Прокрутили мои идеи. Они много добавили интересного. План переписал. Попросил их поделиться мыслями письменно — до 1 мая. Завтра уезжаю в Волынское-2. Другие уехали сегодня.

Но у меня на подходе Арисменди, японцы (КП и СП), Фогель (СДПГ). И текучка. Сегодня, например, целиком переписал представленное Шеварнадзе, Чебриковым, Язовым, Добрыниным Заявление Советского правительства по Афганистану… И М. С. принял мой вариант без единой поправки.

С утра М. С. будет принимать Патриарха. Долго Иван мучился, как предложить называть: святой отец, Ваше преосвящество или мирским именем отчеством?

Великолепное выступление Яковлева — в прошлую пятницу перед аппаратом ЦК. И мысль, и слово, и страсть, и идейность, и ораторский дар! Пафос — где вы (мы) были, пока «Правда» не выступила и сказала: «можно опять защищать перестройку!»

С конца апреля — в Волынском-2. Изготовили проект тезисов к XIX конференции, которые М. С. передиктовал… Пришлось настаивать — с помощью Шеварнадзе — в международной части: чтоб была самокритика. Он согласился… И это — исторический сдвиг… Впервые мы говорим о внешней политике, т198^года. ^ри1Ине, ски. _^

Для доклада на конференции я подготовил вариант еще более критичный и с выходом на идеи об эволюции природы империализма… Что, впрочем, Хонеккер заметил уже в тезисах и в своем кругу выразил «фэ». Биляк — тоже. Вообще наши друзья очень боятся и перестройки и нового мышления.

Перерыв в Волынском в связи с Рейганом.

Большего, чем то, что в нашей и их печати, не придумаешь. Но — с моего угла: М. С. угадал возможность воздействовать на эмоции Рейгана. И сделал точно… Тот увидел, что мы не «империя зла», а обыкновенные люди, к тому же — с богатейшей историей и… такая махина, которую не запугаешь и не прельстишь. И это работает. Рейган до сих пор только и говорит со своими, как он ходил по Красной площади и по Арбату. Прислал М. С. личное письмо: «Михаилу от Рона». Я подготовил обратный проект: «Рону от Михаила», но М. С. что-то третий день держит, то ли руки не доходят, то ли обдумывает.

Сразу после Рейгана мы переместились в Ново-Огарево (готовить партконференцию). М. С. приезжал каждый день в 10 утра и сидели вместе до 10–11 вечера. Он передиктовывал наши проекты.

Мы — это Яковлев, Медведев, Лукьянов, Фролов, Шахназаров, Болдин и я. Никого больше…

Проект переделки политической системы ошеломит, конечно, прежде всего его коллег в ПБ… Позавчера он разослал доклад (104 стр.). Завтра обсуждение на ПБ.

Ошеломит потому, что большинству из них в новой системе не найдется верхних мест.

М. С. долго колебался и вслух перед нами размышлял: начать раздел с того, что я подаю в отставку, но предлагаю такую вот структуру (становление Генсека председателем — не Президиума, а Верховного Совета СССР, т. е. «президент»). И пусть конференция… или потом съезд Советов (новая институция) решает вопрос…

Ушел от этой мысли с рефреном: мне нового бремени не нужно. И в самом деле, перестройка не состоится, если ее не насаждать сверху. А насаждать ее хочет и может только М. С…ну, может быть, еще 2–3 члена Политбюро и часть Секретарей ЦК.

Так что такое решение — судьбаносное.

Впрочем, судя даже по очень критическим и скептическим письмам и печати — все понимают, что перестройка — это Горбачев. Не будет его — все завалится при нынешнем ПБ.

Фролов в его присутствии рассказал анекдот, который его дочь принесла из МГУ: Открывается XIX партконференция. Первым в президиум идет Иван Сусанин, потом Горбачев, потом остальные. Сусанин подводит Горбачева к председательскому месту, а остальным говорит: «А с вами мы пойдем дальше»… Все хохочут. И М. С. больше всех.

Действительно — глас народа.

