвата пальцев», а «ласкаешь»?! Очень странно…
— Шерлок, мне неудобно.
— Лежать неудобно?
— Не ёрничай. Демонстрировать это тебе неудобно.
— Брось, Джон, мы практически родственники.
— Только этого не хватало!
— Ну, хорошо. Я погорячился. Мы лежим в одной постели, и я только что кончил в твой рот. Чего же стесняться? Не понимаю.
— Но… Как ты себе это представляешь? Я при тебе буду… себя удовлетворять. Это неприлично.
— Очень даже прилично. Это же я, не кто-нибудь.
Слышать такое было чертовски приятно. Настолько приятно, что Джон невольно заулыбался. Но усилием воли улыбку свою погасил. Незачем Шерлоку видеть, какое впечатление произвели на него эти, на первый взгляд простые, слова.
И за всем этим явно что-то скрывалось.
Очень странно.
— Нет, Шерлок, это уже слишком. В конце концов…
— Джон, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Господи, опять за свое!
— Ну, хорошо, хорошо. Только (…заткнись) закрой глаза.
— С ума сошел?!
— Гм… То есть, я хотел сказать — я закрою.
— Да ради бога.
Сколько раз Джон проделывал это. Даже если бы вдруг неожиданно отключилось сознание, рука бы его ни капельки не растерялась, двигаясь по-прежнему слаженно и уверенно. Но такого блаженства от обыкновенной мастурбации Джон не получал никогда.
Поначалу было неловко, да что там говорить, попросту стыдно. Но постепенно всё отошло на задний план, а потом исчезло, растворившись в безумии наслаждения.
Знать, что на тебя, не отрываясь, смотрят два затуманенных возбуждением глаза (а в том, что возбуждение неизбежно, Джон даже не сомневался), было по-новому эротично. Джон так распалился, что забыл о всяком стыде. А вот бесстыдства было хоть отбавляй. Настоящего, откровенного, дикого.
Он широко раздвигал ноги, подбрасывая таз навстречу руке, облизывал губы, сжимал напрягшиеся соски, гладил грудь, живот и бедра, жарко метался головой по подушке, ни на минуту не останавливая движения — в общем, бесчинствовал, как мог.
В какое-то мгновение горячая рука внезапно убрала его ладонь с пульсирующего ствола, и влажно, сильно прошлась по всей его длине, распределяя прохладный гель. От этого мимолетного прикосновения Джон выгнулся так, что ему позавидовал бы любой акробат.
— Шерлоок…
— Нет, Джон, нет… Сам… — Теплые губы прижались к пылающему уху. Будто током пронзили. Будто вместе с шепотом влили в ушную раковину раскаленный металл. Шерлок, мать твою, что же ты делаешь…
Джон двигал ладонью с невероятной скоростью. Сейчас… сейчас…
Господи, не могу больше!
Руку обожгло трепетное дыхание, и на одно мгновение Джон почувствовал, как по пальцам скользнул влажный, едва осязаемый поцелуй… Рука замерла удивленно, прервав на минуту томительную муку, и её вновь нетерпеливо убрали, заменив потрясающе жарким ртом.
Шерлок со стоном сосал его член, втягивая в себя, погружая в самое горло, плотно сжимая у основания припухшие губы.
— Шерлок… Остановись… я сейчас кончу.
Но губы упрямо продолжали свою работу.
— Шерлок, я не могу терпеть. Убери свой рот! О, нет…
Горячая струя выстрелила и растеклась внутри. Так невероятно сладко, так незнакомо и неизведанно…
Дрожали и дергались, как припадочные, оба. Один — отдав, другой — взяв. Один — блаженно опустошенный, другой — наполненный новым вкусом и облизывающийся, как кот.