Очевидно, Хубилай и его командующие собирались завершить завоевание и продвинуть войска далеко в глубь страны еще до того, как в августе начнется сезон тайфунов. Но любой опытный моряк в глубине души знает, что составлять планы в расчете на фиксированный график операций — просто безумие. Хубилай, верховный главнокомандующий, многое знал о военных действиях на широких открытых пространствах и чувствовал себя в своей стихии, скача через внутреннее море, как называли китайцы степи и пустыни Средней Азии. Но он едва ли когда-нибудь хотя бы мельком видел настоящее море, не говоря уже о том, чтобы плавать по нему и видеть, к чему может привести тайфун. Ослепленный отчаянием и изолированный властью, он шел на страшный риск, и рядом с ним не было никого, кто сказал бы ему правду.

Были и те, кто предчувствовал грядущую беду. Когда юаньские чиновники проведали о том, что японский император молил богов спасти страну в обмен на собственную жизнь, они доложили о предзнаменованиях: ожидающие переправы монголы «увидели, как на поверхности воды появился огромный змей, и вода запахла серой». Но в присутствии Хубилая все держали язык за зубами.

С самого начала все пошло не так, как должно. Корейский флот, как и планировалось, достиг Ики в конце мая и ждал… ждал… ждал… Собранный в Гуаньчжоу южный флот не смог даже выйти вовремя — заболел командующий, и его пришлось заменить. Продовольствие портилось от жары. Распространялись эпидемии. Даже когда флот наконец вышел в море, противные ветры загнали многие корабли в порты вдоль побережья.

В конце концов 10 июня командующий корейским флотом сам оккупировал Ики, а затем, прождав еще две недели, пересек небольшой пролив и высадил десант в Мунакате, непосредственно к северу от построенной японцами стены — только для того, чтобы быть отброшенным на остров посреди залива. Таким образом, у него более чем хватало возможностей провести разведку в Хакате и подтвердить наверняка полученные им из других источников донесения об оборонительной стене; в конце концов, она стояла там уже пять лет. Тогда он должен был понять, как трудно будет пробиться с берега в глубь страны, и увидеть решение: стена прикрывала берег, но не горы с обоих концов. Чингис в 1213 году переправлялся через горы, когда взял ущелье, ведущее к Пекину, а эти горы были ничто в сравнении с теми. Монголы просто пробились бы в обход стены и захватили бы ее с тыла. Единственная трудность состояла в том, что их будет отлично видно, и им окажут сильное сопротивление. Им требовалось больше войск. Но корейский флот не мог самостоятельно справиться с этой задачей.

Тем временем южный флот, теперь уже на месяц отстав от графика, направился прямиком к Японии, не заходя на Ики и к месту встречи в море, а вместо этого двигаясь к небольшому острову Такасима в заливе Имари, в 100 км к западу от Хакаты на другой стороне полуострова. Здесь он собирался перегруппироваться, пополнить припасы и начать собственно вторжение. Такасима сыграет в этой истории важную роль, поэтому позвольте мне познакомить вас с ней.

Такасима, Остров Воздушных змеев — красивый остров, теплый, плодородный, славящийся своими иглобрюхами-фугу — деликатесом, который надо очень тщательно готовить, так как отдельные его части смертельно ядовиты. Хотя большая часть неровного побережья встречает подплывающих к острову лишь крутыми склонами да каменистым дном, на нем есть небольшой порт, где морское дно, илистое и неглубокое, пригодно для удержания каменно-деревянных монгольских якорей с их гранитными поперечинами и деревянными лапами. На Такасиме обитало несколько тысяч жителей, мирных крестьян и рыбаков, совершенно не способных оказать сопротивление монгольскому вторжению. Через несколько дней их всех вырезали, вплоть до (так говорится в рассказе) последней семьи, укрытие которой выдали петухи. Уцелела лишь одна старуха, которая дожила до освобождения острова и рассказала эту повесть. Даже сегодня, заверили меня, жители Такасимы не держат петухов.

