Довид Кнут был участником поэтических групп «Гатарапак» и «Через» в начале 20-х годов в Париже, в которых принимали участие Александр Гингер, Борис Божнев, Борис Поплавский и другие.

В 1925 году Довид Кнут вступил в число членов возникшего в конце 1924 года «Союза молодых поэтов и писателей», откуда потом вышла вся молодая литература «младшего» зарубежного поколения поэтов и писателей.

Довид Кнут был одним из первых молодых поэтов, которым пришлось обратить на себя внимание представителей «старшего» зарубежного круга писателей. В те годы «младшие» были полностью предоставлены самим себе; они нигде не печатались и поместить свои произведения в «Современных записках», в «Звене», даже в газете «Последние новости» представлялось им несбыточной мечтой.

Участники-учредители «Союза молодых поэтов и писателей» поставили себе целью добиться признания: обратить на себя внимание «старших» литераторов, редакторов журналов и газет, а также широкой публики. Для этого каждую субботу в помещении «Союза» на улице Данфер-Рошеро устраивались публичные вечера — с докладом и с чтением стихов и прозы во втором отделении.

Первым докладчиком из числа «старших» был К. Д. Бальмонт, сделавший два доклада — о Баратынском («Высокий рыцарь») и о поэзии.

Пушкинист Модест Гофман тоже прочел в «Союзе» доклад о современной литературе, но до весны 1925 года, в смысле связи со «старшими», это было все.

В мае «Союз молодых поэтов и писателей» устроил торжественный вечер по поводу выхода книги стихов Довида Кнута «Моих тысячелетий». В этой книге были не только свежесть и талантливость, но и неповторимо личная интонация и своеобразие сюжета.

Довид Кнут, настаивая на своем еврействе и гордясь этим:

хотел сказать свое слово «про тяжкий груз Любови и тоски — Блаженный груз моих тысячелетий».

Наряду с юношеским напором, иногда — с несколько наивной уверенностью в своих силах, в этой книге, названной по концу последней строчки первого стихотворения «Моих тысячелетий», в родительном падеже, о чем поэт не подумал, было местами острое ощущение трагичности загадки нашего существования и кажущейся бессмыслицы его — вопросы, присущие и зрелому творчеству Д. Кнута во многих его, серьезных и глубоких, стихотворениях.

В моей книге воспоминаний «Встречи» я рассказал, что на этот вечер пришел недавно приехавший в Париж В. Ф. Ходасевич, обративший внимание на стихи Д. Кнута и пригласивший его бывать у себя вместе с некоторыми другими участниками «Союза». В течение ближайших месяцев Ходасевич сделался самым желанным гостем в кругу молодых поэтов.

В «Союзе» в то время шла острая борьба между последователями Пастернака, считавшими, что «теперь нельзя писать иначе», и «неоклассиками» (к которым примыкал и я), стремившимися вернуться к «ясности и простоте».

Знакомство с Ходасевичем оказалось чрезвычайно полезным для многих тогдашних поэтов. Группа «неоклассиков» приобрела в его лице сильного союзника.

В начале 1926 года Ходасевич был приглашен заведовать литературным отделом в газете «Дни». Он начал печатать там — впервые — молодых поэтов.

Имевший репутацию злого и беспощадного критика, Ходасевич, в первые годы своего пребывания в Париже, очень много сделал для «младших».

Вместе с Зинаидой Гиппиус они «пробили брешь» даже в «Современных записках». А в 1927 году, по настоянию Андрея Седых, «Последние новости», самая распространенная тогда газета в эмиграции, стала печатать «молодых» — Довида Кнута, Ант. Ла-динского, Бориса Поплавского и других. «Звено» тоже открыло им двери, а затем возникла «цитадель» молодых — журнал «Числа».

Довид Кнут в эти годы принимал самое деятельное участие в литературной жизни. Он выпустил в 1928 году свою «Вторую книгу стихов», в которой стремился передать волю к жизни, к деятельности, к любви и счастью.

Одно из таких стихотворений особенно пришлось по душе читателям, его цитировали потом даже в некрологах и воспоминаниях о Довиде Кнуте:

В 1927 году с Довидом Кнутом случилось, как говорил он, «счастливое происшествие». Он был сбит с ног автомобилем, получил сильное повреждение черепного покрова, пролежал месяц в больнице. За этот «аксидан» ему выплатили большое вознаграждение, что дало ему возможность бросить службу и открыть ателье для раскраски материй. Сидеть в бюро, являться утром в точно назначенное время — всегда было для Довида Кнута невыносимо.

Умер он в начале 1955 года от мучительной опухоли в мозгу, по всей вероятности вызванной той самой автомобильной катастрофой.

Лучшая книга стихов Довида Кнута — «Парижские ночи», вышедшая в 1932 году. В ней Д. Кнут достигает сосредоточенности и глубины чувства и смотрит на мир, умудренный опытом жизни и всеми испытаниями, через которые ему пришлось пройти в погоне за любовью, за «счастьем»:

В этой книге помещено также ставшее в свое время знаменитым стихотворение Д. Кнута «Я помню тусклый кишиневский вечер» — вероятно, одно из лучших стихотворений, написанных эмигрантскими молодыми поэтами:

Довид Кнут всегда держался в стороне от всяких литературных споров, не любил вражды и зависти, никогда не принимал участия в литературных интригах.

Но он был непримирим — как мы видим из его стихов — к низости и пошлости жизни, к жестокости по отношению к слабым, к бессмыслице и безысходности, создаваемыми и роком, и людьми, а в философском плане не мог принять необходимость умереть.