Последовали нападения, никаких подробностей о которых нам не известно. Но в результате 22 марта (или около того; некоторые источники называют 3 или 8 апреля) отряд, отвалив от берегов, отступил вниз по реке. Маленькие вьетнамские лодки, действуя как приманка, проскользнули над кольями. Последняя атака замедлила продвижение монголов, а затем они напоролись на колья; многие корабли, наткнувшись на них с разгона, оказались продырявлены и застряли на месте, в то время как другие врезались в них, сделавшись совершенно беспомощными… и тогда сверху по течению спустились вьетнамские лодки-брандеры. Выбираясь на берег вброд по воде и илу, монголы делались легкой добычей для выстроившихся там войск. Тугану повезло спастись — лишь для того, чтобы столкнуться с яростью Хубилая: хан сослал сына в Янчжоу, в 150 км вверх по Янцзы от ее устья, очень далеко от двора.

За минувшие годы река Бахданг заилилась, и ряды кольев глубоко ушли в ее дно. Откуда же известно, что в рассказанном выше есть хоть какая-то доля правды? Частично потому, что место, где Тран Хунг Дао вонзил в землю меч и заплел волосы, было отмечено посвященным ему храмом; но главным образом потому, что в 1953 году, когда северо-вьетнамцы проводили на реке работы по углублению дна для улучшения навигации, эти колья были найдены. 22 марта 1988 года во время официального празднования 700-летней годовщины великой победы Бахдангский склад кольев был объявлен историческим мемориалом, служащим напоминанием о разгроме «северных феодалов». Остров, на котором прятали колья, и его огромная пещера, Грот Деревянных Кольев, сейчас являются туристическими объектами, а Тран Хунг Дао по-прежнему помнят как национального героя, обеспечившего независимость Аннама.[75]

Втягивание Хубилая во Вьетнам вызывает поразительные параллели с более недавними событиями. Могущественному правителю представляется, что отправка войск для нападения на крайне решительный режим на вьетнамском севере послужит национальным интересам. Иностранным войскам не удается достигнуть своих целей. Присылаются новые войска. Затронут престиж. Нужно поддерживать свое реноме в глазах всего мира — совершенно немыслимо, чтобы малая держава смогла устоять перед нападением самой могущественной на земле. Десять лет великая держава пытается достичь своей цели, сражаясь в топях и щурясь изо всех сил в попытке разглядеть свет в конце туннеля — только для того, чтобы быть загнанной до позорного отступления.

Да, есть интересные параллели с Америкой и ее войной во Вьетнаме. Но столь же интересны и отличия. Америка в 1960-х годах находилась в разгаре холодной войны, жестокого противоборства с СССР. В то время за первым шагом к вовлечению во Вьетнам имелась некая логика. С другой стороны, Хубилай специализировался на превращении во врагов людей, которые не представляли никакой мыслимой угрозы. Все сводилось к идеологии.

В этом есть урок, по поводу которого дух Хубилая и американцы сошлись бы во мнениях: никогда, ни под каким видом не стоит связываться с северовьетнамцами.

После такого разгрома о вторжении в Тьямпу не приходилось и думать. Но оставалось еще незаконченное дело в Бирме.

В 1283 году войско в 10 000 копий из Сычуани попыталось привести к покорности бирманского короля, но тот бежал в горы, а затем, пытаясь избежать дальнейших неприятностей, отправил двух монахов молить о мире. Они знали, что ступают на зыбкую почву: «Ваше величество, разве вы не бодисатва [будущий Будда]? Ваши владения столь обширны, Паган же — страна маленькая, но учение Будды в ней процветает. Не посылайте в нее воинов. Приходите только после того, как созреет урожай». Хубилай пообещал и слово свое сдержал.

