Мирон успокоительно заметил: «Как вы видите, мы уже покидаем Скропус».

«И сразу направимся в Коро-Коро?»

«К сожалению, нет. По пути нам придется остановиться еще в нескольких местах».

Шватцендейл присоединился к Винго в камбузе и сидел со стаканом ромового пунша в руках, пока Винго готовил ужин. Ни один из них еще не составил окончательное мнение о том, что они видели и слышали в Рефункционарии. Выводы Винго носили, пожалуй, более умеренный характер: «Как минимум это благородное начинание, и преданность Юэля Гартовера своему делу похвальна. Может быть, не все его усилия пропадут даром».

«Надо надеяться, – проворчал Шватцендейл. – В противном случае он выпустит на волю толпу кровожадных психов».

Честное розовое лицо стюарда поморщилось – он сомневался: «Конечно, Гартовер выпустит их на волю! В этом и состоит его план. Он простит их ошибки, исцелит их от стыда – и, когда наступит время, они вернутся в лоно общества с высоко поднятой головой, чтобы приносить пользу!»

Шватцендейл высоко поднял одну бровь, его локти нервно подернулись: «Смотри в лицо действительности! Добрая половина его пациентов-правонарушителей не в своем уме! Разве ты не заметил, сколько там было субъектов в серых шапочках, непрерывно что-то напевающих себе под нос?»

«Неважно. Большинство преступников – преступники только потому, что часть их мозга атрофировалась в процессе развития».

«После чего Гартовер их гипнотизирует и превращает в кишмиш все, что осталось от их мозгов».

Винго поджал губы: «В том, что ты говоришь, есть определенный смысл. Но не забывай!» Стюард поднял пухлый указательный палец и повторил любимую поговорку: «Что вредно одному, то полезно другому!» Взглянув на часы, Винго спохватился: «Я опаздываю! Пора подавать ужин».

Шватцендейл вернулся к себе в каюту. Команда «Гликки» ужинала отдельно от пассажиров, потому что капитан Малуф любил, чтобы за едой соблюдались формальности.

Четыре астронавта заняли места за столом. Все они надлежащим образом переоделись к ужину; каждый выкрасил нос ультрамариновой мазью из пузатой деревянной баночки. Повернувшись к Винго, Шватцендейл нахмурился: «Ты пропустил место под самым кончиком носа».

«Прошу прощения», – Винго отвернулся, чтобы устранить эту оплошность.

«Так-то будет лучше», – одобрил Шватцендейл.

В капитанский салон заглянул Детер Калаш. Взглянув на команду, он удивился: «Что это вы все выкрасили носы в синий цвет?»

«Не приставайте с глупыми вопросами! Мы ужинаем!» – грубо отозвался Шватцендейл.

Мирон вежливо ответил: «Насколько я понимаю, это часть формального этикета. Никогда не придавал этому особого значения».

Винго предложил дополнительное разъяснение: «Капитан Малуф требует, чтобы судовые традиции соблюдались неукоснительно. Все должно быть именно так, и никак иначе».

«Понятно, – в замешательстве сказал Детер Калаш. – Говорят, сегодня вы посетили Рефункционарий. Как вам понравилось это заведение?»

«В общем и в целом там преобладает атмосфера терпимости, – решил поделиться впечатлениями Винго. – Заключенные носят шапочки разных цветов и, несмотря на то, что там придают абсурдно преувеличенное значение гипнотическому внушению, теоретические основы их исправительной методики представляются вполне разумными».

«Я тоже так думаю», – наклонил голову набок Шватцендейл. Ни Мирону, ни капитану не осталось ничего прибавить.

Калаш кивнул, показывая, что теперь все стало предельно ясно: «Всегда рад научиться чему-нибудь новому. Разноцветные шапочки на заключенных. Персонал проявляет терпимость. Теоретические основы разумны, за исключением абсурдной одержимости гипнотическим внушением. Я правильно понимаю?»

«Безошибочно! – заявил Винго. – Вы так быстро во всем разбираетесь, что разговаривать с вами – одно удовольствие».

