Итак, перчатка брошена с самой большой вышки. Он и раньше нечто подобное говорил не раз — в интервью иностранным газетам, даже по радио и сообщал всяким листкам, где печатаются поденщики левой прессы. Теперь это сказано "на государственном уровне" — от имени России.
Вчера перед встречей с Азизом в предбаннике М. С. разговорился со мной и Игнатенко о Ельцине. Смысл таков: песенка Ельцина спета. У него ничего не получается, от него уже ждут дел. Он мечется. Но даже люди из его ближайшего окружения, вытирают об него ноги, кроют его матом, а в парламенте заявили, что не станут для него стадом баранов и т. п. Кто-то принес ему все это. Должно быть, Крючков.
Словом, М. С., получается, списал Ельцина как опасность.
Но сначала его подкосит не Ельцин, а Павлов. Только что слышал его ответы и полемику в Верховном Совете по ценам. Он умен и профессионален. Перед ним всякие парламентарии щенки. Он их презирает и сходу бьет любой их аргумент. Он циник и в отличие от Рыжкова не держится за место. Ему наплевать, что они и вообще вся "эта общественность" о нем думают. Он будет делать так, как он себе представляет правильным.
Из ответов на информацию об Азизе, направленную Бушу, Миттерану, Колю и т. д., следует, что во всяком случае Буша план Горбачева не устраивает. Он мешает шмякнуть Хусейна.
20 февраля 1991 года.
Сегодня дважды Горбачев собирал свой "тайный совет" (Яковлев, Бакатин, Медведев, Ревенко, Примаков, Шахназаров, Игнатенко, Болдин и я). Обсуждали Ельцина, советовали самому Горбачеву не впутываться. Судя по всему, он и сам не хотел этого. Оценки? В общем сходились на том, что Ельцин выбрал момент, когда народ на пределе из-за цен, — чтобы свалить Горбачева.
Верховный Совет Союза весь день обсуждал речь Ельцина, (более важного дела у него нет). Вынесли резолюцию, осуждающую. На "тайном совете" рядили на тему о том, что Верховный Совет России должен спросить с Ельцина — от чьего имени он говорил, и потребовать созыва съезда. Тут был намек на возможный импичмент. Словом, опять возня из-за того, что наша демократия выплеснула на поверхность всякое дерьмо… И посредственность опять правит бал.
Интеллигенция, демонстрируя против Горбачева, потихоньку выходит из партии. Слышал, будто и писатель Бакланов уже ушел.
22 февраля 1991 года.
Горбачев звонил в Вашингтон сегодня вечером в 19. 30. У телефона Бейкер. Приветствуют друг друга. Бейкер что-то долго говорит. Минут через 5–7, судя по всему, появляется Буш, подключается к разговору. Горбачев сообщает ему, что он был на мероприятии по случаю годовщины Советской армии. 6 тысяч человек присутствовало. Поэтому раньше не мог соединиться. Говорит, что Джим (т. е. Бейкер) изложил ему позицию, которую в данный момент администрация США занимает — что делать с Хусейном. У меня, мол, возникает вопрос: правильно ли, что мы вот тут за целые сутки обсуждали с представителями Ирака возможные выходы из ситуации, но они, эти наши идеи, неприемлемы для Соединенных Штатов? Перечисляет пункты того плана, которые он навязывал Азизу еще ранее и о чем было сообщено в Вашингтон. Джим именно на этот план Горбачева и реагировал.
1. Немедленное заявление Хусейна о полном безусловном выводде войск из Кувейта.
2. Вывод начинается на следующий день после прекращения огня.
3. Вывод происходит в строго фиксированные сроки.
4. После вывода 2/3 войск снимаются экономические санкции с Ирака.
5. После окончательного вывода практически исчезают причины применения резолюции СБ ООН и они утрачивают силу.
6. Вывод войск контролируют наблюдатели, назначенные СБ ООН.
Самый трудный вопрос — срок вывода. Вы помните, говорит Горбачев, что названные Азизом шесть недель я категорически отверг.
