Отчасти я хочу, чтобы он остался. А мысль о том, что он будет ночевать в том отвратительном месте, сейчас мне нравится еще меньше, чем раньше. Сейчас Кори мне гораздо ближе, и все воспринимается как гораздо более личное. С другой стороны, я не могу себе позволить быть дураком. И так в последнее время натворил достаточно глупостей – сам на себя не был похож.

Мне нужно восстановить нормальный ход жизни, какой я жил в последние пять лет после окончания университета. У меня есть моя собственная жизнь, куда не вписываются богемные геи, менаж или частные детективы.

Я попиваю холодный чай на кухне, когда туда входит Кори.

– Так. Я забронировал себе номер. Сейчас только соберу сумку, чтобы после работы на мотоцикле поехать уже прямиком туда. Мистер Патель заселит меня пораньше.

Он кладет телефон на стол.

– Ты сможешь вернуть за него деньги, ведь после покупки прошло всего пару дней?

– Не надо, – я рассеянно кручу стакан, слушая перестук льдинок друг о друга. – Оставь его себе. И пользуйся им, сколько будет нужно, ладно? На него оформлен двухгодичный контракт. И потом, это ведь подарок. Я хочу, чтобы он у тебя остался.

– Очень мило с твоей стороны, Бен, – его голос хриплый, но он тут же откашливается. – Я найду способ отблагодарить тебя. Но тогда встанет вопрос, что подарить парню, у которого все есть, – он старается поднять настроение шуткой, но от этого мне еще грустнее.

Решительно поставив стакан на стол, я поворачиваюсь к нему.

– Эй, зачем мы это делаем? Мы же не прощаемся. Это ведь временно – пока мы не поймем, что нужно тому детективу.

– Тогда почему это так похоже на прощание?

– Не знаю. Но ведь мы будем видеться на работе, помнишь?

– Ну да, – по его тону понятно, что это его не сильно утешает. Меня тоже.

– Ладно, я отчалю чуток пораньше, – говорит он. – У меня встреча с Элли в кофейне перед работой.

– Тогда увидимся на работе.

Он идет к домику у бассейна и машет мне рукой над головой, не оборачиваясь. Спустя несколько минут он выходит оттуда с сумкой на плече. На этот раз, когда я слышу рев мотора его удаляющегося мотоцикла, я не лежу подавленный в кровати, но по ощущениям это так же плохо. И снова я оказался один в своем доме, который для меня слишком большой.

***

Первое, что я делаю, приехав на работу, это проверяю, как Тайлиа. Я весь день был на телефоне, если вдруг ей станет хуже, но никто не звонил, так что я заранее знал, что она в порядке.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Тайлиа? – спрашиваю я, надеясь, что она уже привыкла ко мне и будет поразговорчивей.

– Хорошо, – тоненьким голоском отвечает она. – А можно мне еще игрушек?

Я оглядываю палату. У нее тут журнал детских комиксов из комнаты ожидания и пара долларовых игрушек. Это издевательство, что маленькая девочка застряла в больнице совсем без игрушек.

Я звоню на сестринский пост.

– Кто-нибудь, сходите в магазин и купите ребенку игрушек. Зайдите ко мне, я дам свою карточку.

– Доктор Харди, это вы? – голос медсестры на том конце кажется шокированным.

– Да, это я. Идите кто-нибудь сюда, возьмите мою карточку и купите все игрушки, какие подойдут для пятилетней девочки.

Когда в палату заходит медсестра, она берет карточку и выглядит нервозно.

– Какой лимит, доктор Харди? Сколько вы хотите потратить?

– Тратьте смело. Представьте, что сейчас Рождество.

– Оно уже на носу, сэр. Осталось три дня.

– Тем более, – мысль о скором празднике делает меня еще грустнее. – Часть игрушек пусть упакуют как подарки. И купи ей одежду. Что-нибудь симпатичное.

После ухода медсестры я еще какое-то время болтаю с Тайлиа. Она очень стеснительная, поэтому разговор в основном состоит из моих вопросов, на которые она почти не отвечает. Хотя я не против. Я просто хочу, чтобы она знала, что тут безопасно.

Выйдя из палаты, я звоню Бланш Кэлхун, руководителю местных органов опеки. Мы друг друга давно хорошо знаем по случаям плохого обращения с детьми, плюс я учился в одной школе с ее сыном и дочерью. Я даже ужинал в кругу ее семьи несколько раз в год.

