– Ты припаркуешь снаружи «Ботокс-мобиль». У тебя есть «Ботокс-мобиль»?
Зеб в восторге от того, насколько я пьян и насколько торможу. Обычно к моменту, когда я дохожу до такой кондиции, ему уже промывают желудок в отделении реанимации.
– Ага, у меня есть «Ботокс-мобиль». Он на крыше рядом с моим трансформером, шмендрик ты этакий.
Ага! Это сплошное дерьмо.
– У тебя нет трансформера, – утверждаю я. – Они только в кино.
– Да неужто, Макшерлок?! – восклицает Зеб, а затем опрокидывает в себя бокал, в котором плавает что-то вроде глазных яблок. И передергивается, когда алкоголь опаляет желудок.
– Это якобы глазные яблоки? – осведомляюсь я.
Прожевав, Зеб сглатывает.
– Напиток называется «Яйцедёр», так что как думаешь?
Дверь распахивается, порог переступает Кармин, и, не успев сообразить, что к чему, я уже держу ствол, нацеленный ему в лицо.
– Эй, – вскидывается Кармин, поднимая руки. – Какого черта, чел?
Интонации у Кармина другие – больше Калифорнии, меньше Нью-Йорка. Может, от стресса.
– Он – тот самый, – сообщаю я Зебу. – Вот этот принц похитил у меня Софию.
Скрестив руки, Зеб откидывается на спинку кресла, чтобы понаблюдать за представлением.
– Что ж, пожалуй, тебе лучше пристрелить его.
Кармин пинает ножку кресла Зеба.
– Да пошел ты, Зеб! Это не смешно.
Требуется целая секунда, чтобы эти слова просочились сквозь «Джелл-О», окутывающий мои мозги, а затем я спрашиваю:
– Ребята, вы что, знакомы? Пожалуй, тогда мне лучше пристрелить вас обоих.
Зеб ни капельки не встревожен. По-моему, в последнее время я слишком злоупотребил карточкой «Угроза застрелить его».
– Как хочешь, Дэн. Только сперва заплати человеку его деньги.
– Ага, заплатите мне мои деньги, – подхватывает Кармин. – Я сторожил под дверью этой квартиры не один час, чел.
Минуточку. Что тут происходит?
– Заплатить тебе? Заплатить ему? За что?
В глазах Зеба пляшут озорные огоньки, говорящие, что он будет тянуть это, пока я не взорвусь. Как я уже говорил, дергать за мои ниточки – пунктик Зеба.
– Да брось, юный Дэнни, – вещает он. – Ты же сообразительный пэдди. Пошевели мозгами.
Не рассчитав уровень моей толерантности, Зеб протягивает руку через стол, чтобы постучать меня по лбу. Может, я и стерпел бы это, не постучи меня точно так же тип, пустившийся во все тяжкие, чтобы сделать меня трупом. Так что я то ли отождествил одного дятла с другим, то ли принял на пару супергейских напитков больше, чем следовало, то ли реагирую чуток неадекватно.
Я хватаю его за запястье и дергаю всем телом к себе через стол. Зеб смеется, потому что знает: в глубине души я большая размазня. Так что я бью его по щеке, смахивающей на рисовый пудинг, достаточно сильно, чтобы засаднило.
– Эй, Дэнни, пошел ты на хрен! И это после всего, что я для тебя сделал?
Разумеется. После всего, что Зеб для меня сделал, я должен переломать ему хребет через колено, как копье поверженного врага. Но Зеб, зная меня как облупленного, понимает, что реальной опасности не подвергается. Кармин же знает обо мне лишь то, что сказала ему София; хотелось бы поставить на то, что это лишь сладостное совокупление.
Так что я выкручиваю костлявую руку Зебу за спину и заставляю на полусогнутых промаршировать прочь из моего офиса. Слишком поздно мой субтильный друг соображает, что к чему, и кричит через плечо:
– Ничего не говори! Он просто п…
Остаток слова на «п» отсекает хлопок двери и щелчок замка офиса. Как я понимаю, слово на «п» – вовсе не «приятель» или «принц».
Кармин стоит в углу, сжав кулаки и выпятив грудь.
– Какого черта тут творится? Я только хочу свои деньги.
Усевшись в кресло, я начинаю небрежно извлекать патроны из своего револьвера.
