— Я бы хотела получить полный список этих организаций.
— Ассоциация, финансирующая исследование Марса, находится в Лондоне п называется, если я не ошибаюсь, «Межпланетная ассоциация Ламбета». Бог в нает, кто им дает на это гранты. В наше время надо быть законченным филантропом, чтобы поддерживать чистую науку.
— А что это за проект, требующий сведений о Марсе?
— Понятия не имею.
— Вот как?
Удивленный возглас лишил Ренне последних остатков кислорода, и ей пришлось резко вдохнуть, чтобы снова наполнить легкие. В результате она закашлялась и ощутила, как в висках начинает пульсировать боль.
— Это не мое дело, — пояснила Дженнифер Сейтц. — Строго говоря, я радиоастроном и работаю с главными антеннами, которые являются частью сети, хватывающей всю Солнечную систему. Наша опорная база находится на орбите Плутона и обеспечивает отличные технические возможности для приема л п налов. Вот почему у нас здесь так много второстепенных ресиверов — чтобы поддерживать связь с наиболее удаленными объектами Солнечной системы. Так что сами можете видеть: я не имею ни малейшего отношения ни к составу пыли на Марсе, ни к уровню ледяных приливов Европы, ни к сверхпроводящим сло-чм оболочки Харона. Ну а если вы пожелаете узнать о действительно интересных явлениях вроде остаточного излучения после Большого взрыва или магнитном эхе квазаров, я смогу занять вас не на один день.
— А здесь есть планетологи?
— Нет. У нас в штате имеются только два радиоастронома — это я и мой напарник Кэрри, — а также четыре техника, поддерживающие нормальное функционирование аппаратуры. Ну, настолько нормальное, насколько позволяет спонсирование. А после нападения праймов наша жизнь стала еще интереснее: Исследовательское агентство ФОН собирается на некоторое время и вовсе прикрыть обсерваторию. Мне приходится ломать голову еще и над тем, как законсервировать все оборудование. Надо было при последнем омоложении переместить всю память об астрономии в хранилище и заменить чем-нибудь другим, что способно приносить реальные деньги. В конце концов, кому сейчас интересно поддерживать людей, скромно посвятивших не одну жизнь расширению знаний о происхождении человеческой расы? Только не нашему чертову правительству. Ну а теперь можете спустить на меня всех собак.
— Мне жаль, что обсерватория пребывает в таком состоянии, — сдержанно заметила Ренне. — Но сейчас идет война, и Содружеству приходится менять приоритеты.
— Да, конечно.
— Скажите, а «Межпланетная ассоциация Ламбета» получила хотя бы часть собираемой для нее информации?
— Нет. Марс фигурирует примерно в половине проектов удаленного наблюдения в Солнечной системе. Их длительность рассчитана на многие годы. Нужно признать, что тридцать лет — довольно большой промежуток, но не максимальный.
— Какие именно датчики передавали информацию с Марса? Есть точная маркировка?
Дженнифер Сейтц пожала плечами.
— После этого происшествия я, конечно, заглянула в контракт. Но там почти ничего не указано. Используемое оборудование просто обеспечивает стандартное наблюдение за марсианской средой.
— А могло оно вместе с научными данными принимать какие-либо зашифрованные сообщения?
— Могло. Впрочем, не представляю, откуда бы им взяться.
— Но у вас есть хотя бы список установленных там приборов?
— Да. Однако, лейтенант, вы должны понять, что не мы размещали аппаратуру на Марсе. Кое-что осталось от прошлых проектов, а что-то в течение нескольких лет доставлялось автоматическими челноками Исследовательского агентства ФОН. Мы не можем не только управлять этими приборами, но даже осуществлять надзорные функции. Я не могу сообщить вам с абсолютной уверенностью, что это оборудование из себя представляет. Даже если нам говорят, что определенный канал передает информацию о сейсмической активности, я не могу гарантировать, что это именно так. С таким же успехом там могут быть сведения о системе обороны Земли на случай вторжения чужаков. Мы просто не в состоянии это проверить, если только не отправимся на Марс и не обследуем источник передачи данных. В данном случае мы здесь — просто передаточный узел с громким названием.
Ренне терпеть не могла разочаровываться, но…
— В Солнечной системе до сих пор работают автоматические космические аппараты?
— А вы этого не знали?
— Нет, — призналась лейтенант.
