— Ты никакая, — подводит безрадостный итог Лидер, пока девушка отхаркивается спермой. — Подумай об этом по дороге к Яме. Пойдёшь пешком.

— Но ты зачем-то трахаешь никакую, — Лиза готова расписаться в графе — «пулю получил» и пройти в комнату, где на белоснежной стене нарисует импрессионистическую картину своей кровью. Лиза не держит язык за зубами уже давно.

— Пойдешь без обуви, — он расшнуровывает ботинки дивергента и выталкивает её из них. — Завтра финальный тест, надеюсь, ты успеешь дойти. Если придёшь вовремя, я накину тебе бонусные очки, — проведя инструктаж, Эрик уходит прочь.

Скоро дождь…

========== Часть V. Кайф. ==========

Лиза какое-то время лежит между подсолнухами и ведёт обратный отсчёт времени; начинает с шестидесяти секунд, через минуту в ней должна сдетонировать взрывчатка и вонзится гвоздями со скошенными остриями. Если одеревенелое, не сгибающееся тело не разворотит до психоделического месива, значит, можно официально назначать похороны; на завтра.

— Ищете разнообразия? — над Лизой тучной тенью нависает парень в жёлтой свободной рубашке подпоясанной тонким ремешком и красных безразмерных шароварах. Лиза между делом замечает в руках «рабочего» и чёрный бинокль, болтающийся на синтетической верёвке.

— Ты о чём? — брови дивергента взмывают вверх, и, кажется, они готовы дойти до ободка волос; на лице с усердием лепится последняя стадия удивления.

— Не нервничай, разнообразие помогает сохранить огонь в отношениях, — доброжелательный делает вид, что не замечает её глупого вопроса, выдающего с потрохами, ровно, как и неравномерно лёгший на щёки пурпур. — Не старайся откреститься, бесстрашная, я наблюдал за вами из вон того строения, — он указывает взглядом на покосившийся деревянный сарай с соломенной крышей.

— Между нами отношениями и не пахнет, только животный секс, — буквы, расставленные не в алфавитном порядке, имеют акутовые края и тем самым режут полость рта. Элизе невероятно больно врать; враньё, горящее торфяниками на языке, отдаётся болью в растерзанных придатках.

— Очень изобретательный секс, прошу заметить, я такого никогда не наблюдал за годы своей службы в огородах. Вы ехали с другого конца города, чтобы поиграть в изнасилование, а потом добавить ещё перца и добровольно отдать ботинки. Небось, до города ещё пешком будешь добираться, — парень улыбается широко и светло, подтверждая заслуженный статус сеятеля добра; он не осуждает её, и ей вполне хватает этого, чтобы послать мимолётную улыбку в ответ.

— Буду.

— Тогда желаю удачи и попутного ветра, — он нацеливается вернуться к пункту обзора за подсолнуховыми и картофельными полями, но что-то его останавливает, и он снова обращается к Лизе: — Ты баловалась когда-нибудь травкой?

Если в каждой шутке, есть доля правды, то и в каждой неподтверждённой сплетне она тоже имеется.

— Если только петрушкой или укропом, — шутка выходит не совсем удачной, парень с непониманием щурит глаза; он не разделяет с ней остроту, да и Лизе всё равно как-то, они не друзья по юмору. – Нет, не баловалась, — когда молчание между ними переваливает за трёхминутный рубеж, дивергент спешит сказать понятное и простое «нет». Физическая работа отупляет, а на палящем солнце и вовсе затормаживает работу мозга — она знает это не понаслышке.

— Я дам тебе пару косячков в дорогу, идти будет веселее, — он вкладывает ей в руку несколько самокруток, набитых засушенной травой, и коробок спичек. — Всего тебе доброго.

Лиза смотрит на удаляющийся к сараю силуэт доброжелательного и допускает к рассмотрению мысль, что сарай стоит там с определённой целью, но это, в общем-то, не её дело. Она давно не часть этой фракции, она просто прячет наркотическое подаяние в карман ветровки до подходящего случая.

Бесстрашная начинает пешую, босоногую прогулку до Ямы вместе с дождём, дырявящем её водными дротиками. Она рада, что ливень избивает тело, а ноги вязнут в болоте земляной жижи; она может скончаться от переохлаждения или пневмонии ещё до того как придётся ехать на «экскурсию» в следующую фракцию.

