Сиденье поблескивало влагой, ветром на него нанесло мелкого сора. Устраиваться на таком — только джинсы зазря пачкать. Дэн посмотрел мимо него, в серое небо, застегнулся под горло и вздохнул.

— Я наглупил, — признался он. — Страшно наглупил, но, когда тебя ранили, не мог поступить иначе. — Носком кроссовки Дэн подцепил упавшую веточку и отбросил ее прочь. — Все должно было быть по-другому, а тогда… Начальство сочло это провалом миссии. Убеждать их, что ты нормальный парень, в тот момент было бессмысленно. А аргумент про историю с Марией, которой можно на тебя надавить и обезопасить себя, не сработал, хотя я очень на него рассчитывал. Операцию решили сворачивать. Меня готовились отозвать, впереди ждало служебное расследование… — Здесь он невесело усмехнулся. — Единственное, что удалось выбить, — защиту для тебя в случае дачи показаний против Сколетта. Их же много не бывает. Я собирался так сделать в любом случае. Вытащить тебя, когда все закончится. Просто теперь пришлось торопиться.

Он говорил негромко и размеренно, но в каждом слове все равно сквозила горечь, и перед глазами отчетливо встала ночная поездка и день следом, когда Дэн вернулся с видом оттасканного за шкирку. Крепко же ему должно было достаться. Тот тем временем выудил из кармана пачку сигарет, протянул ее качнувшему головой Теду и прикурил сам. Осторожно втянул дым — и тут же закашлялся, болезненно морщась и стараясь не шевелиться. Его левая рука метнулась к боку да так и замерла, не касаясь.

Даже не думая, Теодор шагнул вперед, выхватил тлеющую сигарету у него из пальцев и затушил о бортик стоявшей рядом с лавкой урны.

— С твоей штопкой только этого сейчас не хватало, — буркнул он, злясь то ли на рыжего за такую дурость, то ли на себя, что сразу не сообразил. Дождался, пока тот возвратит себе нормальное дыхание, и продолжил за него: — А потом выяснилось, что я могу больше, чем попросту сдать капо.

Дэн осторожно кивнул.

— Это все изменило. После того как меня перекинули в другую группу, выход на дона казался почти потерянным. Никто и подумать не мог, что он может быть так близко. Конечно же, за тебя тут же ухватились и все пересмотрели. А я… — Он замолчал на мгновение, уронив взгляд в землю, и признался: — Я не хотел, чтобы ты узнал вот так.

— И все равно молчал. Только в конце не выдержал.

Теодор произнес это не сразу и без зла, просто желая выяснить все целиком и полностью, и, только договорив, понял, что на самом деле уже знает ответ. Прозвучавшее:

— Это было опасно, — стало только лишним подтверждением.

Полтора месяца постоянного риска. Они прошли по лезвию, не порезавшись, почти до самого конца. Но что, если нет? Если бы Мария объявилась раньше или он, Тед, чем-то себя выдал? Себя одного. Да, в ту ночь Луиджи счел бессмысленным выбивать информацию, но этого могло и не случиться. Он мог не появиться, его могли не послушать. А продержаться и не говорить ничего, терпеть, изворачиваться и врать на ходу — выйдет сколько? Очень хотелось сказать: «Я бы смог. Не выдал», но правда заключалась в том, что понять такое наверняка можно лишь на практике. И если он сам не знает свой предел, как может его знать другой? В каком-то смысле Дэн был скован тем же законом молчания, пусть и по другую сторону.

А еще подумалось, как же он жил все эти четыре года. Что должен был чувствовать, когда, едва внедрившись в семью, чуть не погиб? Каково это было — все время знать, что в любой момент что-то может сорваться, и тогда единственное, что светит — Яма? Последнее коснулось и Теда тоже. Он отчасти побывал в шкуре рыжего. Не столько и не так, но все же мог его понять.

Дэн снова вскинул на него взгляд. Поднявшийся ветер шевелил отдельные повылезшие из хвоста волоски, и веснушки на бледном, как будто выстуженном добела лице казались темнее, чем есть.

— Я не хотел с тобой — вот так, — медленно, будто через силу произнес он. — Надо было ждать, я знаю. Ждать, пока мне не нужно будет больше от тебя скрываться. Я не смог.

