– Порезана? – вздыхает Зеб. – Я-то думал, ты киноман, Дэн. Неужто не помнишь сцену? Теперь все так делают, это вроде как штамп, но тогда Сталлоне совершал первые шаги.

Я помню. Нож с развинчивающейся рукояткой.

– Классика, – вынужден признать я.

– «Первая кровь» – кино? – интересуется София. – Я готова была присягнуть, что это по правде.

Зеб откручивает компас с рукоятки ножа, и внутри обнаруживаются игла с нитью, запечатанные в «СтериПэк».

– У Слая не было герметичного пакетика, – походя замечает Зеб, будто они со Сталлоне приятели по боулингу. – С другой стороны, ему не надо было трястись за свою лицензию.

Зеб до сих пор в фазе медового месяца со своей лицензией врача, недавно получив ее путем какого-то вопиющего отката, сопровождавшегося жирным конвертом, двумя членами комитета штата и безумнейшим уик-эндом уик-эндов в Атлантик-Сити. Зеб намекал, что имели место как минимум три из любовниц Тайгера Вудса[36], но более конкретные сведения, несомненно, будут растянуты на ближайшие годы.

– У тебя есть какие-нибудь анестетики?

Фыркнув, Зеб стучит Эвелин костяшками по лбу.

– Шутишь?! Да я мог бы ампутировать этой цыпочке руку, а она и не поморщилась бы.

Он протирает рану очень нерэмбовской влажной салфеткой для малышей, а потом штопает Эвелин. Две минуты – и Зеб перекусывает нитку. Надо отдать ему должное, гаденыш умеет быть эффективным, когда на него находит такой слог.

– Хорошая работа, Зеб, – констатирую я, наслаждаясь мгновениями искренней благодарности, которые тот наверняка обосрет, как только раскроет рот.

– Ага, так, может, когда тетенька очнется, я получу настоящее спасибо? Улавливаешь, обо что я, сержант?

Ну вот, надежнее швейцарского банка. Зеб тут же подливает масла в огонь:

– Как думаешь, у шизанутой есть что-нибудь попить? У меня в глотке пересохло, киногерой.

София, очевидно, ничуть не обеспокоенная ярлыком «шизанутой», идет на кухню, чтобы принести нам попить.

Я с облегчением вижу, что Эвелин дышит ровно. На миг концентрируюсь на этом, потому что у меня такая уйма экстренных проблем, что я не в состоянии взяться за решение ни одной из них.

Но тут что-то сказанное Зебом задевает меня, продравшись через мою прострацию.

– Эй, Зебулон, с какой радости ты зовешь меня «киногероем»? Это что-то новое.

Зеб буквально подскакивает на ноги и, спотыкаясь, отлетает на пару шагов назад, едва не столкнувшись с Софией и ее подносом.

– Ой, бляха-муха! Ой, усраться, Дэн! Так ты не знаешь?! Правда не знаешь?

Я испускаю стон. Это смахивает на крупную новость, так что запросто ее Зеб не сдаст.

– Нет. Так что сделай мне любезность, не говори. Пока что говна у меня на лопате и так хватает, ясно?

Я вовсе не прикидываюсь. Практически все мои кризисные танцы уже расписаны.

Зеб расхаживает взад-вперед, взбудораженный, будто ему нужно отплясать риверданс, но он сдерживается.

– Ладно, насрать. Я просто покажу, – выудив телефон, он открывает его. – Это в «Ю-тьюб». Пятьдесят тысяч хитов, и все прибавляется.

Желудок у меня подкатывает под горло, потому что подсознание уже все вычислило. Остальным частям моего организма надо посмотреть на экран.

Не смотри.

Я должен поглядеть. Как я могу не глядеть?

Я тебя предупреждаю. Это тебе не видео какого-нибудь огольца, обломавшегося после визита к стоматологу.

Так что я смотрю.

И это не шкет после стоматолога. И не кот, дерущий пса. И не какой-нибудь тинейджер, навернувшийся со своей доски.

Это я. Звезданувший «фараона» чудовищным фаллосом. Порногруппа отсняла весь эпизод. Может, Зеб не знает, что моя жертва была «фараоном».

– А ты знаешь, что это был мусор, а? – говорит он. – И вон тот тип позади, что хнычет. Еще мусор. Детективы Кригер и Фортц. Их отметили раз сто, по большей части другие полицейские, от смеха надрывающие свои киберзадницы.

