Закария сердито спросил:

— Куда же он исчез? Он же не из числа шутников или злодеев!

А Хасан растерянно пробормотал:

— Да и причин для бегства у него не было.

Садеку пришло в голову, что в пустыне полно разбойников, и сердце его ушло в пятки от страха. Вдруг Закария спросил устало:

— Может быть, он у муаллима Яхьи?

Оба юноши вскрикнули одновременно: «Муаллим Яхья!», и этот крик прозвучал, как голос последней надежды.

— Но что могло заставить его заночевать там? — усомнился Закария.

Встревоженные недобрыми предчувствиями, мужчины в молчании зашагали к рынку Мукаттам. Хотя было еще темно, кое–где уже раздавались петушиные крики. У Садека вырвался из груди вздох: «Где же ты, Касем?!» Им уже казался безнадежным их поход, но все–таки они дошли до хижины Яхьи, погруженной в сон. Закария постучал в дверь и услышал голос хозяина:

— Кто там?

Затем сам Яхья появился на пороге, опираясь на палку, а Закария извиняющимся тоном сказал:

— Прости, что разбудили тебя. Мы пришли узнать о Касеме.

— Я ждал вас! — проговорил муаллим.

В первый момент мужчины обрадовались этим словам, но тут же почувствовали беспокойство.

— Тебе что–нибудь известно о нем? — спросил Закария.

— Он сидит в моей комнате.

— С ним все в порядке?

— Надеюсь! — И добавил: — Сейчас все в порядке. Мои соседи возвращались из аль-Атуфа и наткнулись на него у скалы Хинд: он был без сознания. Они и принесли его сюда. Я побрызгал на него водой, и он очнулся, но выглядел очень усталым, поэтому я и решил дать ему выспаться.

Закария упрекнул старика:

— Почему же ты не сообщил нам сразу?

— Они принесли его посреди ночи, — спокойно объяснил Яхья. — Мне некого было послать к вам.

А Садек с беспокойством заметил: — Он несомненно болен!

— Когда он проснется, ему будет лучше, — успокоил муаллим.

— Давайте разбудим его и все узнаем, — предложил Хасан.

Но Яхья решительно возразил:

— Подождем, пока он проснется сам.

72.

Касем сидел на постели, опираясь на подушку и укрывшись по шею одеялом. Он был целиком погружен в свои мысли. Камар, держа на коленях дочь, которая без устали махала ручонками и издавала непонятные звуки, сидела у него в ногах. Из курильницы вился дымок, распространяя запах благовоний.

Касем протянул руку к стоявшему рядом с кроватью столику и взял стакан с тминной настойкой, сделал несколько глотков и поставил стакан на место. Камар ласкала дочь, но беспокойные взгляды, которые она то и дело бросала на мужа, ясно говорили, что игрой с ребенком она пытается скрыть свои чувства. Наконец, не выдержав молчания, она спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

Касем, словно опасаясь чего–то, повернул голову в сторону закрытой двери комнаты, снова посмотрел на жену и спокойно сказал:

— Я не болен!

— Я рада слышать это, — недоверчиво произнесла Камар, — но скажи, что с тобой случилось?

Немного поколебавшись, Касем сказал:

— Я не знаю. Нет, это не так, я все знаю, однако, если говорить правду, я боюсь, что наша спокойная жизнь кончилась.

Неожиданно заплакала Ихсан, и Камар поспешила дать ей грудь.

Пытливо глядя на мужа, она спросила:

— Почему?

Касем вздохнул и, указав себе на грудь, сказал:

— Здесь скрыта великая тайна, такая великая, что я не в силах хранить ее один.

Камар испугалась.

— Расскажи мне все, Касем!

Он выпрямился на своем ложе, и Камар прочитала в его взоре серьезность и решимость.

— Хорошо, я расскажу. Ты первая узнаешь мою тайну, но ты должна мне полностью верить. Вчера ночью там, у скалы Хинд, когда я был один в пустыне, со мной произошла удивительная вещь.

Проглотив от волнения слюну, Касем продолжал:

— Я сидел и наблюдал за плавным движением лунного серпа в небе. Внезапно он скрылся за облаком и стало совсем темно. Я хотел уже встать и отправиться домой, как вдруг услышал голос, который где–то совсем близко произнес: «Добрый вечер, Касем!» Я вздрогнул от неожиданности, так как не слышал перед этим никакого движения или шороха. Поднял голову и увидел на расстоянии двух шагов тень человека. Я не мог разглядеть черты его лица, но видел белую повязку на голове и широкую абу, скрывавшую его фигуру. Не без удивления я сказал: «Добрый вечер! Кто ты?» И как ты думаешь, что он ответил?

