4 января 1988 г.
«Правда» начала дискуссионную страницу. Откликается на падение своего тиража — у единственной из центральных газет. Перестройка начинает настораживать даже Афанасьева, хотя он в нее не верит и сделает ставку на Лигачева.
… Но «учитывает» и Яковлева, ибо пока есть М. С, Яковлев будет набирать в перестройке идеологии. А он уже публично, на всесоюзном совещании редакторов газет сказал, что «Правда» идет не в ногу с перестройкой. Лигачев потом поправил Яковлева: вернувшись из Франции посетил «Правду», беседовал с составом, после чего Афанасьев распространил по Москве, что в «ЦК есть и другое мнение». В Москве это интерпретировали так: «Яковлев, мол, по заявлению Лигачева, выступал не от имени Политбюро». Вот такие игры.
М. С. это все видит. Его разговор с Разумовским — Вильнюс-Москва… Расстроен. Но — опять обошлось. Ельцин тут очень навредил, зацементировал дорожку…
б января 1988 г.
Разговор Сталина с Будякиным… из «Жизни и судьбы» Гроссмана, Подхожу к концу. И наполненность ею нарастает. Сегодня- отклик Казурина на публикацию в «Знамени» Шатрова «А дальше, дальше». Там есть такая фраза: «И он (Сталин) останется на сцене до тех пор, пока каждый из нас до конца не выяснит с ним отношений». Так вот: для этого надо, чтоб каждый прочел Василия Гроссмана, великую книгу обо всей нашей сталинской эпохе. (Все еще не верится, что ее вот так, целиком, и дадут в «Октябре»).
Вчера ездил в Звенигород. Чеховский провинциальный городок…, каким был, таким остался. С признаками, конечно, советской жизни. И это еще раз убеждает: люди живут для себя, а не для государства, не для «большой идеи». С этим ничего не поделаешь. Перестройка может улучшить их жизнь, скажем, до уровня Финляндии (хотя сейчас это кажется невероятным!) И тогда совсем всякая идея исчезнет. Но такая идея — как у Сталина, не дай Бог.
А ведь у Платонова… идея, общая идея была… Но какая она, если все будут жить «хорошо»? Зачем она людям…
7 января 1988 г.
Закончил книгу Гроссмана. Состояние трудно определить. Тяжесть и безнадежность. Но не только по поводу истории страны, как она предстала после всех разоблачений за годы перестройки и в концентрированном виде атаковала меня этой книгой, заставляя иначе думать «по поводу» самого себя. Мучит бессмысленность собственной жизни. Вроде бы можно быть довольным: помощник Генсека… (и какого Генсека!), который начал по-настоящему ломать сталинизм. И вроде бы оказался при деле, подошел ему, в чем-то сумел помочь. А неудовлетворение грызет… «стратегическое» недовольство собой (если пользоваться терминологией Мао). Поток новогодних поздравлений (наверно, за сотню перевалило, большинство я даже не распечатывал) — усилили это ощущение. Понимаю бюрократическую формальность этой процедуры — от членов ПБ (кроме Лигачева), от министров и им подобных, со многими из которых мы даже не знакомы. Но тем горше ощущение несоответствия того, за кого меня принимают, с тем, что на самом деле. Тут и другой оттенок есть: они полагают, что «так нужно» — поздравить помощника Горбачева. Считают, что тем самым они ставят адресата либо на свой уровень, либо подчеркивают его более высокий уровень. А ему, адресату, начхать на все это. Он презирает эту растрату почтовых расходов. Ему противна сама эта процедура официальной значительности. Она его даже угнетает, т. е. невольно подчеркивает его принадлежность к «колоде», к «клану», к «элите». А он не верит в эту свою принадлежность. И не хочет, чтоб вообще существовала такая элита и такая атмосфера в этом слое при власти. Он не ощущает за собой никакой власти, кроме доброго расположения М. С, который иногда идет навстречу его интеллигентским вкусам и предпочтениям.
То, что я чураюсь фигурять «рядом» — на официальных церемониях и в прессе — некоторые воспринимают, как скромность, другие — как игру в скромность. Л на самом деле меня просто угнетают эти раугы и «протоколы». И особенно нетерпимо для меня подсаживаться в сани не по чину, пользуясь тем, что у меня там есть постоянное место.