К подножию города, минуя поля бывшего родимого «общества», дивергент подходит к закату, который пахнет костром из железных мусорных баков. Город в затухающем дневном свете не вызывает страха и ужаса, он вызывает чёткое желание покурить.

Она поджигает «веселящую» папироску и запускает дымных ужей в конические колбы лёгких; дело остаётся за малым — дождаться химических реакций. Они накрывают её тяжёлым покрывалом к седоватой полной луне, выкатившейся из погреба горизонта. Серые коробки зданий молниеносно раскрашиваются в причудливые радужные цвета, будто откуда-то из тёмных подворотен понабежали граффитчики и опробовали новенькие баллончики с краской. Запах краски Элиза тоже чувствует, он сладко щекочет ноздри и пробирается к желудку, чтобы осесть в нём разноцветным, канцерогенным порошком.

А ещё жуткая боль в ногах, давящая на пятки растёртыми мозолями, мгновенно испаряется; если Лиза снимет с себя кожу, как какой-то водолазный костюм, это не принесёт ей никакого дискомфорта и не усилит боль. Вот оно побочное действие без мишуры и прикрас. Лиза не прочь двинуть в массы идею о легализации марихуаны, ведь она действует почти, как подорожник, только специализируется на внутренних болезнях; после финального теста она обязательно подойдёт к правящей элите Отречения и поделится своими мыслями насчёт лечебной травы.

Но пока Лиза блуждает по безлюдному городу светлячком, её выдаёт подожжённая сигарета, и напрочь забывает, какую миссию должна выполнить до полудня. Она приближается к волшебным, сказочным мирам, где киты ныряют в асфальт, как в мягкое желе, не разбиваясь о дно земли, и отдаляется от Ямы.

Чёрт с ней с этой Ямой.

Чёрт, однако, давно там.

В одном из гулких переулков Лиза проклинает себя за опрометчивые шаги по судьбе, она отчитывает себя за уход из миролюбивого «общества», которое даже после её предательства поделилось с ней своими запретными плодами. Она благодарно вгрызается в этот плод зубами, ощущает, как оно льётся млечным путём внутри раскроенного, разъёбанного тела; она вся сверкает, как звезда Антарес.

Утренний ветер, проходящий через форточку-рот Лизы, задувает горящие свечи кайфа где-то в районе предсердия; утреннее солнце поддевает тонкий слой сетчатки глаз лучевыми скальпелями и мордует лицо, заставляя окончательно выйти из «наркотического опьянения» Вселенной.

Город претерпевает заметные изменения в глазах дивергента, он так же сер и несвеж, а галактическая (не) реальность трансформируется в повседневную, земную. В Лизе заканчивается супермен, политик и аналитик, в Лизе восстанавливается, поднимается с колен неопытный неофит — всё растравляется по законным местам.

Девушка определят своё местоположение по дорожным указателям. Ей приходится выложиться по полной программе, чтобы найти Яму до того, как её объявят бесполым афракционником за неявку на финальный тест.

Порог общей спальни она переступает в шесть утра, так показывают часы на запястье спящего новобранца; с собой Лиза приносит цепочку грязных следов и запах мясных отходов. Она спешит отмыться от уличной копоти до того, как здоровые лбы мужского пола задрочат утренней спермой полы душа.

После омовения тела в прохладной воде, Лиза понимает, что путь до Ямы был исключительно на автопилоте, а уже у кровати энергетический рассол заканчивает свои целебные действия. Лиза принимает решение отравить рассудок ещё одной сигаретой, которая придаст ей сил продержаться ещё часов пять и уверенности в том, что смерть лучше жизни; в момент, когда стальная пуля будет вытеснять из неё угрожающего системе дивергента, она, наверное, будет управлять космическим кораблём и ловко шнырять между метеоритов.

Элиза находит надёжное убежище, где намеревается осуществить запланированное, и закрывает его на ключ, что опрометчиво оставлен в створке замка; в убежище есть неоновая барная стойка со стульчиками на длинных прозрачных ножках, стеллажи с горячительными напитками, зеркала в форме языков пламени и фотографии знаменитых бесстрашных.