Он поднял глаза и его сердце ожило вместе со взглядом. Мускулистый, татуированный мужчина прислонился к “Харлею Дина Глайд”, припаркованному на стоянке перед Домом престарелых “Хиллвью”. Это не должно было ничего значить и все же, каким-то образом, значило всё.
— Так ты снова в седле?
Брейди кивнул и его большое, поджарое тело оттолкнулось от байка. Он подошел к водительской двери грузовика Гейджа.
— Я заехал к тебе и Алекс рассказала мне о твоей маме. Тебе следовало сказать об этом, Гейдж.
Вот почему он держал ситуацию с Эммалин в тайне. Вмешательство в дела членов семьи было любимым времяпровождением Дэмпси, поэтому он молчал до вчерашнего дня, пока не столкнулся в баре с Алекс и та спросила, кто умер. Теперь они с Люком злились, Бэк понимающе кивал, а Уай щурился, как Клинт Иствуд в спагетти-вестерне[4].
— У тебя и своих проблем хватает.
— Не настолько, чтобы я не смог помочь тебе. Как ты помог мне.
Брейди, вероятно, не знал, как сильно помог Гейджу за эти последние пару недель, но сейчас он справится со всем сам. Гейдж Мастер-чинить-то-что-сломано был в деле.
— Я в порядке, — сказал он, хоть Брейди и не спрашивал.
Гейджу пришлось обойти этого огромного мужчину, чтобы дотянуться до ручки грузовика. Шеф стоял неподвижно, просто глядя на него, видя насквозь.
— Я в порядке, — повторил Гейдж, на этот раз более настойчиво. Громче, чтобы это звучало правдоподобно.
Ублюдок продолжал делать то же, что и обычно. Глаза наполнились печалью. Выставленные напоказ гребаные шрамы, которые кричали, что его боль была настоящей и глубокой, и как смеет Гейдж Симпсон даже думать о том, что имеет право испытывать боль. Он пережил кошмар, будучи ребенком, и все же ему уже не должно быть больно. Он нашел любовь с Дэмпси и ему уже не должно быть больно.
— Мне это не нужно, — сказал Гейдж.
— Еще как нужно. Ты не должен проходить через это один.
Нет. Если он начнет думать об этом, говорить об этом, то слова и воспоминания и боль снова обретут власть над ним. Он будет очередным печальным лузером-гомиком с хреновой историей, пробивающим свой путь через страдания.
Брейди прижался ладонью к его щеке и это прикосновение, ох, Гейдж ненавидел себя за то, что так жаждал его.
— Гейдж, ты не один.
— Знаю, — ответил он с усмешкой, проходящей под номером три в его репертуаре, немного дьявольской, яркой настолько, насколько возможно. — У меня есть моя семья, мои друзья, солнышко, которое светит из задницы двадцать четыре на семь. Люди заботятся обо мне, парни хотят трахнуть меня и весь мир в моем распоряжении, так что не надо так на меня смотреть, Брейди Смит, — он провел рукой по волосам, чтобы скрыть неуверенность своей улыбки. — Просто. Не надо.
— И я. У тебя есть я.
— У меня нет тебя. У тебя самого нет себя.
— Гейдж, я облажался. Я плох в свиданиях и отношениях или в том, чтобы быть, ну, нормальным. Я просто идиот, пытающийся найти свой путь без карты или GPS. Но дело не только во мне. Ты требовал честности и даже не поделился со мной тем, через что сам проходишь. Может я ни хрена и не смыслю в отношениях, но чертовски точно уверен, что это работает не так.
Гейдж выдавил что-то, что предполагалось быть смешком, но прозвучало так, словно он закашлялся.
— Ты прошел через худшее.
Брейди рассмеялся, и этот звук заставил Гейджа сделать шаг назад от сумасшедшего мужчины на стоянке. Он все-таки рехнулся.
— Это не соревнование, Гейдж. Никто не ведет книгу учета того, чья боль была более сильной. Я знал, что с тобой что-то происходит, но был слишком зациклен на себе, чтобы надавить и узнать. Мне следовало и я сожалею. Теперь я знаю, что сильнее, чем предполагал, и по большей части из-за того, что ты в моей жизни. Ты позволял мне опереться на тебя. Теперь настало время позволить мне быть тем, кто тебе нужен.
