Когда Гутенберг разработал схожее решение проблемы воспроизведения текстов, у него было несколько технических преимуществ. Двумя из них являлись бумага с твердой поверхностью и давильный пресс для винограда — но наивысшим было культурное преимущество в виде алфавита, 26 строчных и заглавных букв, каждая в нескольких версиях, плюс знаки пунктуации. Наверное, из-за большей простоты своего письма идею подхватили корейцы и не бросили ее, став первым народом, применившим разборный металлический шрифт для печати в 1234 году 50-томных «Принятых ритуальных текстов прошлого и настоящего». Волей случая это произошло незадолго до того, как империя Сун пала под натиском монголов, имея на тот момент в использовании почти все элементы, которые могли позволить изобрести книгопечатание разборным шрифтом на два века раньше Гутенберга — о чем подробнее в главе 16.

Поразительный рост числа книг в сунском Китае служит доказательством того, насколько эффективна была печать с деревянных матриц. Для печати большинства обыкновенных работ выбирались доски из древесины груши с гладкой и ровной текстурой, тогда как изящные иллюстрации вырезались по твердой древесине гледичии сладкой, а один лишь текст, без картинок, вырезали на досках из мягкого самшита. Общий итог был феноменальным: имперская библиотека в Кайфыне насчитывала 80 000 томов. Вскоре после того, как к власти пришла династия Сун, был опубликован весь буддийский канон — 260 000 страниц на двустраничных блоках. Существовали огромные официальные сборники текстов и энциклопедии объемом до 1000 глав. Мода на коллекции вдохновила на создание каталогов картин, каллиграфии, камней, монет, чернил — всего и вся. Выходили научные трактаты о грибах, бамбуке, пионах, плодовых деревьях, птицах, крабах, цитрусовых и всякого рода технических предметах, один из которых («Мэнци битамь» Шэнь Гуа, или «Раздумья об озере снов») включает в себя рассказ о Пи Шэне и его разборном шрифте. Медицина, география, математика, астрономия — по всем этим отраслям знания существовали трактаты. Пакеты распечаток в результате прогона поражали, доходя до многих миллионов экземпляров. От одного буддийского сборника X века до сих пор сохранилось 400 000 экземпляров.

Под влиянием жившего в XI веке Сыма Гуана у историков развились и литературный стиль, и забота о надежных источниках с систематическими ссылками на них. Ученые, стремясь вырваться из-под отупляющего влияния буддийской теологии и стимулируемые страшно трудными экзаменами на чин, дающими пропуск к карьере, статусу и доходам, стремились вернуться к конфуцианским традициям и пойти дальше, развивая их, утверждая веру в разум, очевидность и выгоды образования — короче, в возможность прогресса в обществе и политике. Эти ученые-чиновники были глубоко озабочены природой нравственности и ее результатами в жизни здесь и сейчас — а не, слава небесам, природой Бога и его предполагаемыми путями, чем будут увлекаться столь многие европейцы в эпоху Возрождения. Религиозные споры бурлили в изобилии — но не религиозные войны, которые велись правительствами, а не церквями. Из этих интеллектуальных интересов произросло много блестящих личностей и по меньшей мере один гений: Шэнь Гуа, своего рода предшественник Леонардо да Винчи и Дарвина из XI века. Этот мыслитель распознал природу окаменелых останков, выдвигал теории, что горы были некогда дном моря, усовершенствовал астрономические инструменты, достиг больших успехов в математике, описал действие компаса, писал о фармакологии и проявлял острый интерес к политике, истории и литературе — таков список лишь немногих его достижений.

Сунские высшие классы отвергали буйные развлечения, называя их удовольствиями варваров и черни, в пользу литературы, живописи и каллиграфии. Они любили древности; трактат Хун Цуня «Гу-чжуань» («Древние монеты») был первой книгой о нумизматике. Каталог древних надписей на камне и бронзе насчитывает 2000 наименований; он был составлен коллекционером Чжао Минченом, жена которого Ли Цинчжао была одним из самых блестящих поэтов своего века. В городках лавочники и ремесленники любили чтение вслух, короткие музыкальные пантомимы, представления марионеток и театры теней — традиции, которые впоследствии стимулируют появление театра и оперы.

