========== Пролог. ==========

Клочья света из тусклой лампочки неравномерно выбеливают остроскошенные скулы Эрика; в забетонированном урбане Ямы, где всё черным-черно, даже люди, его скулы волей-неволей притянут магнитом заворожённые взгляды новобранцев. Они и притягивают, иначе быть не может.

Только одна «абитуриентка» не смотрит, потому что остерегается бросать на него прямые оценивающие взгляды; Эрик считает, что у неё инстинкт самосохранения на процентов тридцать выше, чем у остальных бесстрашных. Это и не плохо, и не хорошо. Это никак — безлико.

Эрику нравятся слабые и беспомощные подростки, они так красиво летят с неровноокаймлённых обрывов бескрылыми дезориентированными в пространстве воронами; ещё больше ему нравится задувать огонь жизни в застеклённых смертью глазах. Лиза одна из этих, потерявшихся в «шахтёрских джунглях», ворон; попросту балласт, набитый костьми и жиром.

Эрику не нужно иметь экстрасенсорных способностей, чтобы определить, что у неё в груди и у основания горла застревают каменные крошки страха и немого отчаяния. Ко всему прочему, разговоры о безутешных рыданиях Лизы в подушку в первую же ночь вышли за пределы «семьи»; слёзы — это слабость и излишний расход воды в организме.

— Вылетишь завтра, доброжелательная, — слова, перемолотые сквозь зубную кофемолку, достигают струнчатых рёбер Лизы и впитываются кляксами ненависти в тёмную майку.

***

Но Лиза не вылетает; ей невообразимо везёт переползти через барьерную черту, разделяющую лидеров и аутсайдеров.

Эрик сваливает это на удачу, которая сопутствует выродкам-доброжелателям, и за обедом, в споре, ставит незначительную сумму на прозябания её бренного тела в клане изгоев.

Лиза сидит за его спиной и с каждой секундой теряет аппетит; её желудок заполняют и растягивают рвотные массы отвращения, льющиеся изо рта Эрика. Какое уж тут овощное рагу и котлеты. Спасибо, сыта.

***

В кабинете тестовой симуляции светло и пахнет пустотой.

Лиза усаживается в комфортабельное кресло и совсем не смотрит в сторону Эрика, у которого скулы выделяются ещё резче, чем обычно.

Лидеру приходится притянуть её к себе за подбородок, чтобы она, наконец-то, взглянула на него с таким же омерзением, как он на неё; Лиза смотрит на Эрика с безразличием, покоящемся на дырявом дне ваксовых зрачков.

Это лишнее очко в её копилку.

Из страхов в Лизином арсенале имеется один — она боится оказаться в закрытой наглухо комнате, разрушающегося высотного здания, — так отражается на мониторе; и это нихрена не коллекция страхов, запечатанная в пыльной коробке головного мозга.

Лиза справляется с заданием за пять минут, и данный исход теста не удивляет Эрика; он уже отправлял пули в лбы подобных «гениев» и депортировал их тела на «Родину».

Она — дивергент с херовым повышенным инстинктом самосохранения.

Она — подобие человека с врождёнными дефектами.

***

Лиза отчаянно отторгает мысль о милосердии Эрика, потому что за спинами таких беспринципных ублюдков стоят полчище бесов и господствующие фракции.

На веку Эрика не было дивергентов женского пола, и это, несомненно, привлекает его.

К тому же он считает, что, та, которая уже сломана, не должна бояться сломаться; он хочет разломать её ещё сильнее. Так, чтобы она треснула по швам.

Эрик целует Лизу, забравшись ей в рот языком буквально до миндалин, и считает секунды до наступления «дивергентной» эйфории бесстрашия, но этот момент не наступает, и он отпускает «доброжелательную» ко всем чертям.

Поцелуй оказывается чересчур обычным, таких у него было сотни.

Лиза вспыльчива и неуправляема в вопросах пересечения ненавистным врагом интимной зоны: её пальцы обжигаются пламенем на скулах Эрика. Она даёт ему увесистую пощёчину.

Он не отвечает. Он отпускает её ко всем чертям, как и планировал.

***

У Лизы кончается в лёгких воздух, его выпаривает путём кипения Эрик, зажимающий её рот ладонью.