— Да говори же, мне не терпится все узнать!

— Он ответил: «Я Киндиль!» Я удивился еще больше и сказал: «Прости меня, но…» А он меня перебил: «Я Киндиль, слуга Габалауи!»

— Что, что он сказал? — недоверчиво воскликнула Камар.

— Что он Киндиль, слуга Габалауи.

Камар вздрогнула, и грудь ее выскользнула изо рта Ихсан. Личико девочки скривилось, она приготовилась заплакать. Камар снова дала ей грудь и, сильно побледнев, сказала:

— Киндиль, слуга владельца имения? Но никто ничего не знает о его слугах, ведь управляющий сам заботится обо всем необходимом для Большого дома. Его слуги относят все в сад и оставляют, а слуги Габалауи потом забирают.

— Да, это то, что известно жителям улицы. Но он назвался слугой Габалауи.

— И ты поверил ему?

— Я поднялся с места, поскольку этого требует вежливость, а также, чтобы иметь возможность обороняться, если понадобится, и спросил, почему я должен верить его словам. Уверенно и спокойно он ответил: «Следуй за мной, если желаешь, и ты увидишь, как я войду в Большой дом». Тогда я успокоился и поверил ему. Я не стал скрывать, что очень рад видеть его, и спросил, как чувствует себя Габалауи и что он делает.

Камар растерянно переспросила:

— Именно так ты и спросил?

— Да. Аллах свидетель! Он сказал, что наш дед чувствует себя хорошо, но больше ничего не добавил. Тогда я спросил, известно ли деду о том, что происходит на нашей улице. Киндиль подтвердил, что он все знает, так как живущему в Большом доме видно все, что происходит на улице, вплоть до самой малости. Поэтому он и послал его ко мне.

— К тебе?!

Касем недовольно нахмурился.

— Так он сказал. Я и сам очень удивлен. А Киндиль пояснил: «Возможно, он выбрал тебя благодаря мудрости, которую ты проявил в день кражи, и твоей честности. И он велел тебе передать, что все жители улицы — его внуки и имение — их общее наследство, а футуввы — зло, от которого надо избавиться, чтобы улица наша стала продолжением Большого дома». Он замолчал, а я словно потерял дар речи. Поднял я глаза к небу, смотрю, полумесяц вышел из–за облака, чистый и светлый. Тогда я вновь спросил: «А почему он передает это мне?» И ответ был: «Чтобы ты это осуществил!»

— Ты?! — воскликнула Камар.

Дрожащим от волнения голосом Касем отозвался:

— Да, так он сказал. Я хотел получить разъяснения, но он попрощался и пошел. Я следил за ним, пока мне не показалось, что он поднимается на стену Большого дома по какой–то необыкновенно длинной лестнице, очень длинной. Тут я остановился в недоумении. Когда же я вернулся к своему месту у скалы, намереваясь отправиться к муаллиму Яхье, то потерял сознание и очнулся только в хижине муаллима. В комнате воцарилось молчание. Камар неотрывно смотрела на мужа, Ихсан к этому времени уже крепко уснула, склонив головку на руку матери. Камар осторожно переложила ее в кроватку и снова подсела к мужу, с тревогой глядя ему в лицо.

Вдруг с улицы послышался хриплый голос Савариса, который на чем свет стоит ругал какого–то мужчину. Мужчина охал и кричал, и было ясно, что футувва избивает его. Саварис бранился, а бедняга в отчаянии призывал на помощь Габалауи.

Под взглядом жены Касем спрашивал себя, что, интересно, думает о нем Камар, а она думала, что он, видимо, говорит правду, так как сочинять подобное ни к чему. Он честен и ни разу ей не солгал. Он не сделал попытки завладеть ее деньгами, хотя это не составило бы для него труда. Так зачем же ему стремиться завладеть доходами от имения, зная, с какой опасностью это сопряжено? Неужели и вправду спокойные дни миновали?

— Скажи, ты рассказал мне об этом первой? Касем кивнул головой, а Камар продолжала: