Всего лишь день понадобился Скурихину, чтобы сложить печку с плитой и вывести наружу трубу.

Первый огонь в новой печке разжигал сам печник. Зрителей собралось много, и все внимательно следили, как Скурихин сначала сложил кучу сухих щепок, поверх добавил несколько довольно толстых поленьев, которые увенчал кусками блестящего каменного угля. Только после этого он зажег спичку и поднес ее к лежащим в самом низу стружкам. Огонь быстро побежал, лизнул щепки, затрещал, добрался до угля. Скурихин закрыл дверцу. Снаружи раздался крик:

— Дым есть!

— Ну и ладно, — с удовлетворением произнес Скурихин, вытирая руки о колени. — Раз дым есть, значит, печка родилась, с чем и поздравляю хозяев!

Однако новоселье немного задержалось, ведь в доме еще не было мебели. Надо было сколотить кровать-лежанку, спальное место для Георгия, пару табуреток и стол. Все эти веши делали сообща, и, когда летнее время перевалило в зенит и на обширных птичьих пастбищах Тундры Академии вылупились гусята, семья Апара торжественно отметила новоселье.

Накануне назначенного дня хозяин развесил снаружи, в укромных, скрытых местах свои амулеты-охранители, которые должны оберегать от всяких бед не только само жилите, но и его обитателей. Он щедро намазал их жиром и кровью убитого недавно моржа. Старое жилище разобрали, увязали шкуры и сложили на высокие подставки, рядом с байдарой.

Ушаков подарил семье Апара полный комплект постельного белья и два одеяла. Жена Скурихина сшила подушки и набила их гагачьими перьями, собранными на весенних гнездовьях, а докторша показала Нанехак, как стелить постель.

Сестра Таслехак, уже несколько лет прожившая с русским, отогнула одеяло, покрывавшее постель, и спросила:

— Неужто будете спать на такой белизне?

— Не знаю, — нерешительно ответила Нанехак. — А разве у вас нет такой постели?

— Нет, — сказала Таслехак, — мы со Старцевым спим на оленьей шкуре, как все.

Нанехак и сама это знала и спросила сестру просто так, от растерянности. Она опасалась, что такой крутой поворот в их образе жизни может вызвать осуждение соплеменников. Как-никак, а это в какой-то мере отказ от своего, исконного, привычного.

Подарков нанесли множество, и новоселы устроили большое чаепитие в своем новом жилище. Не всем гостям удалось разместиться за столом, и многие устроились на полу. А посуду пришлось заимствовать в деревянном доме.

Ушаков принес бутылку красного вина, и старшие мужчины пригубили, поздравляя Нанехак, Апара и Георгия с переездом в новое жилище.

— Дорогие мои друзья, — сказал Ушаков. — Конечно, этот дом только первый шаг. Пройдет совсем немного времени, и эскимосский народ навсегда распрощается со своим древним жилищем. Давайте не будем его ругать: оно хорошо служило людям на протяжении многих лет, защищало от холода, охраняло от пурги и долгих осенних дождей. Но меняется жизнь, значит, многое должно измениться и в жизни северного человека. Так уж повелось, что кто-то всегда идет первым. В этом деле у нас первыми прекрасная семья — Апар, Нанехак и мой маленький тезка Георгий. Пусть они будут счастливы в своем доме!

Когда разошлись гости и угомонился растревоженный новой обстановкой Георгий, в доме стало необычно тихо.

Печка хорошо протопилась, и в помещении было так тепло, что пришлось открыть форточку. Стоял полярный день, и в комнате было светло.

Нанехак убрала посуду, вытерла чистым полотенцем чайные чашки, смочив его под жестяным умывальником. Апар сидел на полу под окном, поджав под себя ноги, и курил.

Закончив все дела, Нанехак подошла к постели, откинула одеяло.

— Будем ложиться? — спросила она.

— Надо бы, — нерешительно ответил Апар.

Поколебавшись, Нанехак тихо сказала:

— Может, все-таки эту белую ткань снимем? Смотри, матрас такой чистый, новенький, зачем его покрывать материей да еще белой? Из этих полотнищ можно сшить две камлейки для сына.

— Ладно, снимай! — махнул рукой Апар.

Обрадованная Нанехак сняла простыни, аккуратно свернула их и спрятала. Постояла возле кровати и стала медленно раздеваться.