– Вот сделка, Кармин. Зеб любит все затягивать. Мурыжить до упора. Доводит меня до чертовой мигрени всем этим фуфлом. Сейчас у меня на это времени нет. – Оставив в барабане один патрон, я защелкиваю его движением кисти и несколько раз прокручиваю. – Так что сейчас мы поиграем в небольшую игру, которую я подцепил в Наме.
Кармин пытается оскалиться, но его трясущиеся усы его выдают.
– Такого места, как «Нам», нету.
Ну конечно, он это не всерьез. Впрочем, кое-кто думает, будто Нам изобрели для кино – что страна ненастоящая и войны никакой не было. На самом деле опросы показывают, что в Нарнию верит больше людей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти, чем во Вьетнам.
– Оно есть на самом деле, будь спок. И это на самом деле. – Я нацеливаю револьвер на него. – Я пьян и плаксив, так что выкладывай, что тут к чему.
Ему нужно с полсекунды, чтобы подумать: «Да пошел Зеб в жопу!», а затем он выкладывает все как на духу в такой спешке, что слова наскакивают одно на другое.
– Я не Кармин. Я хожу на актерские курсы вместе с Зебом; когда он узнал про звонок в «девять-один-один», то попросил меня изобразить этого парня. Просто дождаться за дверью этой сучки, когда покажется дамочка-коп, а потом сыграть свою роль.
Я чувствую себя полным лохом. Да как я мог поверить в такую удобную материализацию Кармина? Шансы на то, что настоящий муж Софии заявится спустя двадцать лет как раз в тот момент, когда его брошенную жену вот-вот уволокут в тюрьму, просто неизмеримо мизерны. И все же я проглотил этот клубок лжи, даже не пискнув.
– А как же весь кусок насчет тюрьмы?
– Это все правда, – признается не-Кармин. – Секрет актерского мастерства в том, чтобы придерживаться правды как можно ближе.
– Значит, ты трубил в Техасе?
– Ага. И опускали. Моя мучительная и унизительная честность подкупила легавую. Я обнажился перед ней – в метафорическом смысле.
Я испускаю стон. Что за треклятая страна! Станиславского читают все, кто ни попадя.
– Значит, Зеб предлагает тебе…
– Кусок.
– Кусок за то, чтобы ты сыграл мужа Софии?
– Именно, чел. Я помухлевал со своей справкой об освобождении и изобразил этого муженька мало не покажется.
И вправду. Я купился, да и Ронни тоже.
– А как София?
Не-Кармин гордо улыбается, и будь я неладен, если у него в глазу не блестит слеза.
– Скушала и не поморщилась. Только вообразите. Аль Пачино, да он просто в жопе. Его «Оскар» должны отдать мне.
Мне не следует так сильно ненавидеть этого дурака, но я ненавижу. Наверное, он стал для меня олицетворением Кармина, и мне трудно воспринимать его как-либо иначе.
– Итак? Что ты сделал? Попользовался Софией? Так, знаток системы?
– Никем я не пользовался, – заявляет недомерок, но его крысиные глазки сверкают вверх-вниз, будто он ищет, куда бы забиться, и я понимаю, что он чего-то недоговаривает.
– Ты когда-нибудь смотрел «Охотника на оленей»[81]? Держу пари, что смотрел. Знаток системы вроде тебя должен хавать такое говно.
– Ага, видел, – говорит не-Кармин, и по лбу у него стекают ручейки пота.
Я взвожу револьвер.
– Тогда должен знать, что дальше.
Это сработало.
– Я пытался загнать ей болт. Она очень ничего для старушки, но всё звала меня Дэном.
По моему разумению, такой подонок уж потерпел бы, что его зовут Дэном, если б это помогло лечь с Софией.
– И?..
– И она сказала, что моя штучка меньше, чем она помнит. Оно у меня и застряло в голове. Подорвало мою веру во все представление. А еще я помнил, как Зеб сказал, что вы мне все руки-ноги поотрываете, если я попутаюсь со старушкой, и у меня все опустилось.
Старушка? Софии еще и сорока нет. У меня всегда есть толика безумия наготове, так что я даю ему проблеснуть из моих глаз.
– Значит, ты бросил ее? Снова.
– Эй, эй, минутку, чел! Я не Кармин! Я никогда не покидал эту леди прежде.
Я думаю, не нажать ли на спуск пару-тройку раз, чтобы преподать этому типу урок, но чего это ради? Он только-то и сделал, что уберег Софию от тюрьмы. Так что я провожаю его к пожарному выходу и ботинком придаю ускорение в переулок.