Доктор Патель кивнула и сдержанно сложила руки на груди; взгляд ее стал чуть менее сосредоточенным, когда она пустилась в объяснения.
– Норазофен метаболизируется в печени, распадаясь на белковые цепочки, которые затем выводятся с желчью, а также почками. У небольшого количества пациентов наблюдалось постепенное нарастание иммунной реакции на эти белки, – она вздохнула с раздражением профессионала, видящего в этом личную неудачу. – Это означает, что пациент может периодически принимать лекарство в течение нескольких лет без каких-либо последствий. Однако даже когда Норазофен полностью покидает организм, антитела к нему остаются.
- Что это значит? – спросил Майкрофт тихим голосом, в котором звучала едва уловимая зажатость – видимо, от осознания, что ему потребовались разъяснения.
- Это значит, что каждый раз, когда организм сталкивался с Норазофеном, он производил новые антитела, добавляя их к тем, что уже присутствовали в тканях и крови, - пояснил Джон, скользя глазами по документу в своих руках.
- На этот раз количество антител достигло уровня, достаточного, чтобы привести к серьезной реакции, которая в данном случае проявилась в виде судорог. Случай редкий, но не сказать, чтобы неслыханный, - завершила свою речь доктор Патель, отступая в сторону, чтобы пропустить одну из медсестер. – Я хотела бы произвести еще один забор крови и убедиться, что уровни как Норазофена, так и иммуноглобулина Е снизились до приемлемых величин. Отсутствие припадков за последние шесть часов или около того показывает, что вопрос снят, но мы все же введем антигистаминный препарат, чтобы ускорить выздоровление.
Шерлок прищурился, когда была взята новая порция крови, и в вену влилось лекарство. После того, как иглу вытащили, он продолжал смотреть на свою руку, раздумывая над словами доктора Патель. Аллергический ответ был абсолютно непредвиденным; никаких других симптомов не было – ни сыпи, ни раздражения – но ему довелось повидать достаточно много страдающих от аллергии людей, чтобы понимать, что эта болезнь была какой угодно, но только не предсказуемой. Она могла убить в мгновение ока или же проявиться лишь слабым дискомфортом, и попытка найти в этом хоть какую-нибудь логику была далеко за пределами возможностей обычного человека.
- Значит, когда я делал инъекцию, не было немедленной реакции потому, что его организм чувствителен не к молекуле лекарства, - произнес Джон неторопливым тоном человека, прорабатывающего проблему. – И только когда в его крови накопилось достаточное количество распадающегося Норазофена, начались припадки.
Доктор Патель кивнула, занося что-то в карту Шерлока и несколько раз обводя написанное в рамку.
- Подобное встречалось ранее у небольшого числа пациентов, поэтому у меня возникли подозрения.
- Но что делать, когда ему в очередной раз будет необходимо обезболивающее? – спросил Майкрофт, подходя к кровати Шерлока. – Он мучается от приступов мигрени вот уже почти двадцать лет. Ему потребуется помощь фармакологии, чтобы справиться с ними в будущем.
- Я немедленно займусь поисками альтернативы, - ответила врач. – К сожалению, мистер Холмс не может в дальнейшем употреблять Норазофен, но сейчас, когда нам известно об аллергическом ответе на данное лекарство, мы сможем следить за проявлением чувствительности к другим препаратам и оперативно отреагировать, если ситуация повторится, – она щелкнула ручкой, убирая стержень, повесила карту Шерлока обратно на изножье кровати и забрала у Джона папку. – Вам придется остаться здесь еще на одну ночь для наблюдения, мистер Холмс. Однако если не появится никаких новых осложнений, мы выпишем Вас завтра с утра на попечение доктора Ватсона.
Шерлок глубоко вдохнул через нос прежде, чем едва заметно кивнуть головой. Поняв, что больше вопросов ни от Майкрофта, ни от Джона не последует, доктор Патель вышла из палаты усталой походкой: работа выполнена и еще одна маленькая загадка решена. Конечно, куда более серьезная головоломка о причине мигреней Шерлока по-прежнему оставалась без ответа: угроза, которая, без сомнения, возникнет вновь, и теперь даже слабое облегчение Норазофена не было ему доступно, чтобы помочь выдержать следующий шквал.
