Фантазия Зайцева непроизвольно рисовала картинки жуткого замка с подземельем, куда чудовище, притворяясь то обаятельным молодым человеком, то соблазнительной доступной девицей, заманивает жертв и там набрасывается на них, в последний момент принимая свой истинный облик – бледного до потолочной белизны красногубого зубастого вампира в черном плаще с пурпурным подбоем. Почему-то в роли упыря в этих фантазиях неизменно фигурировал Джонни Депп.

В своих первых присоединениях Джонсон расчетливо сочетал осторожность и разборчивость. Когда Беллами начал разбираться с членами секты индивидуально, те оказались за редкими исключениями довольно молодыми одинокими людьми, не имеющими или очень давно не поддерживающими отношения с родственниками. Большая часть официально женатых членов «Облака света» вступила в брак уже в ней. Вероятно, во избежание слухов о практикуемом в секте промискуитете.

При этом критерии Джонсона молодостью и одиночеством присоединяемых не ограничивались. Беллами также заметил, что среди них оказалось много людей с высшим образованием – врачей, юристов, финансистов, компьютерщиков, агрономов и строителей.

Начальный этап роста прото-Пана в этом смысле напоминал кропотливый сбор художником мозаики из разноцветных кусочков смальты. Кусочек к кусочку, оттенок к оттенку, с перебором и отбрасыванием горы негодного материала.

Крайне удачным Дьюи, как, впрочем, и Зайцеву со Стивенсом, казалась мимикрия прото-Пана под замкнутую сектантскую общину. Этого добра на Среднем Западе оставалось пруд пруди. У окружающих они вызывали настороженность и даже неприязнь, но не производили впечатления чего-то необычного.

– Даже Беллами, подобравшийся к истине ближе всего, не смог выйти за рамки стандартного мышления, – торжественно резюмировал Дьюи, – Он увидел в «Облаке Света» всего лишь тоталитарную секту, занимающуюся тайными исследованиями по контролю над человеческим сознанием. Хотя у него хватало информации, чтобы сделать правильные выводы. Впрочем, – заметил профессор, – надо признать, что Беллами не один такой. Это можно сказать обо всех, кто прочитал его статьи. Почти обо всех, – улыбнувшись, уточнил Дьюи.

Сверх-Джонсон максимально замаскировался в своем убежище среди пустыни, но он прекрасно понимал, что до бесконечности так продолжаться не может. Лелеял ли он мечты о мировом господстве с самого начала или эти мысли пришли ему в многочисленные головы позднее – по большому счету неважно. По сути, у него не было выбора. Рано или поздно человечество разоблачило бы пришельца, и вряд ли смирилось с таким соседством. Остаться должен кто-то один. Прото-Пан имел преимущество внезапности, и он им воспользовался.

– Мне вот что непонятно, – задумчиво сказал Зайцев, – Как он ухитрился все это провернуть, не привлекая внимания спецслужб?

– А с чего Вы взяли, что он не привлек их внимания? – спросил Дьюи.

Зайцев изумленно уставился на него.

– Но тогда как они допустили Большой Хапок!

Дьюи рассмеялся. Потом посерьезнел.

– Виктор, Вы никогда не слышали историй, как питбуль сожрал вырастившего его хозяина?

Зайцев оглядел берег. Очертания валунов и границы воды и песка неспешно и приятно расплывались, краски блекли. Начинались короткие южные сумерки после не слишком утомительного дня – сегодня расписание ограничивалось кабинетными занятиями по астрономии, геофизике и астронавигации. Зайцев сидел на своем любимом камне, создающем иллюзию уединения, и держал в руках гитару.

Инструмент ему достался как приложение к сиреневому домику, где Зайцев провел несколько больше времени, чем хотел. Гитара оказалось единственной компенсацией за бесцельно прожитые годы.

Зайцев крепко обхватил ладонью гриф и сыграл первые аккорды «Скажите, девушки, подружке вашей».

– Добрый вечер! Проповедуете камням?

