К своему преображению Снайдер готовился в Японии целое десятилетие в одном дзен-буддистском монастыре. Пройдя через жесткую ежедневную дисциплину полной аскезы, он, помимо всех своих официальных дипломов, смог посвятить себя особенной жизни, чтобы воплотить в ней теорию в практику. После возвращения на родину он поселился в Сьерра-Неваде, откуда отправлялся в свои путешествия по Америке, оберегая от посторонних семейную частную жизнь (супруга-японка, дети). Он изучал мифы, Древний Китай и Индию, писал лекции и этнографические эссе. И занимался землей. Природой.

Не знаю, каким образом, но в переписке с Чедомилом Велячичем (точнее, Бикху Нянадживако) мы оба пришли к идее вместе написать книгу о Гэри Снайдере. Наверное, мы одновременно почувствовали потребность осветить этого мультилингвиста со своих сторон. Кто-то из друзей Снайдера (и моих – Гинзберг, Орловски, Майкл Макклур, не помню точно) передал мне нарисованную от руки карту, по которой следовало отыскать его убежище: карта была похожа на те, с помощью которых отыскивают закопанные клады. Жаль, что я не открыл этот клад…

И ничего удивительного. Семидесятые годы были очень бурными и породили огромное количество идей. Но для их осуществления потребовалось бы по меньшей мере три жизни. Однако это опять-таки не означало, что от идей следовало отказаться.

Согласившись с более скромными целями, мы (несколько упрямцев: Д. Албахари, М. Ристович, Б. Джокович и еще кое-кто) в конце семидесятых начали выпускать «Тетради» (не «Книги» – вот вам доказательство отсутствия претензий), в которых мы соединяли всегда готовые к слиянию Дальний Восток с Западом. И наслаждались. Важнейшей, но не столь заметной частью этого дела были наши личные контакты с разными творческими и любознательными людьми во всех уголках мира. А разве может быть что-то более интересное, чем расширять горизонты и делиться ими с другими? Таким образом, я использовал уже существовавшую переписку с профессором Велячичем (по поводу издания в Югославии в то время авангардного эксклюзивного журнала «Хайку») и в 1978 году получил от него текст «Рала-хамие арания» – «Святой лес под черными скалами», который мы вскоре и опубликовали. Мы считали, что обычной публике, не говоря уже о любителях, будет очень важно получить из первых рук сведения об интимной пустыннической жизни людей, полностью отказавшихся от достижений цивилизации. Нянадживако даже среди аскетов тогдашнего Цейлона стал величайшим, поскольку во многих деталях и крайностях зашел дальше всех. Но, что интересно, и его не обошла «болезнь» старения и приближения окончательного угасания человеческой жизни: он начал размышлять о месте своего телесного упокоения. После десятилетий отсутствия в своей стране ему показалось, что Сербия смогла бы войти в шорт-лист. В соответствии с убеждениями он искал место своей смерти, а не место, где его закопают. Смерть была частицей умиротворения, окончательного угасания, нирваны. Он поинтересовался моим мнением, а я, испытывая глубочайшее уважение к нему, не решился ответить сразу. Но он понял меня и в качестве примера назвал некоторые острова на Адриатическом море. Именно этого я и ожидал – он ведь и был островитянином по своему духу (почти все сороковые военные годы он провел на острове Вис). Он полагал, что Млет или Корчула могли стать чем-то вроде продолжения его пребывания в Шри-Ланке. Степень его зависимости от острова и моря подтверждалась тем, что даже на Цейлоне, внутри острова, он сумел найти для себя настоящий островок! Не символический – буквальный. Остров, пусть и окруженный реками, а не морем! Простого удаления ему не хватало. Именно по этой причине я осмелился высказаться по поводу его идеи. И сделал это довольно грубо: я понял его стремление выбрать самые красивые и самые изолированные, прекрасно сохранившиеся и малонаселенные острова, равно как и весьма уединенные места на них, но все-таки напомнил ему, что Адриатический архипелаг – часть Европы и к тому же туристическая Мекка. Какую бы пещеру он ни нашел, он не сможет сохранить ее местонахождение в тайне. По его желанию и с его разрешения или же вовсе без таковых это место непременно станет главным аттракционом для туристических групп, которые включат его в туры (в качестве дестинации, как любят говорить в туризме) как редчайший и эксклюзивный объект. А то, что превращается в «дестинацию», пусть даже в «факультативную поездку», не слишком-то отличается от лицезрения животных в зоологическом саду.

