Ему тоже пришлось порядком вкалывать. Тед видел, как он измотан и как упрямо держится. И вот теперь. Теперь…
Тонкие губы прижались к его губам и тут же разомкнулись, в волосы на затылке зарылись сильные пальцы. Тед сгреб Дэна в охапку, целуя с не меньшей торопливой жадностью. Скоро, хотелось сказать ему. Скоро, скоро, скоро…
Но его, это слово, казалось невозможным произнести. Как будто, озвученное, оно утратит силу, отменит все случившееся и впереди снова окажутся долгие дни работы и риска засыпаться на каждом шагу.
— Идем, — шепнул Тед на ухо, и Дэн сам потянул его в комнату.
Горячий, приникающий с какой-то особенной лихорадочной требовательностью, и идти получалось с грехом пополам, спотыкаясь на каждом шагу, потому что у Теда и самого не доставало сил от него оторваться.
Еще совсем немного, совсем чуть-чуть — и не будет больше ни донов, ни семьи, ни мафии. Тед особо не задумывался, что именно ощутит, когда все закончится, но ему всегда представлялось — будет взрыв эмоций. Что он подпрыгнет до потолка, совершит круг почета по всему городу или еще нечто в том же роде. На деле же к этому чувству оказалось невозможно подготовиться. Оно ударило штормовой стеной, оглушило, заполнило до краев и переполнило, но не вырывалось ни радостным воплем, ни лихим сумасбродным действием. Только обжигало каждый нерв, каждую клетку нетерпеливым ожиданием.
Еще немного…
Тед потянул вверх водолазку, открывая светлую кожу, помог Дэну выпутаться из рукавов и, когда из ворота вынырнула взлохмаченная голова, отбросил снятое в сторону. Сжал и чуть потянул рыжие волосы, приникая к подставленной шее легкими, пока еще легкими касаниями. Торопиться не хотелось. Пальцы Дэна пробежались по пуговицам байковой рубашки, проталкивая их в петли одну за другой. Спущенная с плеч, она повисла у Теда на локтях, мешая действовать, но как же непросто было выпустить из своих рук льнущее жилистое тело, пусть даже и только затем, чтобы тут же снова его стиснуть и добраться наконец до дивана. Плевать, что неразложенного.
Еще только вчера они радовались наступившей передышке и навещали в больнице Пивного Алекса, который умудрился влететь под грузовик и дешево отделаться: даже мот — и то вполне себе подлежал восстановлению. Вчера они смеялись над застуканной картиной маслом: Алекс и три его девицы, явившиеся одновременно. Гадали, сколько еще потребуется времени и сведений. А уже сегодня на очередной из немногих встреч принявший их помощь коп нахмурился и на мгновение сжал губы, прежде чем объявить, что уже собранного достаточно. «Официально еще ничего не решено, — проговорил он, — распоряжения не было, но это — уже формальности. Так что можете готовиться к отходу. Вопрос пары-тройки дней. С вами свяжутся».
— Почти все, — все-таки выдохнул Тед в поджарый живот, усаживаясь и притягивая Дэна к себе. Джинсы со всем прочим они потеряли где-то на последних шагах.
Тот закивал, опираясь согнутой ногой о сиденье и придвигаясь ближе. Крепкий, сильный, обманчиво худой в мешковатой одежде, он был полной противоположностью всему привычному и знаемому. Ни плавных линий, ни ласковой округлой мягкости («Ты весь сплошные коленки», — как-то фыркнул Тед на ухо, выглаживая эти самые коленки), но как же от него такого, от литых мышц под кожей и жаркого дыхания, вело голову. Как невозможно он заводил… С пол-оборота.
Лампу в комнате они так и не зажгли, и в неверном свете, добивающем из коридора и вползающем в окна слабом фонарном свечении, все вокруг казалось немного зыбким. Нереальным. Настоящим было лишь то, что получалось ощутить. Горячая кожа под руками, дрожащее от ласки тело, подающееся навстречу, и собственное возбуждение.
Кажется, Дэна тоже сносило от того, как близко, буквально руку протяни, было освобождение. Он всегда с жадностью впитывал удовольствие и отдавал его сам, но сейчас жадность эта сделалась особенно острой, чувствовалась в каждом движении, в каждом вздохе, в том, как трепетали под прикосновениями и тут же перехватывали поцелуй губы — словно не было, нет и не будет никогда момента, кроме того, что есть здесь и теперь.
