— Накормили бы антибиотиками, которые мне и так трескать, — проговорил он в напряженную спину. — А ремень… можно было вместе последить, ослаблять время от времени. Уж ночь бы как-нибудь пережил, и вытекло бы из меня уж точно не ведро.
Лопатки под тонкой тканью шевельнулись, и Дэн резко повернулся к нему.
— Может быть. А может, и нет. Зашить тебя как можно скорее — гораздо лучше, чем ошибиться со временем и потом расхлебывать последствия. Ты так не считаешь?
Тон в противовес словам был почти ровным. Почти, но что-то еще прорезалось сквозь эту вроде бы рассудительную спокойную холодность — не обида, другое — и в глазах, да и всем облике все ярче проступало то же самое. То, что у Дэна, как он ни старался, не получалось сдержать. Тед мог сдать назад. Сказать: «Ладно, проехали. Спасибо» — и закурить, заполняя повисшую паузу. Закрыть тему, снова вернувшись к шаткой неопределенности. Мог бы. Но перетряхнувшие все события этой ночи, поступок Дэна, а главное — эмоции, так открыто и очевидно проступившие в его лице, не давали этого сделать, и Тед решился. Он шагнул вперед, отметив, как Дэн вскинул голову. Оказался рядом, видя, что тот не собирается отступать, и тихо произнес:
— Я спросил не «зачем» — это и так понятно. И я не строю из себя неблагодарную скотину. Я спрашивал другое. Ты сомневался, стоит ли меня везти, взвешивал все остальные варианты. Я не знаю, что там конкретно произошло у дока с Маранцано, но явно что-то очень серьезное, раз уж продолжение вашего знакомства грозит тебе проблемами и, похоже, большими. Ты понимал это, и все равно из двух рисков выбрал свой, а не мой. Почему?
— Ответа «потому что я тебе верю» недостаточно? — произнес Дэн одними губами, не громче выдоха.
Тед помотал головой и сделал еще один шаг, совсем крохотный, едва не задевая рыжего подвешенной в косынке рукой. Тот снова не отступил, и за спиной у него была распахнутая дверь, но все равно возникло ощущение, что он приперт к стенке.
— Почему? — совсем тихо повторил Тед, поднимая ладонь и касаясь ею растрепанного затылка. Притягивая к себе, но не заканчивая движения и глядя в потемневшие глаза. — Может, поэтому?
Упавшая вслед за словами тишина заполнила собой всю квартиру, выползла на улицу, заглушив собой редкие звуки предрассветного города, и Тед застыл на месте, ведя большим пальцем вдоль скулы с редкими точками веснушек. «Только попробуй соврать, — хотелось сказать ему. — Только попробуй сказать, что я не прав».
— Может быть.
Ответ обдал теплым дыханием, и последние сантиметры Дэн стер сам. Без робкой неуверенности, без колебаний. Губы у него были сухими, горячими, а сам поцелуй вышел коротким и скомканным, но таким сильным, будто своим действием Дэн сжигал за собой все мосты. Отбрасывал к чертям сомнения и какие-то запреты, все и совсем для себя решив. Отстранившись, он на мгновение прижался лбом ко лбу, вздохнул неглубоко и чуть тряхнул головой, смотря Теду в лицо открыто, как еще никогда прежде.
Рука, висевшая бесполезной колодой, не давала крепко обнять, и невозможность притиснуть к себе изо всех сил — так, как хотелось, — почти бесила. Но это не значило, что он собирался остановиться. Тед запустил пальцы в мягкие волосы, чуть потянул и прижался ко рту Дэна снова, понимая, что у него самого сомнений с запретами не осталось гораздо раньше. А если бы и были, сейчас бы он на них точно плюнул.
Тонкие губы разомкнулись, впуская очертивший их язык. Под большим пальцем гладившей шею руки бешено стучала жилка. Дэн шумно дышал носом, жадно отвечая на поцелуй, сам касаясь языка языком и отступая. Он чуть вздрагивал от легких укусов, гладил по спине и плечу, вцепляясь пальцами, и от этой живой отдачи, яркой реакции, зовущей не нежничать, не осторожничать, не прекращать, усилить напор, крышу срывало напрочь.
С запозданием Тед осознал, что все-таки в какой-то момент двинулся вперед и вжал его в дверной косяк, но когда — не имело значения, потому что Дэн, всегда спокойный, выдержанный Дэн, запрокинул голову, подставив шею. Такое простое движение, обычное и невинное в любых других обстоятельствах, сейчас отозвалось жаркой вспышкой, сжигающей предохранители один за другим. Оно виделось бесстыдным требованием, и требованию этому невозможно было не последовать.