– Я думал, этот дилдо был поменьше, – мямлю я, только бы сместить фокус с видео.

Но фокус Зеба непоколебим.

– Это вопрос перспективы. Фаллоимитаторы всегда кажутся меньше, когда их держишь.

Не в моем положении осуждать Зебулона.

Выхватив телефон из руки Зеба, София забивается в угол с бутылкой виски. Проиграв ролик пару раз, она отхлебывает из горлышка и говорит:

– Отличные стринги, Дэн. – А затем: – Это настоящий Рэмбо, а? Я чего-то в недоумении.

Я тоже. Почти все время.

Мой собственный телефон кирдыкает и выплевывает «твит». Я смотрю его, хотя экран в последнее время работает как-то не очень мне на пользу.

Жизнь не репетиция. Жизнь реальна. Никаких дублей. Так что отставь эту бутылку «Глухаря» [37] и займись безопасным сексом с кем-нибудь.

Никаких дублей. Никаких переигровок. Джинн вырвался из бутылки. Жаль только, что он облачен в розовые стринги и размахивает фаллоимитатором.

И тут я почему-то впадаю в сон, прямо стоя. Сновидение нисходит на меня ниоткуда. Секунду назад загривок у меня пылал от смущения, и тут же я вдруг пытаюсь проморгаться после крепкой отключки.

– А? – лепечу я, потому что коленвалу моих мозгов требуется добрая секунда, чтобы провернуться.

Небольшой совет: никогда не отвечайте на телефонный звонок, пробуждаясь от глубокого сна. Во-первых, потому, что голос ваш звучит так, будто вы лет двадцать опрокидывали стопки с Бобом Диланом и Родом Стюартом, а во-вторых, потому, что можете ляпнуть нечто, не вполне соотносящееся с реальным миром. Я познал это на трудном опыте, когда Томми Флетчер позвонил мне в ирландский период и я подскочил с постели, выпалив: «Террористические голуби, как бог свят, они обучали голубей».

Томми частенько поминает мне об этом, немало потешаясь со своей стороны. Так что советую: услышав телефонный звонок, потолкуйте пару секунд с самим собой, прежде чем снять трубку. Это поможет машинерии завертеться.

Очевидно, я болтал во сне, потому что Зеб полностью в курсе событий моего адского дня.

– Ну, ты додик, – говорит он, врезав мне по лбу основанием ладони. – Соскучился, что ли? Не мог просто встретиться с Майком, не превращая это дело в Армагеддон?

Я издаю сердитое сопение, но он прав. Я вроде как толкаю людей к насилию. Будто, пока я не объявился, они об этом всерьез и не думали.

Фуфло. Насилие у Майка в мозгах, как припарка. А Ши выбрал сценарий твоих похорон еще до того, как ты показался.

Это изверги, но я не могу отрицать, что общим знаменателем во всех их извращенных планах выступает Дэн Макэвой.

Доковыляв до софы, я пристраиваюсь у ног Эвелин. Если отвлечься от запаха шампуня, она смердит, как пивная бочка, но выглядит такой мирной… Пожалуй, я бы смирился с сивухой изо всех пор, чтобы быть настолько же мирным.

– Она оправится? – спрашиваю я, прикинув, что расстановка приоритетов – единственный способ выпутаться из этого бардака.

– Она будет в полном ажуре, – сообщает Зеб. – Зато тебя затрахают почище, чем мою кузину Аду на бат-мицве[38]. А трахается она – мало не покажется, потому что уж такая у нее млятская натура.

Ада – милейшее дитя на свете. Скорее всего, она отвергла поползновения Зеба или не дала ему в долг. И хотя наши взгляды на млятскость натуры Ады могут не сходиться, спорить с тем, что меня трахают, не приходится.

Я притрагиваюсь к голове Эвелин, и София рычит из своего угла.

– Выпутаться из этого можно?

При обычных обстоятельствах я бы ни за что не обратился к Зебу Кронски за тактическим советом, но он тип скользкий и чем теснее дыра, тем сильнее вьется, чтобы выскользнуть из нее.

Зеб предпринимает прогулку из угла в угол.

– Тут ты не властен, ирландец. У тебя тут сплошные обязательства.

На слове «обязательства» Зеб бесцеремонно указывает головой на Софию, и та в ответ поднимается из угла, сжимая бутылку виски за горлышко.