Но Горас не только запретил ей выходить замуж за Таггерта, но и запер ее в комнате. Каким-то образом ей удалось бежать, и она провела с Фрэнком два дня. Когда люди ее отца нашли их, она как раз была с ним в постели и заявила своему отцу, что не расстанется с Фрэнком, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.
– Как это ужасно, – прошептала Хьюстон. Кейн достал сигару из тумбочки около кровати и закурил.
– Она-таки его получила: через два месяца она сообщила родителям, что беременна.
– Тобой, – мягко сказала Хьюстон.
– Мной. Горас выкинул дочь из дома и сказал ей, что она ему больше не дочь. Его жена слегла в постель и оставалась там до тех пор, пока не умерла четырьмя месяцами позже.
– И ты ненавидишь Фентонов, потому что ты по закону такой же наследник, как и Джекоб, но тебя сослали в конюшни.
– Такой же, черт побери! – взорвался Кейн. – Ты еще и половины истории не слышала. Чарити переехала в трущобы, где жили Таггерты – единственное жилье, которое они могли себе позволить на ту зарплату, – что платил им Фентон, и возненавидела их. Конечно, никто не хотел с ней говорить: ведь она была одна из Фентонов, да и из того, что я слышал, никто и не собирался сбивать с нее спесь'. ..Через два месяца после того, как она вышла замуж за Фрэнка Таггерта – у меня тут есть свидетельство о браке, – он погиб под рухнувшими штабелями.
– И Чарити вынуждена была вернуться в дом отца.
– Он был сволочью, каких свет не видывал. Чарити попыталась обойтись без него, но чуть не умерла с голода. Я разговаривал со служанкой, которая работала тогда у Фентонов, и она рассказала, что, когда Чарити вернулась, она была грязной, исхудавшей и на последнем месяце беременности. Горас только бросил на нее взгляд и сказал, что она убьет свою мать, и что она сможет остаться только в качестве служанки. Он послал ее мыть посуду на кухню.
Хьюстон поднялась и встала около мужа, положив руку на его плечо. Она чувствовала, как он дрожал от переполнявших его чувств. Голос Кейна сделался тише.
– После того как моя мать четырнадцать часов скребла тарелки Фентона, она поднялась наверх, родила меня и после этого хладнокровно повесилась.
Хьюстон в изумлении смотрела на него.
– Никто не спас ее?
– Никто. Фентон поместил ее в самую дальнюю комнату на чердаке, и, даже если она и кричала, никто не мог ее услышать.
– И что сделал Горас Фентон?
– Он ее и нашел. Кто знает, может быть, его заела совесть, и он шел, чтобы исправить дело, но было поздно. Она уже умерла.
Немногие могли рассказать мне, что случилось потом, так что мне пришлось все собирать по кусочкам. Горас нанял для меня кормилицу, потом провел день, заперевшись с целой армией адвокатов, и через двадцать четыре часа после того, как Чарити повесилась, он приставил пистолет к виску и выстрелил.
Хьюстон села. Ей было нечего сказать. Она думала о том, как Кейну пришлось жить с этой трагедией всю свою жизнь.
– Так что тебя растили Фентоны.
– Меня никто, черт побери, не «растил», – закричал он. – Когда через два дня после самоубийства Гораса Фентона было оглашено его завещание, оказалось, что вся его собственность завещалась сыну Чарити.
– Тебе?
– Мне. Джекобу не принадлежало и цента. Он назначался опекуном Кейна Джекоба Таггерта, трех дней отроду.
– Но я не понимаю… – сказала Хьюстон, – я думала…
– Ты думала, что я родился без цента в кармане.
Джекоб не выходил из комнаты несколько часов после оглашения завещания, но ему удалось подкупить всех до одного адвокатов и состряпать новое завещание, по которому все отходило ему.
– А ты?
– Людям говорили, что ребенок Чарити умер при рождении, и первые шесть лет меня перевозили с одной фермы на другую. Джекоб боялся, что если я надолго задержусь на одной ферме, то смогу узнать правду о своем рождении.
– Или Таггерты могли узнать о том, что ты жив. Я не могу представить, чтобы Рейф мог позволить, чтобы его племянника так обвели вокруг пальца с его наследством.
– Деньги – это власть, а ни у кого из Таггертов никогда их не было.
Хьюстон пересекла комнату.
– А Джекоб не хотел бросать всего того, над чем он работал все эти годы. Он, наверное, считал Гораса своим отцом, но в последнюю минуту у него отобрали все, как будто он ничего не значил. И все отдали какому-то младенцу.
– Ты что, на его стороне?!
– Конечно нет. Я просто стараюсь понять, почему он совершил такой ужасный поступок. Что, если бы он управлял всеми делами, доверяя тебе, а ты, когда стал совершеннолетним, решил бы выкинуть его на улицу?
– Я бы не мог так поступить.
– Но он об этом никак не мог знать. Ну и что теперь? Ты хочешь возмездия?
– Какого черта, нет. Я знал об этом все эти роды.
– Ты не собираешься отнять у него деньги обратно? Сейчас твой собственный сын живет у Фентонов, и ты не выбросишь его из дома, не так ли?
– Подожди хоть одну чертову минуту, прежде чем ты соберешься во всем этом деле занять сторону Фентона. Все, что я когда-либо хотел, так это чтобы Фентон однажды оказался за моим столом, который был бы больше его стола, и во главе которого была бы первоклассная леди.
Хьюстон долго не отводила от него взгляда.
– Полагаю, тебе следует рассказать мне остальную часть истории. Зачем ты пригласил мистера Фентона на обед и какую в этом роль играю я? – тихо спросила она. По какой-то причине она чувствовала, как страх сковывал ее тело.
Кейн повернулся к ней спиной.
– Все эти годы, что я работал у Фентона в конюшне, каждый раз, когда я чистил его ботинки, я думал, что возвышаюсь сам над собой, воображая себя в его огромном доме. Пам и я начали валять дурака, а следующей вещью, которую я узнал, было то, что она вдруг уехала и оставила мне пятьсот долларов и «прощай-дорогой-мне-было-очень-приятно». Старина Джекоб впихнул меня в свой кабинет и заорал, что мне никогда не удастся заполучить то, на что он всю жизнь работал. В тот момент я думал, что он имел в виду Пам.
Я взял деньги и уехал в Калифорнию, и через несколько лет, когда я сколотил небольшое состояние, мне стало интересно, что же имел в виду Фентон, когда выгонял меня из своего дома. Я нанял нескольких человек, чтобы они что-нибудь разузнали. Это заняло порядочное время, но в конце концов я узнал правду.