Покинув Скропус, «Гликка» взяла новый курс, удаляясь по диагонали от центра Галактики к югу от плоскости ее вращения. Паломники не преминули заметить это обстоятельство и встревожились. Перрумптер напомнил капитану Малуфу о необходимости торопиться: «Десятки, сотни пилигримов ждут нашего прибытия!»

Малуф пытался его успокоить, ссылаясь на другие обязательства по перевозке грузов: «Мы движемся с практически оптимальной скоростью. Наше судно не просто мечется в пространстве туда-сюда – его курс соответствует аппроксимативному решению сложной математической задачи».

«Да-да – предположим, допустим! Несомненно, однако, что должны существовать другие, более целесообразные маршруты. Почему не направиться прямо в Коро-Коро? Или, что еще лучше, сразу повернуть к Бесовской Высадке, а потом уже, сделав изящный разворот, взять курс на Коро-Коро? На мой взгляд, это был бы самый оптимальный вариант! Ваши головокружительные расценки в любом случае оправдывают такую уступку».

«Если вы считаете, что мы не делаем того, о чем договорились, вы можете сойти с корабля и выгрузить свой багаж в следующем порту захода, – холодно ответил капитан. – В таком случае я верну вам деньги».

«Неужели? – Детер Калаш сразу насторожился. – И где находится этот следующий порт?»

«В Нежно-Ныряльске, на планете Терц».

«И оттуда можно долететь до Бесовской Высадки?»

«Насколько мне известно, вряд ли. Терц – во многих отношениях проблематичная планета, я не рекомендовал бы ожидать пересадки в Ныряльске».

Калаш яростно дернул себя за черную бороду: «Никто не посмеет утверждать, что я не держу свое слово! Придется соблюдать условия нашей первоначальной договоренности, какими бы сомнительными они ни были!»

Фэй Шватцендейл прислушивался к разговору. Теперь он вмешался, обращаясь к Калашу: «Вы слишком много беспокоитесь! Не напрягайтесь, наслаждайтесь путешествием! Вам нечего делать? Почему бы не сыграть во что-нибудь с вашими спутниками?»

«Мы – серьезные люди! – отрезал Детер Калаш. – Нам не подобает тратить время на пустячные забавы».

Паломник по имени Дьюри подошел и нежно положил руку на плечо Калаша: «Поразмысли, путеразведчик! Круговерть – символ нашей веры. Судьба кругообразна: каждый движущийся сегмент бытия рано или поздно возвращается туда, где ему было положено начало!»

«Естественно! – раздраженно откликнулся Калаш. – Таково вероучение. Какое отношение это имеет к безмозглым развлечениям?»

«Самое непосредственное! Все и всегда имеет отношение ко всему! Все сущее существует! То, что существует – правильно! То, что правильно – хорошо! Следовательно, все существующее хорошо, и все хорошее существует! Круговерть замыкается».

«Твои рассуждения самоочевидны. Научись избегать прописных истин: необходимо также решать насущные вопросы по мере их возникновения. Упрямство капитана Малуфа непреодолимо – мы вынуждены приспосабливаться к действительности».

Дьюри ударил кулаком по ладони: «То, что есть, должно быть – ничто не нарушает этот принцип! Мы покоряемся судьбе – и, пока судьба направляет нас по неизбежному пути, почему бы не последовать совету судового механика? Мне надоело провозглашать позиции вращения по молитвенному кругу».

«Как хочешь, – обронил Калаш. – Не вовлекай меня в круг своего легкомыслия – это все, о чем я прошу».

Паломники тут же вынули припасенные игральные карты и принялись резаться в «дубль-моко», делая небольшие ставки. Шватцендейл время от времени благодушно поглядывал на их игру. Мало-помалу он стал проявлять интерес к этому процессу, хлопая в ладоши, когда кто-нибудь неожиданно выкладывал козырь, утешая игрока, которому не посчастливилось, и указывая на то, каким образом можно было избежать катастрофы. В конце концов Дьюри воскликнул: «Если вы такой энтузиаст, почему бы вам не рискнуть своими деньгами и не взять карты в руки? Тогда мы посмотрим, как вы справитесь с прожженными знатоками!»

Шватцендейл смущенно улыбнулся: «Я новичок – боюсь, у меня ничего не получится. Но почему не зайти по колено в воду, если все вокруг смело плещутся в волнах?»