В конце 1286 года, имея за плечами поражение во Вьетнаме, Хубилай совершил новую попытку — уже с большим успехом, во многом обязанным внутреннему положению дел в Бирме. Король Наратихапате был только что убит своим сыном Тихату, который приставил нож к горлу отца и заставил его выпить яд. Это было королевство в состоянии коллапса. Командующий Эсэн-Тэмур, внук Хубилая, получивший некоторый опыт во Вьетнаме, повел 7000 своих солдат вниз по течению Иравади. Когда монголы добрались до Пагана, то очистили его монастыри от золота и серебра; а затем, не в состоянии выносить здешний климат, вернулись домой, оставив Бирму на произвол нового цареубийства, анархии и тайских военачальников. Крохи дани все же сочились из северной Бирмы, но их было никак не достаточно для оплаты войн или удовлетворения ханского самолюбия.

Король Кертенагара на Яве лично преуспел, унаследовав одно из наиболее успешных королевств Юго-восточной Азии. Ява, особенно восточная, располагала целой историей мини-империй. Три века назад одна из них, Матарам, обогатилась, торгуя рисом и пряностями. Рис хорошо произрастал на плодородной вулканической почве острова, и корабли этого острова монополизировали гвоздику, мускатный орех и перец Островов Пряностей. Матарам во всем превосходил своего великого соперника Шривиджайю на соседней Суматре, пока в 928 году не случилось извержение огромного вулкана Мерапи, служившего источником чудесной почвы острова — посейчас извергнутые в речные долины пепел и потоки грязи погребли под несколькими метрами новой почвы городки и храмы страны.

От этого удара Матарам так и не оправился, но один уцелевший принц создал блистательное, хотя и недолговечное государство-преемника. После того как он провел четыре года в изгнании в монастыре, ему в 20-летнем возрасте предложили престол. Аирлангга быстро восстанавливал разрушенное, устроив новую базу неподалеку от современной Сурабаи, перегораживая плотинами реки, расширяя планы ирригации. Когда в 1049 году он умер, его империя распалась на два соперничающих королевства. Со временем одержало верх Сингасари, основанное в 1222 году сиротой, вором и легендарным героем Кен Ароком, когда он разгромил другое королевство, Кедири. Эту-то новую державу и унаследовал Кертенагара — довольно непрочное наследие, поскольку его выживание зависело как от сохранения контроля над торговлей пряностями, так и от постоянного наблюдения за Кедири и его мятежниками, которые обязательно должны были появиться. Честолюбиво стремясь к большему — в самом деле, сегодня некоторые видят в нем предтечу индонезийства, — он заключил союз с Тьямпой, женившись на тьямской принцессе, но в 1284 году потерпел неудачу с захватом Бали и, в другой стороне, кусочка Суматры.

Таким образом, Кертенагара был не очень доволен жизнью, когда в 1289 году прибыл посол от Хубилая по имени Мэн Чи, привезя с собой грубое требование подчиниться. Кертенагара наказал Хубилая за неуважение, приказав нанести татуировку на лицо посла, чтобы, когда тот, вернувшись ко двору, докладывал о результатах миссии, оскорбление было ясным и публичным. Это требовало возмездия. Хубилай приказал подготовить на юге боевой флот под командованием Ши-пи, ветерана сунской кампании. Под его общим руководством наземными войсками командовал Гао Син, а силами флота — уйгур по имени, звучащем вроде бы как Их-Мусу. Хубилай сказал им, что победят они без труда: «Если вы займете ту страну, другие меньшие государства сами покорятся, вам понадобится лишь отправить послов, чтобы принять их покорность». Три года они накапливали силы в Гуанчжоу (Зайтоне): 1000 кораблей, 20 000 солдат, запас зерна на год, 1000 килограммов серебра для покупки новых припасов.

Поэтому у Кертенагары в избытке хватало времени для подготовки к нападению — однако он неверно понял стратегию Ши-пи. Полагая что командующий будет продвигаться на юг вдоль побережья, заходя в порты как Тьямпы, так и Малайи, он отрядил силы, чтобы устроить там засаду монгольскому флоту. Это оказалось роковой ошибкой — 4000 км до Явы Ши-пи покрыл без остановок. Это была стратегия высокого риска — «Ветер дул сильный, а море очень бурлило, поэтому корабль сильно качало, и солдаты много дней не могли есть», — но она окупилась. В 1293 году Ши-пи высадил свои войска, не встретив никакого противодействия, поскольку в это самое время Кертенагара ввязался в войну с соседним государством Кедири и погиб. Все местные войска сражались на юге.