- Господи, - пробормотал Джон, опускаясь на стул и потирая лицо руками. – Я даже не знаю, испытывать облегчение или ужас.
- Определенно, аллергия – лучше, чем мозговая опухоль, - ответил Шерлок, с трудом увязывая слова вместе и еле удерживая глаза открытыми, так слипались потяжелевшие веки. Он подозревал, что это действие антигистаминного препарата, и через силу сосредоточился, когда Джон вновь заговорил.
- Разумеется, но что если бы вместо судорог ты впал в анафилактический шок? Если бы ты просто… просто умер у меня на руках? – в голосе Джона слышался сдерживаемый страх. – Никогда бы не подумал, что буду благодарен за эпилептический припадок, – он помедлил, и Шерлок услышал сухое шуршание, когда друг потирал ладони, обдумывая возможности. – Надо держать в квартире Эпипен.*
Шерлок, слишком утомленный, чтобы сформулировать предложение, смог выдавить из себя слабый вопросительный звук, но Джон прекрасно его понял: живя так долго бок о бок, они практически были настроены друг на друга.
- То, что в этот раз твоя реакция проявилась судорогами, не означает, что в следующий раз не произойдет что-то похуже. К тому же, единственный путь выяснить, есть ли у тебя аллергия на альтернативный препарат – это использовать его и смотреть, не проявится ли к нему чувствительность, – вздох Джона прозвучал издалека, как будто дующий на расстоянии Мистраль,** и Шерлок изо всех сил старался удержаться в стерильной прохладе палаты, а не соскользнуть в мягкую темноту искушающего сна. – Не хочу оказаться застигнутым врасплох.
Это был разумный ответ, практичный, как сам Джон, и Шерлок улыбнулся. За все время своего изменчивого существования он никогда не осознавал, что ему нужно именно это: одновременно и стабильный противовес, и головокружительный катализатор. Он с трудом мог припомнить, что когда-то было по-другому, что вся его жизнь была иной, несбалансированной – словно он все время шел по краю пропасти, готовый в любую минуту сорваться вниз.
И когда он проваливался в темноту, последняя мысль Шерлока была о человеке рядом с ним: том, кто не пытался оттащить его от опасного края, но вместо этого подарил крылья и помог взлететь.
*****
Джон стоял на пороге 221 по Бейкер-стрит, и ключи зазвенели в замке, когда он толкнул дверь и оглянулся назад. У кромки тротуара был припаркована одна из элегантных черных машин Майкрофта, и из нее выбирался Шерлок, одетый в свою обычную домашнюю одежду – футболку и пижамные штаны.
Трудно было поверить, что еще вчера утром его, почти бесчувственного от боли в голове, отсюда выносили парамедики. Сейчас, по крайне мере, он сам держался на ногах, хотя Джон заметил и то, как друг поморщился от сумрачного света пасмурного дня, и то, как осторожно он двигался, словно в теле болел каждый мускул. Шерлок еще не был в порядке на все сто процентов, пока еще нет, но он, совершенно очевидно, чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы демонстрировать свое мрачное расположение духа.
- В этом нет никакой необходимости, - пробурчал он, явно предназначая свой комментарий для Майкрофта. Старший Холмс стоял с другой стороны машины, положив в терпеливом жесте руку на крышу и глядя, как Шерлок направляется к Джону. – Неужели ты ничего не можешь сделать?
- Не похоже на тебя просить меня об одолжении, - ответил Майкрофт, и губы его изогнулись в самодовольной улыбке, прежде чем он покачал головой. – Даже если бы я мог, Шерлок, я бы не стал этого делать. Ты получишь свои права обратно через шесть месяцев, при условии, что у тебя не будет новых припадков, – Майкрофт встретился взглядом с Джоном, и в глазах его сквозил намек на их общее понимание и сочувствие к недовольству Шерлока, но это выражение быстро исчезло с его лица. - Я оставляю тебя в надежных руках Джона. Позвони мне, хорошо?
