— Плохие, — сухо ответила Ренне.

— Не могу поверить, что он к этому причастен.

— Однако все указывает на то, что виновен именно он. Мы, конечно, сами все выясним. Полагаю, вас всех вызовут в суд в качестве свидетелей.

— Вы заберете его с собой?

— Обязательно.

Ренне все-таки удалось доковылять до самолета, опираясь на руку Фила Мандия, и при этом не слишком явно продемонстрировать, как тяжело ей пришлось. Позади нее два офицера разведки конвоировали Дэна Каффлина. Его затолкнули в кресло через проход от места Ренне. Малметаллические наручники надежно сковывали его запястья и лодыжки, хоть и не было похоже, чтобы этот человек попытался сбежать. В этом Дженнифер Сейтц была права. Каффлин, высокий мужчина, умудрившийся не набрать лишний вес, явно приближался к тому моменту, когда ему потребуется омоложение. От волнения и расстройства у него ввалились щеки, а кожа стала такой же бледной, как у Ренне. Сильно поношенный темно-синий комбинезон дополнял его образ законченного неудачника.

Самолет начал подниматься, и Каффлин, глядя в иллюминатор, проводил удаляющуюся обсерваторию растерянным взглядом.

Головная боль Ренне стала затихать сразу, как только задраили люк и давление в кабине постепенно повысилось. Лейтенант включила вентилятор, установленный над ее сиденьем. Струя очищенного воздуха вызвала на ее лице довольную улыбку, а чашка кофе, принесенная стюардессой, окончательно избавила от ощущения дискомфорта — так что необходимость в тифи отпала.

— Полет займет пятьдесят минут, — сказала Ренне, повернув голову к Каф-флину. — Мы направляемся в Рио и затем пересядем на кольцевой поезд до Парижа.

Мужчина ничего не ответил и все время, пока самолет под крутым углом взмывал в стратосферу, продолжал напряженно всматриваться в какую-то точку за иллюминатором.

— Вам известно, что произойдет, когда мы туда доберемся? — спросила лейтенант.

— Вы быстренько проведете суд и пустите меня в расход.

— Нет, Дэн. Мы определим вас в биомедицинское учреждение разведки флота, где можно будет считать вашу память. Должна сказать, процедура эта не из приятных. Посторонние люди завладеют контролем над вашим разумом: они проникнут к вам в голову и будут исследовать все сферы вашей жизни. Ничто не избежит их внимания: ни ваши чувства, ни мечты, — они вырвут их из вас с корнем.

— Отлично. У меня всегда были наклонности эксгибициониста.

— Ничего подобного. — Она сочувственно вздохнула. — Я изучила ваше личное дело. Разговаривала с вашими коллегами. О чем вы думали, когда впутывались в эту хрень?

Он повернулся к ней.

— Дрянной из вас дознаватель.

— Я не такой опытный шпион, как вы, Дэн.

— Очень смешно. Я не шпион. Не террорист. И не предатель. Ни то, ни другое, ни третье.

— Кто же вы?

— Вы читали мое дело.

— Будьте добры, напомните.

— Зачем?

— Ну хотя бы для того, чтобы продемонстрировать готовность к сотрудничеству. Расскажите мне всё, и я, возможно, порекомендую следствию обойтись без чтения памяти. Но в таком случае ваш рассказ должен быть очень подробным.

— А суд?

— Дэн, я не предлагаю вам сделку. Вы все равно предстанете перед судом. Но если вы нам поможете — я уверена, что судья примет это во внимание.

Он молчал целую минуту, а потом едва заметно кивнул.

— У меня есть внук, Якоб. Ему восемь лет.

— И?

— За право с ним видеться мне пришлось судиться. Черт, это единственное, что у меня осталось хорошего в этой паршивой жизни. Если бы мне запретили с ним встречаться, я бы повесился. У вас есть дети, лейтенант?

— Есть, несколько. Но пока не в этой жизни. У них всех тоже есть дети. Я уже прапрабабушка.

— И вы с ними со всеми поддерживаете отношения — с членами вашей семьи?

— Когда есть время. С этой службой… Вы же понимаете, что я не работаю по расписанию с девяти до пяти.