Последние слова прозвучали эхом его собственных, сказанных когда-то давно, целую жизнь назад в темной машине; и в светлых, будто выцветших глазах, в линии плеч, во всем теле стоявшего напротив Дэна читалось сожаление. О том, что не справился с собой, поддался чувствам и ответил на них раньше времени. Но не о том, что было между ними двумя. Это проглядывало так ясно, так четко, что у самого Теодора слова кончились. Да и нужны ли они были, когда все уже сказано, все точки — расставлены, а недомолвок не осталось? Дэн, однако, истолковал упавшее молчание по-своему.

— Вот, в общем, и все.

— Все? — Собственный голос Тед услышал будто со стороны, глядя, как уже отвернувшийся, уткнувшийся взглядом в землю Дэн замирает и медленно поднимает к нему лицо.

— Я не жду от тебя прощения, — сказал тот просто и прямо, как будто озвучивал всем давно известный факт. — Я на него и не рассчитывал.

Вопрос, а пришел бы он, уверенный, что своими руками все перечеркнул, вообще, если бы не брошенное у скорой «потом» и не расспросы, наверняка ему переданные, ударил под дых, но вслух Тед сказал совсем не это.

— Хрен я тебя не прощу, — пообещал он, хватая рыжего за левое плечо, как будто тот мог сбежать. Аккуратно, но цепко. — Ясно? То есть врежу, конечно, но потом. Когда у тебя бок заживет.

Изумление с облегчением пополам, вспыхнувшее во взгляде напротив, лучше всяких слов подсказало: Дэн действительно шел расставить точки и ни на что не рассчитывал, и Тед продолжил:

— Или для этого мне тебя еще и ждать после твоего «служебного расследования» придется, пока выпустят?

Чем дальше, тем больше казалось, что с плеч Дэна медленно поднимают тяжелый груз. Тонких губ коснулась улыбка. Едва-едва, самым намеком.

— После того, как мы сдали Маранцано? Нет.

— То есть слинять он не успел. Отлично.

Дэн смотрел на него еще самую чуточку неверяще. На такой взгляд можно было ответить только действием. Почти как тогда, у него на квартире, только теперь раненый и нет поменялись местами и не висело между ними больше никаких тайн, а понятие «омерта» стало просто звуком, больше не имевшим к ним никакого отношения.

Тед прижался лбом ко лбу и на мгновение замер.

Впереди ждал суд над мафиозным доном. Наверняка очередная дача показаний. Громы и молнии от родителей. Перечеркнутая прошлая жизнь. Неизвестность. Но что-нибудь они да придумают.

Вместе.

========== На дороге (необязательный вбоквел) ==========

Со скоростного шоссе Тед свернул не сразу. Выехав из города, он гнал минут двадцать, пропустив два съезда, и лишь затем перестроился из крайнего левого в ряд, ведущий на обводную дорогу, с которой еще минут через пять ушел на тихую, всеми забытую однополоску. Длинный отрезок, где не было даже фонарей, и оттого казалось — байк разрезает густую темноту, тут же смыкающуюся следом. Пришлось сбросить скорость, а затем Теодор и вовсе затормозил, дождался, пока рыжий слезет, и поставил мотоцикл на подножку.

Глухая ночь обняла со всех сторон. Только лежало на черном асфальте световое пятно от фары мотоцикла, да где-то далеко-далеко справа мерцало едва заметное свечение — то ли крохотный мотельчик, то ли заправка, то ли все вместе сразу.

За долгий этот месяц, наконец-то полный правильной, нужной работы, вырваться удалось впервые. И то, скорее, на чистом упрямстве: слишком уж сильная накапливалась усталость вечерами, и лишь сегодня желание хоть ненадолго забыться, выбросить все из головы толкнуло под сердце с особенной настойчивостью, и Тед вывел мотоцикл из гаража. Можно было поехать в «Карнавал». Раствориться, как обычно, в его ровном гуле, зацепиться с кем-то языками и трепаться, трепаться, трепаться обо всякой ерунде, разгружая мозг, но этого не хотелось. И к тихому вечеру дома тоже не лежала душа, как и к обычным покатушкам в переплетении городских улиц. Тянуло попросту открутить — и гнать, пока не сделается легко и бездумно.

А маршрут проложился как-то сам по себе.