И вот теперь, продолжает Горбачев, я услышал от Джима, что все это не приемлемо. Возникает основной вопрос — чему мы отдаем предпочтение: политическому методу или военной акции, т. е. наступлению на суше? Я видел свою роль в том, чтобы, сотрудничая с вами, уберечь население и солдат от страшных жертв, и при этом достичь стратегических целей — ликвидации конфликта. Если у вас такое же понимание, то мы должны найти решение, которое было бы жестким, но выполнимым. Ставить здесь ультиматум, значит открывать дорогу для военного решения. Если же для вас вообще не приемлем политический путь, тогда другой разговор. Я же думаю, что на базе того, что нам тут в Москве удалось добиться с Азизом, и с учетом ваших предложений можно было бы созвать Совет Безопасности, каким-то образом интегрировать оба проекта (ваш и мой) и найти все-таки выход политический. Сделать это срочно, буквально на днях.
Самое главное — это хочу сейчас особо подчеркнуть — что с самого начала этого конфликта до последнего момента мы были вместе. И использовали все мыслимое и немыслимое, включая первую фазу военных действий, чтобы заставить Хусейна пойти на попятную, подчиниться резолюции Совета Безопасности. И мы этого добились. Это уже урок для всех. Это новая реальность, с которой все вынуждены будут считаться, все потенциальные агрессоры и подстрекатели войны.
Таким образом, мы получили возможность спасти ситуацию на рубеже перехода ее в самую тяжелую фазу, связанную с сухопутной войной. Мне кажется — это уже большая победа. И мир, и народ Соединенных Штатов, думаю, по достоинству оценят действия своего президента. А, учитывая, что мы все время сотрудничали во время кризиса не только между собой, но и с другими главными партнерами, это означает еще и общее достижение. Все увидят, что оба президента, оставаясь непоколебимыми в достижении цели, не забывали, что самая высшая ценность — это человеческая жизнь, судьба людей. Думаю, что на 80–90 % можно рассчитывать на то, что нас одобрит все мировое сообщество.
Сейчас, повторяю, есть все основания, чтобы не утратить шанс политического решения, Давайте не поддаваться нажиму, не будем нервничать. Давление имеет место и у нас здесь, и у вас, и во всем мире. Ответственность наша с вами очень высока, Джордж. И если мы сейчас повернем так, чтобы избежать продолжения бойни в самом худшем ее варианте, это будет крупнейшее достижение на многие года вперед. Вот мои аргументы, Прошу прощения за эмоции и за "высокий штиль".
С той стороны провода пошли уточнения насчет Азиза и его возможностей убедить Хусейна окончательно отступить. Буш, судя по всему, бурно доказывал Горбачеву, что этого не произойдет. Попытки М. С. его прерывать не имели успеха. М. С., послушав 2–3 минуты, то и дело произносил: "Джордж! Джордж! Джордж!". Но тот не унимался.
Я все понял, сказал Горбачев, когда тот наконец умолк. Мы с вами не расходимся в характеристике Хусейна. Его судьба предрешена. И я вовсе не стараюсь его как-то обелить или оправдать, сохранить ему имидж и т. п. Но мы и вы вынуждены иметь дело именно с ним. Поскольку это реально действующее лицо, противостоящее нам. Речь сейчас вовсе не идет о личности Хусейна и не о методах его действий. Речь идет о том, чтобы воспользоваться достигнутым в обуздании его агрессии, — тем огромным вкладом, который в это дело внесли именно Соединенные Штаты, американский президент, — и перевести решение проблем в сугубо политическое русло, избежать еще большей беды, трагедии для огромной массы населения. Это центральный вопрос, На это замыкаются наши заботы о престиже наших государств и нас самих, Джордж.
Я передам через Азиза ваше требование к Хусейну. Но, повторяю, мое итоговое предложение: давайте, может, предрешим его сейчас, а именно — мы выступаем с совместной инициативой по созыву Совета Безопасности и начинаем безотлагательно рассматривать весь пакет требований к Хусейну. Надо выжать из него все, что только можно выжать из Хусейна, чтобы заставит его выполнить наши требования.
Помните, Джордж: для нас приоритетом является сотрудничество с Соединенными Штатами в рамках нашей собственной ответственности и перед своим народом, и перед мировым сообществом, которая сейчас в этот момент состоит в том, чтобы выйти из этого конфликта, достичь цели, избежав большой беды.