В каком-то смысле он был прав. Не будет. Ни нынешней квартиры, ни Лост Хейвена — ничего. Все иначе и заново, но пусть мысль и колола сожалением, «заново» — не значит «плохо».
Тед отодвинул от своего плеча узкую ладонь, провел приоткрытым ртом по груди, задержавшись там, где ударяло в нее сердце — сильно, будто птица об изогнутые прутья клетки. «Скоро», — безмолвно сказал он теплой коже. Скоро, скоро. Относилось это к их будущему или к явному нетерпению, с каким Дэн цеплялся за него свободной рукой, он и сам уже толком не знал.
Только желание все продлить дало справиться с нетерпением собственным — и то пришлось несколько раз двинуть по члену рукой, снимая хоть часть напряжения, прежде чем вернуться к теплому животу, подняться поцелуями выше и усадить Дэна к себе на колени, принимаясь за шею и ключицы. Тот не остался в долгу — поймал его губы и качнул бедрами, притираясь так прицельно и сильно, что в глазах потемнело. Тед остановил бы его, остановил обязательно — и плевать, что в паху почти болезненно ломит, — но Дэн замер сам. Вжался теснее некуда и отвечал на поцелуй, позволяя вести.
Несколько дней. Каких-то несколько дней. Всего. Несколько. Дней.
Эта мысль по-прежнему дрожала глубоко внутри — когда Тед покусывал тугие соски, утюжа ладонями спину, и когда он вылизывал чувствительную кожу рядом с челюстью. Когда оба пытались хоть как разместиться на диване, где вытянуться целиком мешали подлокотники, и когда Дэн снова дрожал, тесно прижимаясь и всхлипывая от пальцев, легко кружащих по головке — и чего только стоило не обхватить крепче! Отзвуки бившихся в голове слов спаялись с их близостью накрепко и исчезли лишь тогда, когда член обхватили горячие губы, потому что невозможно сделалось думать вообще ни о чем, кроме кипящего удовольствия, отступавшего всякий раз, когда становилось слишком.
Он рывком дернул Дэна наверх, целуя сильно и глубоко. Всего было много, всего было мало, всего было в самый раз, и смазка с презервативами, как назло, куда-то провалились, обнаружившись лишь с третьей попытки там, где уже не раз пытались их нашарить. Спина под гладящей ее ладонью взмокла. Дэн цеплялся за обивку, принимая движения пальцев, раскрывался навстречу, тесно сжимал в ответ на каждый толчок бедер и снова не торопился и не торопил. Он все отводил потянувшуюся приласкать руку, сорвавшись и прижав ее к своему члену только под конец, когда Тед уже прикусывал щеку и больше не пытался удержать медленный, чувственный темп.
Потом, после позднего ужина, уборки и душа, уже рухнув на разложенный и застеленный диван, Тед потянулся до хруста и прикрыл глаза. Сон подкрадывался на мягких лапах, укутывая блаженной расслабленностью. Дэн лежал рядом на боку, как всегда с рукой под подушкой. Снаружи разгулялся осипший ветер. Светящиеся часы на столе показывали полвторого ночи.
— Блин, Дэнька! Мы и правда почти все… — Тед сказал это негромко, а про «почти» так и вовсе спохватился едва не в последний момент, не желая спугнуть везение, раз уж не выдержал.
— Да. — В голосе Дэна сна было ни капли. — Почти. И какие планы? К родителям поедешь?
Дремота шарахнулась прочь, и Теодор едва не сел на постели.
— Да ну к черту! — шепотом возопил он, рывком поворачиваясь к рыжему.
Одеяло тихо зашелестело, когда тот приподнялся на локте.
— Почему? Раньше — понятно, но теперь ты спокойно можешь говорить, что участвовал в полицейской операции. Это даже…
Тед хмыкнул, прервав его на полуслове.
— Не знаешь ты моих предков, — проворчал он, сунув под голову согнутую руку. — Что совой по пеньку, что пеньком по сове… Мафия-полиция… Папаша так и так будет бухтеть: всегда, мол, знал, что сын по кривой дорожке пойдет, а как закончит — скажет сидеть дома и не высовываться, пока он с ружьем бдит, а то неизвестно, какие охраннички и с кем еще я связаться успел.
Где-то полминуты висело молчание. Дэн улегся обратно, но чувствовалось, что не обмяк расслабленно, а напротив.