Зайцев, не переставая играть, пожал плечами. Неслышно подошедший улыбающийся Стивенс присел перед ним на корточки. Зайцев подумал, как глупо эта сцена выглядит со стороны – как будто бортинженер собирается дать ему конфетку и погладить по голове.

– Вы сегодня не пошли на веранду. Почему?

Зайцев вздохнул и заиграл «Вернись в Сорренто».

– При всей регулярности наших посиделок для меня главная их прелесть, что на них можно не ходить. Отчего Вас так беспокоит нормальное желание человека уединиться?

Стивенс развел руками.

– Но нам придется провести в небольшом замкнутом пространстве несколько десятков лет! Если Вы так тяготитесь нашим обществом, что же будет в космосе?

Зайцев перешел на «Не уходи, побудь со мною».

– Знаете, Энтони, я за свою жизнь выяснил, что могу без проблем приспособиться и даже привыкнуть к самым неприятным обстоятельствам. Но я не испытываю никакого желания эти обстоятельства приближать без всякой надобности.

– Вы хотите, сказать, мое общество Вам неприятно?

«Мама, он меня сукой назвал!» – подумал Зайцев.

– Да? – сказал он, – Я прослушал, что Вы сказали.

– Ничего, Виктор, – грустно ответил Стивенс, – Не буду Вам мешать.

Зайцев заиграл и тихонько запел:

«Набегают волны синие, зеленые – нет, синие,

Как хамелеонов миллионы, цвет меняя на ходу».

– О чем эта песня?

Зайцев вздрогнул, обернулся, впрочем, не прекращая играть. За спиной стояла Мейбл. «Как это она так подкралась?»

– О необязательности на Земле каждого конкретного индивида.

Мейбл присела рядом с ним.

– Да, Виктор…, – голос Мейбл как обычно напоминал Зайцеву то ли о болезни, то ли о посткоитальной слабости, – Я заметила, что Вы не такой как Энтони или Дьюи.

«Одного – по имени, другого – по фамилии. Любопытно.» – подумал Зайцев.

– Я вот тут много думала, как Вас с Кристофером Льюисом забыли на станции. Наверно, это очень страшно – вот так оказаться в космосе, покинутыми всеми. И смотреть, как надежды на возвращение все призрачней.

– Я думаю, Мейбл, – сказал Зайцев, перебирая струны, – оставшимся на Земле пришлось не намного веселее.

Мейбл согласно вздохнула и подсела ближе.

– Вы так много пережили с Китом Льюисом. Наверно, скучаете по нему?

Зайцев задумчиво улыбнулся.

– Знаете, Мейбл. Некоторые люди навсегда остаются с нами. Живы они или нет. Льюис – часть меня.

– Часть Вас? – Мейбл побледнела.

– Разумеется, не в том смысле, в каком сейчас миллиарды людей – часть Пана, – поспешно добавил Зайцев.

Мейбл встала.

– Я пойду, пожалуй. Спасибо за интересную беседу.

«С ней разговаривать – как по минному полю ходить» – подумал Зайцев, глядя на удаляющуюся фигуру женщины, – «Однако, она на меня запала». Он только не знал пока, хорошо это или плохо. «Подумаю об этом позже».

Из-за бугра показался человек. Через некоторое время Зайцев понял, что это Маджента. Ассистент Робура шел к нему.

«Что-то день сегодня как-то не задался» – с досадой подумал Зайцев.

– День добрый, прекрасно играете.

– Благодарю Вас.

Зайцев знал, что играет хреново. И знал, что это понятно любому идиоту.

– Мистер Зайцев, – сказал Маджента, присев рядом, и оглядываясь, – У меня к Вам дело чрезвычайной важности.

Зайцев неопределенно пожал плечами.

– Вы знаете, – продолжил Маджента, не дожидаясь реакции, – Земля захвачена инопланетянами, – Зайцев мысленно обхватил голову руками, – Ваш полет – последняя надежда возродить свободное человечество. Но ему угрожает опасность. В экипаже есть агент инопланетян. Или просто инопланетянин – я точно не знаю. Я долго наблюдал за всей командой и вычислил его. Это профессор Дьюи.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.