Сперва мягко, едва касаясь приоткрытым ртом. Просто подышать на чувствительную кожу обещанием большего, пока дыхание над ухом не станет чаще, а пальцы не лягут на затылок в попытке надавить. И вот тогда — продолжить легчайшими движениями. Помедлить. Чуть прихватить зубами, отступить и тут же зализать быстро гаснущий розовый след. Прикусить еще раз и все повторить снова, чувствуя, как начинает знакомо и горячо тянуть внизу живота.
Чертова косынка, из-за которой приходится изворачиваться!
Чуть отстранившись, Тед всмотрелся в узкое лицо.
На бледных щеках, чуть шершавых к вечеру, горел яркий румянец, ресницы плотно зажмуренных век подрагивали. Под ладонью рваными толчками — вдох-вдох-выдох, вдох-выдох-вдох — ходила грудная клетка. Похоже, сносило Дэна едва ли не хлеще. Его руки беспорядочно шарили по спине и боку, с силой гладили всюду, где только могли, и каким-то образом простые эти прикосновения выходили неимоверно чувственными. Он тянулся навстречу всем собой; тихо ахнул, когда Тед задел ногтем его сосок, и еще раз — чуть громче, почти застонал, когда он прижался к горячим губам, сминая их грубоватой лаской.
В паху сладко заломило, зовя прижаться и хотя бы потереться о подставленную ногу, а еще лучше — расстегнуть давящую молнию и содрать джинсы со всем остальным и с себя и с Дэна.
На виски легли крепкие ладони.
— Между прочим, у тебя рука, — хрипловато, с усилием напомнил Дэн.
— Между прочим, у нас их три на двоих, — в тон ему ответил Теодор, и не подумав перестать тянуть вверх его футболку. — Как-нибудь разберемся.
На губах Дэна расцвела тихая, но задорная улыбка. Он чуть подтолкнул Теда в плечо и продолжил подталкивать, пока под колени не ткнулся край кровати; чуть надавил, подсказывая — садись, и сам закончил начатое. Смятая ткань не долетела до кресла и спланировала на пол с тихим шорохом. Ловкие пальцы расправились с застежками, нырнули внутрь и обхватили, заставив зашипеть и двинуться навстречу, но не успел Тед привлечь Дэна к себе и заняться тем же самым, как тот плавным движением опустился на колени, провел руками по бедрам и, вытащив член, вобрал его в рот.
Тед сгреб покрывало в кулак и стиснул зубы. Спину покалывало испариной. Дэн совершенно не собирался затягивать и дразнить. Не проходился легкими поцелуями и касаниями, не обхватывал, чтобы тут же выпустить. Он уверенно двигал головой, с силой массируя языком головку, и от этого острого, яркого удовольствия, от вида губ, обхвативших член плотным кольцом, и полыхающих алым скул внутри все сводило, заставляя напрягаться в попытке не толкнуться вперед.
Дэн тихо застонал, отстранившись, снова обнял губами головку, придерживая Теда за бедро одной рукой, и по движениям второй стало ясно: он тоже расстегнулся и отдрачивает себе, не в силах утерпеть.
Нет, так не пойдет…
— Давай. — Тед подтолкнул его в плечо, отодвигая, и пересел ближе к спинке. Облокотился на нее, забравшись на кровать целиком. — Иди сюда.
Сталкиваясь пальцами, они выпутались из джинсов с трусами, бросив их на пол, носки отправились следом. Дэн перекинул ногу через его бедра, переступил коленями по постели, уселся верхом и потянулся за поцелуем, ахнув, когда член скользнул вдоль члена, и притираясь сильнее. Горячего скольжения было мало обоим, и он протестующе замычал, когда Тед оттолкнул его руку, потянувшуюся вниз, задвигался быстрее и упрямо потянулся снова.
— Сейчас, — хрипнул Тед, поймал приоткрытые губы, провел ладонью по расцвеченному пятнами синяков боку и поджарому животу, сам обхватил оба ствола, быстро и сильно работая кулаком. Так, как всегда нравилось ему и как явно требовалось сейчас Дэну.
Дэн застонал в голос, зажмурился, крепко вцепился в спинку кровати рядом с его головой, и Теда снова обожгло жарким сожалением, что не выйдет сейчас притянуть его теснее, сжать, выглаживая ходящие под кожей мышцы, и перекатиться, всем весом вдавливая в постель крепкое тело. Пришлось потянуться выше, задевая губами губы, подсказывая наклониться и убыстряя темп, потому что дальше сдерживаться стало уже совсем невозможно.