Он согласился со мной.

Позже Баица понял, что желание Иосифа услышать именно от него рассказ о великой мечети и ее прошлом было введением в замысел, который уже сложился у его приятеля-архитектора, и возник тот замысел, возможно, не в Белграде, а еще раньше, в Софии.

Градоначальник обязал нескольких знатоков окрестностей сопровождать их в походах по городу. Мехмед-паша и Синан прибыли в Белград без помпы и без особого сопровождения, следовательно, у принимающей стороны не должно было возникнуть каких-то особых обязательств, но это только взвалило на плечи градоначальника лишние проблемы. Никогда раньше ему не доводилось слышать, чтобы высокие официальные лица Порты наносили подобные визиты инкогнито, так что он не знал, как и поступить. Отсутствие внимания или его излишек могли одинаково обидеть их. Если они прибыли неофициально, то их смутило бы слишком навязчивое сопровождение, а его отсутствие было небезопасным! Баица и Иосиф не знали, что накануне в ночные часы заседал городской диван, обсуждавший одну-единственную тему: что делать в такой невиданной и странной ситуации с беглербегом Румелии и главным имперским архитектором? Белградские аги и беги задумались, не искушают ли их гости таким неожиданным визитом? Ничего толкового они не придумали, они даже упустили из виду главное: оба гостя по только им самим известным причинам отказались от всего, что намекало бы на официальную сторону их приезда. Так что ранним утром они всего лишь с несколькими сопровождающими, которые держались на приличном расстоянии, отправились на прогулку по городу.

Синан неожиданно признался Баице, что получил от султана приказ подыскать в Белграде место для возведения мечети в честь падишаха. И что именно с этой целью он отправился в Сербию через Софию.

– Особого выбора места для строительства важнейшей мечети нет: известно, где она должна быть главной доминантой и по возможности самой большой и самой дорогой. У нее нет и не должно быть соперника. Следовательно, место я найду легко и быстро. Другое дело, как мне удастся спроектировать ее. И потому этим я здесь заниматься не буду.

Баица промолчал. Было понятно, что Иосиф собирается посвятить его в какой-то иной план. Возможно, более важный.

– Я думаю, мы получили замечательную возможность еще лучше познакомиться с местом, где нам уже приходилось неоднократно бывать, но этой возможности недостаточно для того, чтобы нас ничто иное не отвлекало. В то же самое время нас оправдывает то, что мы прибыли сюда по наивысшему волеизъявлению султана, так что можем строить и собственные планы…

Синан выжидал, что скажет Мехмед.

– Какие еще «собственные планы»? – спросил Баица. – У меня есть планы, о которых ты хочешь сообщить мне?

– Ну, примерно так. Правда, ты еще не признался себе в том, что в глубине души вынашиваешь их. Ты стремишься к ним, но еще не уверен, что пришло время их осуществить. Ты осторожен, таким тебя знают многие. Может, слишком осторожен. Поэтому будет лучше, если о них расскажу тебе я.

И рассказал:

– Ты накрепко связан с Белградом и Сербией. Ты хочешь сделать что-нибудь для этого города и его жителей. К тому же ты много чего хотел бы сделать для всех сербов, но не будем об этом сейчас. Нам предстоит несколько дней прогулок по городу и его окрестностям. Чтобы увидеть, запомнить, приметить, набросать, а ты придумаешь, что могло бы сделать Белград лучше и красивее. Я предлагаю тебе претворить свои замыслы в действительность. В то, конечно, что мне под силу. Вот так!