Культурно великая держава; но в военном отношении отнюдь не столь великая. И не из-за малочисленности армии — в 1045 году у империи Суй было свыше миллиона солдат. Дело заключалось в ее статусе и эффективности. Офицерами служили ученые-чиновники, а не профессиональные военные, солдаты же были наемниками, подонками общества, вытащенными со дна вербовщиками, которые были настоящим бичом сельской местности. В армию не брали наемников-варваров из северных степей, поэтому у нее не было никакой кавалерии, о которой стоило говорить. Однако неэффективность основной массы армии уравновешивалась кое-какими необыкновенными технологиями. По мере того, как росли города, рос и парк разнообразных сверхмощных осадных машин, вроде взводимых мускульной силой требушетов и аркбаллист, которые вскоре приспособят к делу монголы. Эта машинерия была соединена с алхимическими исследованиями предыдущего века. В начале X века порох на основе селитры использовался в зажигательных устройствах, именуемых «летучими огнями» — примитивных ракетах. Век спустя сунские катапульты метали бомбы и дымовые гранаты.

Вот на такую великую культуру и собирались теперь напасть монголы. Последствия этого были более чем странны — что-то вроде попытки залить струей воды горящее масло: горючее растеклось, хлынув на запад вместе с монгольскими войсками и привнося в Европу китайские идеи и открытия. И движущей силой, стоявшей за этой цепью событий, был Хубилай.

Фронтальное нападение на империю Сун через оживленную, широкую и хорошо защищенную Янцзы явно грозило полным провалом. Столь безнадежными делами монголы не занимались. Значит, Мункэ требовалось нечто, способное дать ему преимущество. Случилось так, что к юго-западу от империи Сун, за пределами ее границ, располагалось мелкое государство, способное, если его завоевать, послужить базой для открытия второго фронта.

Во главе операции был поставлен Хубилай, и очень вовремя. В 1252 году ему было 37 лет, и ему еще никогда не приходилось нести ответственности ни за что, кроме своего удела. Его же брат и отец вели крупные кампании, когда им еще не исполнилось двадцати или в двадцать с небольшим. То была первая операция неопытного предводителя; поэтому Мункэ озаботился обеспечить Хубилая самой лучшей помощью в лице одного из самых опытных своих полководцев — Урянхадая, 50-летнего сына легендарного Субудая, завоевавшего при Чингис-хане половину Азии и значительную часть России.

Цель их выглядела далекой и очень труднодостижимой. Она была ядром того, что между 647 и 937 годами называлось великим царством Наньчжао, но теперь сократилось до огрызка вокруг своей столицы Дали и именовалось по ней. Контролировавшее дорогу и тем самым торговлю между Индией (через территорию теперешней Бирмы) и Вьетнамом, Дали представляло собой узел из поросших лесом гор и соперничающих племен, куда, как знали с давних пор, крайне трудно проникнуть, не говоря уже об установлении власти над этим краем. В 751 году один из императоров династии Тан попытался покорить его и потерял 60 тысяч солдат.

Поэтому неудивительно, что сведения о Дали-Наньчжао остаются скудными и спорными. К примеру, тайские легенды называют Наньчжао изначальной родиной тайцев, где они правили в расцвете величия и славы, пока их не изгнали монголы; современные ученые придерживаются единодушного мнения, что тайцы были незначительной группой воинов, жившей далеко на юге. Населяющие Дали байцы, тибето-бирманское племя, выдвинулись в качестве преобладающей группы в 937 году и с тех пор стойко сохраняли независимость под властью царствующей семьи Дуань.

Мало кто из жителей запада когда-либо слыхал об этом регионе и культуре, поскольку это место не имело никакого значения. Семейство Дуань правило краем примерно в 800 км в поперечнике — полмиллиона квадратных километров, величиной примерно с Афганистан или Техас. Лежащая к северу от него Сычуань славилась своей сыростью, поэтому китайцы назвали Дали и окружающий его район Юннань, «к югу от туч». Эта страна являлась своего рода южноазиатским гибридом Афганистана и Швейцарии: межплеменная вражда в ней обуздывалась правителями, богатеющими на торговле и поддерживающими мирные отношения с китайцами, которые достаточно усвоили уроки прошлых лет, чтобы оставить в покое этот край с его путаницей племен, горами, великолепным озером и очаровательным климатом. В наше время Дали по-прежнему процветает благодаря своим корням и самобытности. Проживающие там байцы все так же носят традиционные яркие запашные рубашки и массивные головные уборы. Вдоль мощеных улиц тянутся каменные дома, украшенные резьбой по дереву. Буддийские пагоды напоминают о древнем Наньчжао. Мастера работают с местным мрамором. Туристы бродят по старому городу или по горным тропам и берегу озера. Это напоминает Катманду стареющих хиппи, каким он когда-то был. Для Мункэ и Хубилая же эта земля стала каменной ступенью к дальнейшим завоеваниям.