— Но вам не запрещают с ними общаться, и это самое важное. Моя дочь встала на сторону своей матери. Мы все родились на Земле, вот в чем проблема. На этой планете услуги адвоката может позволить себе только миллионер. А я им не являюсь.

— И кто-то предложил вам достаточно денег, чтобы нанять юриста и добиться права видеться с внуком?

— Да.

— Кто?

— Я не знаю его имени и никогда с ним не встречался: просто получил его адресный код в унисфере. Он агент в сфере личной безопасности. Мне о нем рассказал приятель и заверил, что этот человек сможет мне помочь.

— Ладно, как зовут приятеля?

— Робин Бирд.

— И тот агент вас нанял?

— Да.

— Для чего?

— Он сказал, что мне почти ничего не надо будет делать. Я очень нервничал: думал, что придется кого-нибудь убить, — возможно, я бы даже на это решился. Но ему лишь было нужно, чтобы я поступил на работу в техническую службу Исследовательского агентства ФОН — в отделение, занимающееся обсерваторией. Мне было велено следить за поступающей с Марса информацией, чтобы не возникло никаких проблем. Еще он сказал, что однажды придет человек, который заберет копии записей, а оригинал я должен буду уничтожить. Вот и все, что требовалось сделать. В награду я получал право видеться с моим маленьким Яковом раз в год на Истере. Я не посчитал это таким уж тяжким преступлением и согласился.

— Хорошо, Дэн. А теперь очень серьезный вопрос: вы знали, о какой информации шла речь?

— Нет. — Он пожевал губами и покачал головой. — Нет, клянусь. Пару раз я попробовал заглянуть в эти данные. Для агента они явно представляли очень большую ценность, но для меня все выглядело как обычные показания датчиков удаленной станции наблюдения.

— И вы не пытались сделать еще одну копию, Дэн? Ну, про запас?

— Нет. Я получил право встречаться с Яковом, как и было обещано, так что играл честно. Я подумал, что этих людей лучше не сердить. И, похоже, был прав: вы сказали, что они — террористы.

Его ответ огорчил Ренне: к своему сожалению, она интуитивно чувствовала, что Дэн Каффлин говорил правду. Он не был злодеем и не мог решиться на преступление по своей воле. Он был просто слабым отчаявшимся человеком, которого легко использовать в любых целях, если нажать на нужные кнопки. Да и кто будет искать секретного агента в затерянной среди Анд обсерватории?

Чем бы ни занимались Хранители на Марсе, они проделали колоссальную работу, чтобы скрыть свои следы. Пока кто-то не убил Казимира Макфостера.

На следующий день она все еще размышляла над тем, как убийство курьера Хранителей вписывалось в общую картину безупречной во всех остальных отношениях операции. Парижский отдел занимался расследованием этого дела круглосуточно и без выходных, и на сей раз никто не задавал вопросов ни о расходах, ни о графиках рабочего времени.

Поздним утром она поймала себя на том, что зевает, глядя на экраны своей приборной панели, заполненные информацией о призрачной «Межпланетной ассоциации Ламбета». Ей пришлось выпить невероятное количество чашек кофе, чтобы хоть как-то нейтрализовать накопившиеся в крови токсины усталости. За окном начинался пасмурный парижский весенний день: по стеклам уже бежали струйки дождя. Ее коллеги — невыспавшиеся и раздосадованные безуспешной погоней на станции «ЛА-Галактик» — стали крайне раздражительными. За это утро уже успело произойти несколько яростных перебранок, и улучшению общего настроения никак не поспособствовал тот факт, что в своем шоу Алессандра Барон обрушилась на разведывательное подразделение с ожесточенными нападками. Красивая и хладнокровная ведущая с каким-то извращенным наслаждением демонстрировала запись, на которой окруженный агентами флота мужчина выстрелил в свою жертву, после чего безнаказанно скрылся. Вдобавок Алессандра намекнула, что этот же киллер разыскивался для допроса в связи с убийством Бурнелли.

— И откуда она все это узнает? — проворчал Тарло. — Информация же засекречена.

— Наверное, от семейства Бурнелли, — ответила Ренне. — Не думаю, что ни сейчас от нас в восторге. В конце концов, убили дружка Джастины. Возможно, она захочет, чтобы дело передали в службу безопасности сената.