Как знала! Нетерпеливый стук кулака в дверь и сопроводительное кваканье. А ещё что-то очень громко разбилось. Я бы даже сказала, что назревает военный конфликт, но младшему из сыновей лорда Гаусельма Сальвера воевать банально нечем: его тормаш радостно скачет по поместью в поисках чего-нибудь съестного и в попытках выбраться из совсем ещё недавно чисто-белого пояса тулузы. Несмотря на совершенно бредовую, но аховую ситуацию меня прорывало на смех, который приходилось сдерживать с большим трудом. "Владыка жабьего царства", хотелось пошутить мне, припомнив, что здесь и сейчас -- это территория некоторого царства.
Стук повторился, но дверь открыли, не дожидаясь ответа. Мужская половина аристократии Сальверов вошла внутрь, созерцая скорчившуюся на полу меня. Я скрывала безумный хохот, претворяясь чуть ли не умирающей от режущей боли в животе, отсутствующей на данный момент. Реймун, как обходительный кавалер, роль которого он играет безупречно, помог подняться и довёл до кровати. Он обеспокоено поинтересовался, что произошло и почему дом наводнили лягушки? Он что, жаб от лягушек отличить не может? Этот факт возмутил до глубины души, а потому пакость больше не кажется перебором. Лорд Гаусельм стоял на пороге, а лорд Кентин исчез, оставив право разбирательств на отца и младшего брата.
-- Куда ты дела тормаш? -- максимально вежливо спросил Реймун, поглаживая меня по пояснице. Зря.
Чувство себя опустошённой, потому молча заваливаюсь на кровать и закрываю глаза. Пусть думает всё что хочет, а я отвечать не собираюсь. В конечном итоге поняв, что от меня ничего не добьётся, мальчишка встал с кровати и подошёл к отцу, что-то ему тихо сообщив. Подслушивать я не собиралась и не могла, хотя было интересно, что эти двое придумают. Если уж не по теме спасения собственного дома, то хотя бы в качестве оправдания за паршивые планы Реймуна на мой счёт. Он что-то всё же решили, и лорд Гаусельм покинул комнату, закрыв за собой дверь. Реймун, наоборот, вернулся на кровать и с лёгкой улыбкой смотрел на исходящую в притворных муках меня.
-- Здоровая, не ври, -- Реймун совершенно по-детски пихнул меня в бок. -- Мне следовало сознаться отцу, что я, игнорируя закон, что-то... чувствую к тебе?
-- Что? -- я резко подорвалась и села на кровати, реагируя на признание. -- Давай без сладких речей. Меня они не вдохновляют.
В ход пошла тяжёлая артиллерия. Видимо Сальвер догадался, что я подслушала его с лордом Гаусельмом разговор, и теперь мщу. Я же просто-напросто отчитываю, как мальчишку, коим он и является. Как только поймёт, что поёт дифирамбы в пустую, начнёт либо клясться в вечной и искренней любви, либо пытаться отвлечь внимание соблазнительными шепотками. Только бы про верность не забыл, как то обычно бывает у малолетних соблазнителей. Или вовсе говорят о любви до гроба, предполагая, видимо, о скорейшем летальном исходе девушки.
-- Ты сама позволила прикоснуться к волосам! -- взбесился Реймун, превратившись во вздорного юнца, которого я совсем недавно встретила в Приючье. -- Прекрасно знаешь, насколько интимно это согласие.
А вот я как раз-таки не знала. В подслушанном разговоре лорд Гаусельм говорил о каких-то законах, и Реймун тоже игнорирует какой-то закон. Если бы я только знала, о чём идёт речь! С лекарем Паскау Горта я изучала только язык и письменность, причём только те разделы, которые не являются общеупотребимыми, а лишь среди лордов и леди. Если высшее общество такое, сплошь избалованное и поражённое гордыней, то я в нём находиться не хочу. И эти обязательные к исполнению законы, без которых шагу не можешь ступить... не надо такого.
-- Мне всё равно, -- спокойно припечатала я, желая покинуть комнату. Следовало подумать, как разузнать о правилах и канонах.
-- Наплевательски относишься к естественным законам? -- поразился Реймун. -- Конечно, ты ведь женщина. Тебя это не касается. А то, что по твоему велению могут пострадать окружающие...
-- Не тебе, юнец, говорить о страданиях! -- не выдержав, прикрикнула я и прошипела. -- Замолчи! Слышать. Ничего. Не. Желаю.
Что о страданиях может знать фальшивая галлюцинация коматозного сна? Если это мой персональный ад, то я пройду его с гордо поднятой головой. Сальвер молчал и хмуро поглядывал на меня. Дверь в комнату заскрипела, и внутрь без приглашения вошли двое: лорд Кентин и рыжая женщина, которую я видела в одной из комнат, когда искала тормаш. Атмосфера накалялась и меня окунуло с головой в депрессивные мысли. Предчувствие, что сейчас начнут отчитывать и объяснять, насколько я неправа, не отпускало. А выслушать придётся -- двое только что пришедших загораживали выход.
-- По правде говоря, Реймун -- старший сын, первенец родителей, -- отстранённо подчеркнул Кентин, поглядывая на брата. -- Он на шестьсот двадцать лет старше меня и на тысячу двенадцать старше Маю.
-- Названному брату пять тысяч четыреста семь, -- поддакнула рыжая женщина. Это она кричала первая.
Я отказывалась в это верить. Даже осознала сказанное не сразу. Намного легче восприняла факт, что понятие "возраст" всё-таки используется в обиходе, и он насчитывает сотни лет, нежели информацию, что этому юнцу почти пять с половиной тысяч лет. На вид ему лет шестнадцать-семнадцать, не больше! А Кентину чуть ли не около тридцати. Тогда мне самой, по меркам данного летоисчисления, должно быть на сотню-другую меньше шести тысяч лет, но мне немногим за шестьдесят. Страдать арифметикой сейчас не к месту.
-- Пришлите мне бумагу и мелки, пожалуйста, -- сменила тему я, позорно сбегая с поля битвы.
Это сражение я проиграла, а враг не выведен на чистую воду. Так пусть этот побег будет считаться запланированным стратегическим отступлением для обновления и корректирования ближайших тактических ходов. Проигрывать я никогда не умела.
ГЛАВА 6: БАБОЧКИ-ЛЮБОВНИКИ
