«Здесь человек живет — гуляет, ест и пишет…» Здесь человек живет — гуляет, ест и пишет, И руки жмет знакомым и родным… Здесь человек живет и благодарно дышит Прекрасным, вкусным воздухом земным. И облачко его веселого дыханья Легко летя в родные небеса, Проходит древний путь горений и блужданий И падает на землю, как роса. И вспоминает он свой лет, свое вращенье В космической таинственной пыли, И холода высот, и пламя очищенья, И все дороги неба и земли. Веселию, любви и радости послушный, Он в мужественной вере одолел, Соблазны пустоты и скуки малодушной, Бесславный унизительный удел. Пусть нищий маловер злословит и клевещет, Здесь ходит некто, счастья не тая, И жадно трогает рукой земные вещи, Свидетелей отрады бытия. Здесь человек живет и благодарно дышит Он все простил, в стремлении — понять И, слушая себя, Его дыханье слышит, И жизнь ему любовница и мать. «Лежу на грубом берегу…» Лежу на грубом берегу, Соленым воздухом согретый, И жизнь любовно берегу, Дар многой радости и света. И сердце солнцем прокалив, Его очистив от желаний, Я слышу царственный прилив Невозмутимого сиянья. Так, омываемый волной В веках испытанного счастья, Я принимаю труд и зной И предвкушаю хлеб земной, Как набожное сопричастье Вселенной, трудной и благой. «Пусть жизнь становится мутней и непролазней…» Пусть жизнь становится мутней и непролазней, Пусть трудно с человеком говорить, Пусть все бесплодней труд и несуразней, Благодарю Тебя за право: жить. Пусть шаткие и гибельные годы Качают нас в туманах и дыму, Как утлые речные пароходы, Плывя в океаническую тьму — Воистину, ничтожна эта плата: Слеза и вздох — за степь, за песнь вдали, За милый голос, за глаза собрата, За воздух жизнерадостной земли. «Да, я повинен в непомерном счастьи…» Да, я повинен в непомерном счастьи — И в простоте своей ликую я. Я утверждаю — самовольной властью — Досмысленную радость бытия. Трудна судьба: средь грузных и бескрылых О легкости, о небе говорить. Средь полумертвых, лживых и унылых Бороться, верить, радоваться, быть. Я вас зову в сообщники и братья, Не презирая вашей слепоты. Услышьте же дыханье благодати Над этим миром трудной суеты. Настойчиво спасая вас от смерти, Я вас прошу: для вас — и для меня — Предайтесь мне, и голосу поверьте Утерянной отрады бытия. «Розовеет гранит в нежной стали тяжелого моря…»
Розовеет гранит в нежной стали тяжелого моря. В небе медленно плавится радостный облачный снег. На нагретой скале, позабыв про удачу и горе, На вершине ее — одиноко лежит человек. Человек — это я. Незаметный и будто ненужный, Я лежу на скале, никуда — ни на что — не смотря… Слышу соль и простор, и с волною заранее дружный, Я лежу, как тюлень, я дышу — и как будто бы зря! Он огромен, мой труд. Беззаботный, но опытный мастер, Я себя научил неустанно и верно хранить Память древней земли, плотный свет безусловного счастья, Ненасытную жажду: ходить, воплощаться, любить. Я вышел. Вкруг меня, как по приказу, Восстала жизнь, оформилось ничто. Гудя, ревя, мыча — рванулись сразу Стада людей, трамваев и авто. «Я в центре возникающего мира…» Я в центре возникающего мира. По радиусам от меня бегут Деревья, камни, храмы и трактиры, Где суетятся смерть, любовь и труд. Мир призраков, свободный и безбрежный, Вдруг воплотился, ожил и живет, И, повинуясь воле центробежной, Встает и крепнет, ширится, растет. Мне каждый шаг являет воплощенье: Вот дом возник из дыма и песка, Взглянул — и вот, в невероятной лени, Катятся голубые облака… Моим хотеньем, чувственным и грубым, Рожден пленительный и сложный мир: Летит авто, дымятся в небе трубы, И реют звуки еле слышных лир. «Из моего окна гляжу глубоко вниз…» Из моего окна гляжу глубоко вниз. Мне многое видней с моей высокой крыши. Качает небеса голубоватый бриз. Рождаются слова. Мы скоро их запишем. Дрожит мой старый дом. Он стар, мохнат, но тверд И не его страшит ветров непостоянство. Мы скоро поплывем в небесный тихий порт, На звездные огни, в чистейшие пространства. Мой дом отчаливает. Глуше бьет прибой. Мы погружаемся в морской неверный вечер. Неведомых друзей приветствую рукой: Прощайте, милые, до скорой братской встречи. Прощайте, милые, я покидаю вас И в этот строгий час, глухонемой, суровый, Вам тороплюсь сказать в последний раз Простосердечное и дружеское слово: Я видел много бед и всяческого зла, Тщету людской судьбы, затейливой и нищей, Я знал живых людей, обугленных до тла, И слышал голоса лежащих на кладбище. Я видел, как весной здоровый человек Среди веселого земного изобилья, Стоял и каменел, не поднимая век, И каменно рыдал от страха и бессилья. Как человек бросал жену свою и мать И уходил блуждать, от скуки безумея, И было нечем — незачем — дышать, И воздух был ему гранита тяжелее. Я слышал вой в ночи — нечеловечий зык, Отчаянье живых пред гибелью бесцельной. Таких не знает слов ни мой, ни ваш язык, Чтоб рассказать об этой скорби беспредельной. …И все же, уходя в поля иных времен, Пред непроглядной мглой блужданий и открытий, Всем знанием моим нелегким укреплен, Вам говорю, друзья: живите и живите. Воздайте Господу великую хвалу, Закрыв сердца хуле, сомненью, укоризне, За колыбель и гроб, за свет дневной и мглу За хор пленительный многоголосой жизни. |