План этот был неудачным. Такасима лежит всего в километре от берега, но побережье здесь состоит из отвесных скал и подпирается поросшими лесом горами, идеально подходящими для партизанской войны. Помимо залива Хаката, мест для десантирования мало, и к каждому месту без укреплений живо прибывала японская кавалерия, окружая высадившихся воинов и вынуждая корабли уходить обратно в море. Им удалось лишь устроить несколько бесполезных лагерей на примыкающих к побережью островах. Японцы также переносили бой на воду, подгребая по ночам на юрких маленьких яликах, чтобы перерубать якорные канаты, украдкой пробираться на борт, резать глотки и поджигать корабли. Верно, на более крупных кораблях осадные аркбаллисты играли роль артиллерии, выпуская массивные стрелы, способные расщепить японский ялик. Но натяжные требушеты, которые на берегу могли оказаться действенными против сухопутных сил, были бесполезны, когда пытались поразить движущиеся мишени с движущихся палуб. Полководцы Хубилая ругались между собой на трех языках, а большая часть их солдат, китайцы и корейцы, не горела желанием сражаться за своих новых монгольских хозяев. А у японцев, на стороне которых было объединенное командование и не один год подготовки на родной территории, имелись укрепленные позиции, откуда они могли отражать нападения и производить контратаки.

С монгольской точки зрения, японцы были повсюду в огромном числе, вполне способные защитить двадцатикилометровую стену и места, не прикрытые ею, галопом несущиеся туда, где возникала угроза десанта. Один юаньский источник позже утверждал, будто их было 102 000. Но катастрофическое поражение документировали монгольские и китайские чиновники, а они имели все причины преувеличивать силы противника, дабы оправдать неудачу. Кроме того, как всем известно, численность войск всегда завышается, иногда в десятки раз. Один придворный в XII веке поручил своему слуге подсчитать армию, численность которой оценивалась в 10 000 копий, и обнаружил, что истинное число солдат равняется 1080.[71] В данном случае оценки историков основаны на служебных донесениях и других документах, которые сохранились в немалом количестве. Результаты двух таких экспертиз частично совпадают, давая минимальную численность в 2300 и 3600, а максимальную — 5700 и 6000.

Что ж, эти цифры основаны на уцелевших письменных источниках; многие другие, скорее всего, до нас не дошли, и эти цифры должны быть слишком занижены. С населения где-то около 5 миллионов японские командующие наверняка могли набрать воинов в той же пропорции, что и испанцы в 1588 году или их тогдашние враги, монголы и китайцы — а это предполагает наличие сил порядка 20 000, давая одного защитника на метр стены.

В любом случае этих сил хватало для сдерживания монголов, китайцев и корейцев, огромное численное превосходство которых сводилось на нет трудностью проведения десантной операции в такой дали от родных мест и их безнадежной распыленностью.

Почти два месяца, с 23 июня по 14 августа, обе стороны схлестывались почти без всякого результата. Стена так и не прошла испытания боем. Одного ее вида хватило, чтобы заставить корейский флот отчалить прочь, а объединенные силы так и не получили возможности подступиться к ней.

Среди тех, кто рвался в бой, был и Такэдзаки Суэнага, история которого продолжается в «Свитках монгольского вторжения». Суэнага прибывает верхом, при всех регалиях, когда воины занимают позиции за стеной (она появляется на одной из иллюстраций и во многом выглядит такой же, как ее реставрированные участки в наши дни). Все враги в море. Он отчаивается добраться до них: «Я не могу сражаться с ними без корабля!» Гота Горо, его командир, отвечает: «Если у тебя нет корабля, ничего не поделаешь».

Однако другой гокэнин из провинции Хидзэн — «Я забыл, как его зовут» — предлагает: «Давайте найдем хороший корабль среди поврежденных судов в порту и прогоним пиратов!» «Совершенно верно, — отвечает Суэнага. — Эти воины были пехотой, и их лодки должны быть мореходными. Я хочу зарубить хоть одного врага!»