— Без них не обойтись. В нашем бурном мире астрономии и планетологии никто не может себе позволить взять в аренду червоточину ККТ, чтобы забросить термометр в атмосферу Сатурна. Вместо этого мы забываем о личной гордости и объединяемся; затем согласовываем бюджет и собираем партии аппаратуры. По окончании формирования партии мы запихиваем свои драгоценные датчики: I ретрансляторы в автоматический грузовой корабль, принадлежащий Исследовательскому агентству, и отправляем его в веселое восьмимесячное турне по Солнечной системе. И потом все по отдельности молимся, чтобы эта груда металлолома не рухнула до того, как доставит приборы по назначению. Запомните, лейтенант: если вам доведется оказаться в компании астрономов Земли, не упоминайте о миссии размещения оборудования две тысячи триста двадцатого года. После той катастрофы многие из моих коллег навсегда распрощались со твоей профессией. В среднем одобрению проекта предшествует около пятнадцати лет согласований, предложений, различных процедур, откровенного выпрашивания и бесчисленных отказов. Потом остается лишь найти финансирование, зсе продумать и осуществить. В грузовых отсеках мы отправляем не только аппаратуру, но и колоссальные запасы эмоций и профессиональных навыков.
— Понятно, — осторожно произнесла Ренне.
Головная боль уже грозила расколоть череп. Лейтенант точно знала, что захватила с собой упаковку тифи. Она могла быть в кармане куртки, висящей всего в нескольких метрах от ее стула, но и это было слишком далеко.
— Благодарю вас. Я получила общее представление. Насколько понимаю, ваша профессия не числится среди самых высокооплачиваемых.
— Нет, если только тебя зовут не Дадли Боуз.
— Значит, вы не имеете представления о том, какую информацию получали с Марса в течение двадцати лет.
Дженнифер Сейтц смущенно улыбнулась.
— Похоже на то. Но для протокола хотела бы добавить, что стала директором всего семь лет назад и еще два года отсутствовала, проходя процедуру омоложения. Я не заключала этот контракт, да и никто из работающих сейчас здесь этого не делал. Весь проект осуществлялся парой подпрограмм СИ.
— Тогда кто подписал контракт?
— Когда «Межпланетная ассоциация Ламбета» начинала проект, директором обсерватории был Роуэлл. Мне кажется, он переехал на Беркак, после того как ему предложили пост декана в новом университете.
— Спасибо. Я с ним поговорю. — Ренне вдохнула разреженный воздух; от недостатка кислорода у нее началось легкое головокружение. Ощущение не доставляло особого дискомфорта, но мысли стали вялыми. — Скажите, что из находящегося на Марсе, по вашему мнению, могло заинтересовать такую банду террористов, как Хранители Личности?
— На этот вопрос может быть только один ответ: ничего. И это не предвзятость радиоастронома. Марс — самая настоящая дыра, голая замороженная пустыня. Там нет никаких секретов, нет ничего полезного или интересного для кого бы то ни было. Я до сих пор почти уверена, что вы где-то допустили ошибку.
— Тогда расскажите мне о Каффлине.
Привлекательное личико Дженнифер Сейтц недовольно сморщилось.
— Господи, да что о нем можно рассказать? Простой помощник техника, типичный приспособленец, взявшийся за жалкую работенку в Исследовательском агентстве, чтобы оплачивать страховку «Оживление и омоложение». До вчерашнего дня я могла поклясться, что знаю историю его жизней: все они были ужасно скучными — как и он сам. Мы трудимся здесь бок о бок сменами по три недели и получаем за это одну неделю отдыха. Он поступил на службу три с половиной года назад. Так что боюсь даже представить, сколько времени с тех пор мы провели вместе в этом здании, когда тут жили, ели и спали. И теперь выясняется, что он участник террористического заговора против Содружества. Боже мой! Это же Дэн Каффлин. Ему осталось еще семь лет до омоложения, которого он ждет не дождется. Он любит карри, ненавидит китайскую кухню и слишком часто подключается к полупорнографическим программам ВСО. В этой жизни был женат один раз, но брак распался, и каждый год он навещает своего единственного маленького внука на Истере. У него воняют ноги, он не слишком хороший программист, средний механик и доводит нас до бешенства своими упражнениями в чечетке — танцует он преотвратно. Какие, к черту, террористы будут увлекаться чечеткой?