Он вырывает её за руку из постели, словно тряпичную куклу, и тащит к спортивному залу, в котором тлеет свет в электрических лампочках. Лиза ломает о зататуированные плечи лидера отросшие ногти, когда он закидывает её на спину.

— Задавленное чувство страха, так ведь, дивергент?

— Именно.

Эрик рвёт на ней одежду; материал податливо расходится под его пальцами и оседает чёрной пылью на матах. Лиза чувствует, что ей жить остаётся совсем чуть-чуть, и совсем не стесняется своего обнажённого вида.

— Тебе осталось пару часов.

— Я знаю.

Односложные ответы никак не расстраивают Эрика, пока он перевязывает тело Лизы верёвками; лёгкая отсылка к БДСМ-у, даже не пришлось долго обдумывать месть за пощёчину, разрешение конфликтной ситуации лежало на поверхности.

— Только крысы сдают людей.

После отождествления его с крысой, он туже затягивает верёвки на её бёдрах.

— Я всего лишь служу системе.

— Продажно служишь.

Эрик уже не слушает пустые обвинения Лизы, он подвешивает её за петель верёвки так, что она не может достать пальцами ног пола; её тело уже начинает гореть подожжённым терпентинным маслом от трения верёвки о тело, и теперь ей точно хочется спрыгнуть с обрыва.

— У тебя есть четыре часа до подъёма, чтобы выпутаться, иначе тебя могут выебать утренним стояком.

========== Часть I. Добро пожаловать в игру. ==========

Лиза буквально выдавливает своё тело, как зубную пасту из вздутого тюбика, только из кокона верёвки. Её ногти и подушечки пальцев стесываются до мяса от слишком тесного взаимодействия с крепкими, хитросплетёнными узлами, а тело покрывается алыми полосами железнодорожных рельс; по крайней мере, она чувствует себя так, будто по ней прошлись товарные поезда.

Когда её ноги касаются твёрдой поверхности, она даже поначалу не может поверить своей удаче, которая целует её в босые пятки, вжимающиеся в маты; она стоит на матах и кривит губы в нервной усмешке. Её тело едва подрагивает, она ещё не может справиться с той физической и моральной нагрузкой, что до сих пор бьёт её ударными барабанными палочками по окоченелым внутренностям.

Должна уже была привыкнуть за семь часов, проведённых в паутине паука-птицееда, но если голова не смирилась с выпавшей по судьбе чёрной картой, то тело и подавно — она всё ещё не может унять дрожи в коленях и переулках мозга. Это землетрясение с ней надолго.

Из зала Лиза уходит абсолютно голой, потому что из спортинвентаря нет ничего такого, за чем можно спрятать свою наготу, а обернуться верёвкой то же самое, что снова загнать себя в ночной кошмар.

В серых коридорах доброжелательная встречает человек девять, не меньше, но никто не удивляется её внешнему виду; в их густо чёрных зрачках виднеется скука, а под глазами залегает тяжесть бессонных ночей — им нет дела до заблудившегося неофита. Бесстрашные уже давно привыкли к общим спальням, туалетным комнатам без дверей и голым соседям в душевых. Но, несмотря на устоявшиеся, закоренелые привычки, слухи об изнасилованиях периодически передавались из уст в уста. Обо всех этих тонкостях ей рассказал старый знакомый из фракции Доброжелательности, которого Лизе удалось выцепить из бесконтрольной толпы в столовой и перекинуться с ним словами в день инициации. Ещё он призывал быть её осторожной и хитрой; ей так и не удалось протестировать это на себе, наоборот, она ушла в ощутимый минус.

— Ты лунатик-эксгибиционист? — хохот девушек-новобранцев впечатывается в её грудную клетку, как только Лиза переступает порог спальни.

Лиза улыбается в ответ, потому что хочет сохранить в себе те осколки доброжелательности, которые были переданы ей с молоком матери; когда-то в ней было целое зеркало доброжелательности и человеколюбия, а теперь осталось лишь пару осколков. Наверняка, к восемнадцати годам кровь выведет из её организма все остальные, зацепившиеся за капилляры и жилки, осколки.

— Ты такая дурочка, Лиза. Одевайся быстрее, пока парни нежатся в душе, — ей бросают в лицо одежду, что ныне аккуратно лежала на подушке.