— А почему ты не раздеваешься? — спросила она Апара.

— Пойду посмотрю, как собаки, — ответил тот и вышел из домика.

Нанехак улеглась на непривычное ложе, вытянулась и закрыла глаза. Но мысль о том, что она лежит высоко от пола, тревожила ее.

Пришел Апар. Он склонился к кровати и зачем-то провел рукой по оставленному для него месту.

— Ну как? — спросил он Нанехак.

— Лежу… Но все время думаю, что высоко…

— Знаешь, Нана, — сказал вдруг Апар. — Давай-ка сегодня поспим на полу! Чего нам мучиться на кровати? Ведь от страха так и не заснешь всю ночь!

— Верно! — обрадовалась Нанехак, соскочила с кровати и быстро соорудила другую постель — прямо на полу, головами к двери. В пологе так и спят — головой ко входу. И когда становится душно, стоит только приподнять меховую занавесь, можешь высунуть голову и дышать сколько угодно свежим воздухом.

Постель была хорошая, но головы теперь тонули в мягких подушках. Это так неудобно по сравнению с отполированным бревном-изголовьем!

Нанехак и Апар ворочались на неудобной постели, толкая друг друга, пока Апар не сказал:

— Я принесу старое бревно-изголовье.

— Неси! — согласилась Нанехак и закинула мягкие подушки на кровать.

Но когда новоселы наконец улеглись, Нанехак все же еще раз пришлось вставать, чтобы занавесить окна: свет бил прямо в глаза. Этого в яранге нет. Там в полярный день, когда не горит жирник, так же темно, как и в полярную ночь, потому что в меховом пологе никаких окон нет.

И даже после этого Апар и Нанехак не могли сразу уснуть.

— Все-таки без полога плохо, — вздыхал Апар. — Некуда голову высунуть.

— Это верно, — согласилась Нанехак и, помолчав, сказала: — А зачем нам сразу отказываться от полога? Пусть три стены остаются деревянными, а вот эту, переднюю, можно заменить меховым пологом. И будет у нас и яранга, и дом.

Она прислушалась и с удивлением произнесла:

— А Георгий спит так, будто всю жизнь только и спал на кровати.

— Дети быстро привыкают к новому, — оказал Апар.

— Это потому, что Георгий похож на умилыка…

Апар в ответ только вздохнул.

Нанехак встала, сияла с кровати сына и положила рядом с собой.

Только после этого они уснули.

На следующее утро Апар предусмотрительно убрал бревно-изголовье, а Нанехак положила на место подушки и застелила кровать одеялом.

Несколько дней подряд в домик приходили любопытные посмотреть, как это можно жить в коробке, напоминающей ящик для хранения товаров. Особенно интересовались кирпичной печкой и чугунной плитой, на которой всегда стоял наготове полный чайник.

Поначалу Нанехак нравилось растапливать печку, готовить на плите еду, но постепенно она вернулась к привычному костру и даже пристроила в холодной части домика жирник. Апар подвесил над ним цепь. Когда Скурихин спросил, зачем он это сделал, ответил:

— На плите мясо переваривается, а мы любим с кровью, сочное.

Несколько раз жена Скурихина и докторша приходили помогать Нанехак осваиваться с плитой, новой посудой и даже учили ее готовить борщ и пельмени.

Наконец Нанехак призналась мужу:

— Никогда не думала, что жизнь в деревянном доме может быть такой сложной. Ни минуты покоя: смотри за печкой, чтобы она не погасла, вовремя закрывай трубу, мой после каждой еды посуду, руки, лицо… Да еще эти белые простыни, оказывается, надо хотя бы раз в десять дней стирать! Хорошо, что мы на них не спим!

Апар, похоже, тоже был не в восторге от деревянного дома, но помалкивал, довольный тем, что никто не подозревает, что они спят на полу и готовят еду на костре или жирнике.

Осенние шторма пригнали лед, и надежда на пароход окончательно угасла. Надо было готовиться к новой зиме, бить моржа, утеплять деревянный дом, чтобы зимой в нем было так же тепло, как в яранге.

С первым снегом Георгий пошел. Это был приметный день в жизни семьи, и Апар прикрепил в укромном месте нового духа-охранителя.