– Я хочу, чтобы она осталась со мной, Бланш. Чтобы не возвращалась к той женщине. Дома у меня достаточно места. Что от меня потребуется для этого?

В маленьком городке, где все знают друг друга, преодолеть бюрократические проволочки куда проще. Есть надежда, что Бланш и судья Робертс будут на моей стороне.

– Думаю, это замечательно, Бен, – отвечает Бланш. – Твоя мама гордилась бы тобой. У тебя есть средства на ребенка… и при этом не похоже, что ты в ближайшем времени женишься и обзаведешься своим, – усмехается она, полагая, видимо, будто это остроумная шутка, а не отвратительное клише.

– Я гей, – выпаливаю я, прежде чем понимаю, какого черта творю. В последовавшей за моим внезапным признанием тишине я пытаюсь понять, нафига мне понадобилось такое сказать, пусть это и правда.

Но Бланш приходит в себя достаточно быстро.

– Я и не знала, Бен. Думала, ты встречаешься с женщинами.

– Так и было, все верно, но… я встретил кое-кого.

– О-о-о… Понимаю. А ты уверен? Может, это временное. Ты ведь в итоге можешь оказаться бисексуалом, да?

– Наверное, – вздохнув, что наговорил лишнего, отвечаю я. – Просто решил, что ты должна знать.

– Переживаешь, что это может повлиять на решение об опеке?

– Думаю, да. Это может стать проблемой? Что я буду с… парнем?

– Да нет, – успокаивающим голосом говорит она, за столько лет привыкшая успокаивать перепуганных детей. – Слушай, геи и лесби-пары давно усыновляют детей. Это самое обычное явление, хоть и не для нашего города. Но думаю, однажды горожане должны это принять, правда? Когда назревают изменения, кто-то должен сделать это первым.

Я глубоко и с облегчением вздыхаю.

– А я думал, ты перестанешь меня уважать, если узнаешь.

В телефонной трубке раздается ее громкий смех.

– Дорогой, моя дочь живет с женщиной в горах на севере Джорджии. Причем они организовали себе официальную свадьбу и все такое. Ее папочка поначалу не хотел это принимать, но потом согласился. Сейчас он говорит, что у него теперь две дочери.

– Ого, мы сегодня просто удивляем друг друга, – в этот момент я чувствую пугающую близость по отношению к ней, и этот разговор – практически то же самое, что и признаться собственной матери. Будь она жива, я рассказал бы ей обо всем, что происходит в моей жизни. Интересно, как бы она отнеслась к Кори. Появилось ли бы у нее чувство, будто теперь у нее два сына?

– Послушай, Бен, я понимаю, что тебе трудно представить каминг-аут в таком городе. Тебе, наверное, кажется, что местная кучка святош ку-клус-клановцев забьет тебя камнями до смерти, если узнают. В некоторой степени это правда. Но поверь мне, когда я говорю, что в этом городе найдутся люди, которые поймут. Просто верь и дай людям немного времени привыкнуть и помни… В нашем городе есть немало людей, таких, как я, например, которые любят тебя и будут за тебя горой.

– Поверить не могу, что мне повезло иметь таких друзей, как ты, Бланш. Из-за такого я и люблю наш город, – я делаю паузу, не зная, что сказать дальше. – Не знаю, смогу ли я когда-нибудь рассказать об том кому-то еще. Мне тридцать три, и вдруг появляется парень, который опрокидывает мой мир с ног на голову.

– Тебя раньше никогда не привлекали мужчины?

– Нет, никогда.

– Что ж, мы не можем выбирать, кого полюбим, сынок. Время от времени появляется кто-то, резонирующий с нами настолько сильно, что становится неважно, вписывается ли он в наше представление об идеальном партнере. И, наверное, этот парень по-настоящему особенный, поэтому ты уж держись за него.

***

Из-за нашего разговора с Бланш я ощущаю оцепенение. В моей голове с трудом укладывается тот факт, что я взял и брякнул: «Я гей». Такого я никак не мог предугадать.

И теперь мне приходится принять во внимание, что это может быть правдой. И по иронии судьбы моя исповедь случилась ровно в день отъезда Кори. С каждым днем моя жизнь становится все более запутанней.