Брейди положил руку на грудь Гейджа, впитывая удары его бешено бьющегося сердца. Никто не стеснялся трогать Гейджа, он был человеком, очень любящим тактильный контакт, но от прикосновений Брейди, парня, для которого физический контакт был подобен наказанию, в груди Гейджа все сжималось. Рот Брейди встретился с его, теплый, нежный поцелуй был полной противоположностью его внешнему виду. Это звучало странно, но именно так Гейдж мог описать происходящее.
— Ты в порядке, Золотце.
Гейдж рассмеялся, не отрывая губ от мужчины, которого так сильно любил.
— Разве не эти же слова говорил я, мудак?
Брейди сжал его в крепком объятии, его жесткие мышцы против жестких мышц Гейджа, и проклятье, быть вот так обнятым его сильным телом, ощущалось чертовски хорошо. Он не осознавал, как сильно нуждался в этом мужчине, пока не потерял его. Они стояли так долгие мгновения, Гейдж никогда не чувствовал, словно нужно что-то сказать, потому что Брейди мог ждать его вечность.
Он был таким сильным.
— Не знаю, чего я ожидал. Я думал, что теперь, когда вырос, она больше не может причинить мне боль и будет в моей власти, но она не смогла дать мне даже этого. Эммалин не может даже достаточно долго оставаться в сознании, чтобы оставаться самой собой — женщиной, которую я ненавидел и любил и ненавидел снова. Мне было нужно, чтобы она снова стала сумасшедшей мамашей хотя бы на шестьдесят секунд, чтобы я мог высказать все, что хочу. Но она не может даже… черт, не может…
Брейди обнял его крепче.
— Не то, чтобы я просто хотел доказать ей, что справился без нее. Я хочу… хочу простить ее. Хочу попытаться понять ее.
Брейди вздохнул. Понятно, это было немного сумасшедше.
— Нормально чувствовать раздражение, и злость, и грусть. Нормально ненавидеть ее и любить одновременно. Хоть и не знаю, нормально ли для тебя продолжать эти визиты.
Гейдж сглотнул и отстранился.
— Потому что это превращает меня в угрюмого Гейджа.
— Я люблю угрюмого Гейджа. Счастливого Гейджа. Принцессу Гейджа. Каждый оттенок Гейджа мне нравится, — Брейди погладил его по щеке. — Каждый, кроме страдающего Гейджа. Если хочешь мучать себя, проводя время с ней, дело твое. Но это окошко, когда она сможет услышать тебя, может никогда и не открыться, и ты обретешь только разочарование. В итоге твое терпение кончится и ты выскажешь все. Она не поймет тебя и ты продолжишь злиться.
Он знал, что Брейди был прав, но Гейдж Симпсон не был трусом. Вместо того, чтобы обсуждать это сейчас, он решил сосредоточиться на чем-то более приятном и немного более крышесносном.
— Знаю, предполагается, что я должен поглощать всю эту мудрость, которую ты так щедро раздаешь, о, наимудрейший...
Брейди зарычал. Так охрененно сексуально.
— Но я уловил, как ты сказал кое-что еще.
— М-да?
— Ты сказал, что любишь угрюмого Гейджа.
— Я так сказал. Кроме того, я сказал, что люблю счастливого Гейджа и Принцессу Гейджа.
Гейдж улыбнулся.
— В любых других обстоятельствах, я бы поспорил о принцессе, но мои эмоции немного сумбурны. Как насчет того, чтобы рассказать мне поподробнее об этих любовных признаниях?
Брейди выдержал его взгляд.
— Шесть лет назад я сломался, — не нажал на курок и потерял члена своей команды. Все произошедшее, сильно повлияло на меня и я считал, что меня уже нельзя исправить. Может, я никогда и не стану нормальным. Может, нормальный я и не встретил бы тебя, потому что этого парня, со всеми его сломанными частями необходимо вернуть на живую землю с помощью горячих поцелуев и удивительных минетов и медленного, страстного секса. Ему нужно попытаться.
Должно быть, это было самым романтичным из всего, что Гейдж когда-либо слышал.
— Что ж, пытаться — это сексуально.
— Точно. И я хочу попытаться с тобой, — он прижался своим лбом ко лбу Гейджа, интимность этого жеста была как бальзам на его истерзанную душу. — Вся эта ситуация с твоей мамой, Гейдж... если тебе нужно накричать на кого-то, накричи на меня. Громко и не сдерживаясь, потому что я смогу выдержать это.