В промежутках Ново-Огарева были встречи с Наджибом и кардиналом Казароли. И то и другое знаменательно. Наджиб показал себя наивным и растерянным, недееспособным (просил оставить Поляничко — советник из КГБ — при себе), предлагал организовать совместную войну: СССР-Индия-Афганистан против Пакистана. Просил провести крупные операции с участием советских войск (правда, в третьем эшелоне) против моджахедов… для морального духа афганских войск… А если побегут? М. С. довольно грубо на то и другое дал ему отлуп. — ~

Беседа с кардиналом была философской. И этот человек, за которым вся мудрость тысячелетнего христианства и хитрости иезуитизма… понял: он имеет дело с человеком, который открывает человечеству дверь в новую эпоху.

М. С. не стал рассылать запись своей беседы с Казароли по ПБ. Не хочет дразнить гусей, как он сейчас часто выражается по разным поводам. А такой разговор, конечно, был бы ими «не понят».

Печать неистовствует по поводу Сталина, Брежнева, и нынешних эпигонов. Невероятно откровенно обсуждаются тезисы и то, как аппарат замордовал выборы на партконференцию. Эпизоды с Афанасьевым и Гельманом на московской партконференции. М. С. защитил второго и «подсказал» Зайкову выдвинуть Афанасьева, которого забаллотировал райком…

А Афанасьев отплатил тем (как рассказал М. С. в Н-Огареве), что связался с итальянкой, регулярно посещает ее в гостинице, где она живет, будучи на студенческой стажировке и одновременно представляя ЦРУ.

Неделя после конференции. Так много написано о ней. Наиболее точные и тонкие наблюдения — в серьезной прессе. Кстати, только сегодня я вдоволь ее начитался и это меня успокоило. Они правильно увидели: М. С. — великий политик и он сделал максимум (и даже немного больше), чем было возможно. Он сам любит повторять, что политика — это искусство возможного.

Он и для участников конференции открылся теперь именно этой своей стороной, ибо они считали, что уже хорошо его знают. Но знали, как неординарную личность, интересного собеседника, искреннего человека, без позы и красования, увлекающегося, способного на неожиданные ходы и смелые решения, умного и находчивого и т. д. А тут они увидели политика с огромным самообладанием и владеющим (плюс его личное обаяние) искусством покорять и подчинять, вести.

Почему это меня успокоило. Потому, что у меня, как и у большинства интеллигентов, конференция оставила впечатление разноплановое: событие огромное, поворотное, небывалое, авторитет и любовь к М. С. — безусловный и поднялся еще на порядок, превосходство его и доверие к нему — всеохватывающие. Решения уникальны (резолюции), а состояние у всех — унылое, даже тревожное… Я даже хотел сказать ему об этом при случае… Но меня останавливало его бодрое и самоуверенное настроение в дни после конференции. И это, несмотря на Армению и прочие неприятности.

Политбюро он, правда, провел очень по-деловому, очень рационалистически, без всякого «взахлеба» оценив конференцию. Не заколебался согласиться с Лигачевым-Зайковым-Воротниковым, что вопреки закону о предприятии (ставя под удар дискредитации всю психологию хозрасчета) — оставить прежний порядок отправки горожан на уборку. Ибо — урожай под угрозой (будто так его можно спасти!)…

И все таки… Почему унылое настроение. Потому, что, во-первых, это, действительно, историческая конференция (ничего подобного не было с 20-ых годов) дала по морде прессе и интеллигенции, т. е. тем, кто опрометью бросился в перестройку и без которых она бы не началась и не продвинулась, без которых не могло бы быть и самой такой конференции.

Во-вторых, Лигачев выступил очень ловко, умело и подло, лживо, нахально… М. С. который раз убеждает, что партия, народ, страна выстрадали перестройку, что дальше так — гибель. Что перестройка, естественно, выросла из кризиса и т. д. А Лигачев сообщает, что все зависело от интрижки в ПБ, что он, Лигачев, был «в центре событий» и вместе с Чебриковым, Громыко и Соломенцевым назначил Горбачева в марте 1985 года…

А могли они, эта четверка, назначить и другого! Сообщил он также и то, что как Томскую область сделал процветающей, так и всю может, если бы не мешала, мол, болтовня о свободе, демократии и гласности.