И, как редко бывает, пытаюсь проецировать прочитанное на свою жизнь и судьбу, определить, какое же мое место было и есть во всем этом. И неужели же, действительно, наконец, страна начинает становиться нормальной,… выстрадав Горбачева.
Но ведь те люди, которые ее столько десятилетий уродовали и калечили, физически и морально, многие еще живы — и при хорошей пенсии. А главное — они «наплодили» (через атмосферу и весь стиль, механизм общественной жизни) многие миллионы потомков во всех поколениях. И остается еще обширнейшая болотная почва не просто невежества, бескультурья, самой настоящей безграмотности, — почва, способная в один миг (как в 20-ые и 30-ые годы) выделить из своей среды необходимое количество ежовых, берий и проч. т. п.
И есть силы страшного консерватизма в самом верху во главе с Лигачевым, которые не остановятся перед тем, чтобы воспользоваться услугами этих сталинистских последышей, которые, может, сами не знают, что они таковыми являются.
Словом, прав автор одной из газет… «Смотрите, они нам (перестройщикам) не простят»…
М. С. это понимает. Но одним благородством плотину против этого болота и его обитателей не построишь. Александр Николаевич (Яковлев) несколько нервный и часто мелочится. Но он острее видит опасность.
Ну, так вот: М. С. поручил на досуге подумать об идеях, которые следовало бы обозначить на Пленуме, посвященном реформе школы (с докладом Лигачева). Так ведь это же — на «эту тему»! Об этой опасности, о которой я пишу. И что же? Две недели, как на досуге думаю, а ничего, собственно, не придумал, кроме того, что уже есть в газетах и журналах.
26 марта 1988 г.
Несколько дней и ночей, когда не спалось, корил себя: почему не пишу. Преступление ведь перед историей. Открыл диктовки К. Симонова в «Знамени» № 3. Они посвящены Сталину. Но он видел или разговаривал со Сталиным по телефону всего 5 раз. А я общаюсь с великим человеком почти каждый день…
Так вот — дисциплинарно решил хотя бы пометочно записывать каждый свой контакт с Горбачевым. Потом, может, удастся восстановить. Записывать подробно, как в былые времена, нет сил: за день столько понаписываешь, а приходишь домой в 9–10 часов вечера измочаленный, а тут надо читать газеты и журналы. Теперь нельзя не читать. Такая «эпоха», которая войдет на века в историю страны.
Хочется начать, может быть, даже с события переломного.
В четверг 24. 03. было ПБ (во время съезда колхозников). Около 50-ти секретарей обкомов… Браун, Демиденко из Казахстана. Этот, выступая называет звеньевых и бригадиров в колхозах и совхозах. И там подряд — Гроц, Франк, Фриц… «такие вот у меня там фамилии», комментирует он себя. Зал смеется.
… Бросилось в глаза: М. С. не знал, что, если спущен госзаказ, почему штрафуют за его невыполнение. Ведь по закону о предприятии, если ты не заключил договор, ты не несешь ответственности и за выполнение чего-то…
Я увидел, что он пребывает «в обаянии» принятых решений. И секретари обкомов и Бирюкова объясняли ему, что все по-прежнему, ибо госзаказ — что план, даже «строже»…
… М. С. предложил перейти членам ПБ в зал заседаний Секретариата ЦК (из мраморного зала).
Текучка. Потом он попрощался с посторонними, остались только члены, кандидаты, секретари ЦК.
Я полагал, что речь пойдет о Нагорном Карабахе (26-го намечены митинги и проч. в Ереване).
Но на другой день, в пятницу звонит Яковлев. Иду, говорит, на продолжение вчерашнего ПБ. А вчера, как вы ушли, М. С. поставил на обсуждение статью Нины Андреевой в «Советской России». Началось все за чаем в Кремлевском дворце во время перерыва съезда колхозников. Затеял разговор Воротников… и М. С. почему-то вспыхнул: раз так, давайте объяснимся, что-то между нами происходит… И тут же предложил поговорить о статье по окончании ПБ.
Яковлев продолжает: первый выступил Громыко. Молол невнятное. Единственно, что я, мол, понял, что он не полностью одобряет статью. Потом Воротников оправдывался за что-то (я не понял) неудачно сказанное за чаем в Кремле. Потом решился я. Иначе, думаю, дадут оценку раньше, чем увидят, как можно интерпретировать статью. И разложил ее по косточкам — как антиперестроечный манифест, местами прямо против позиций, публично изложенных Горбачевым. Все насторожились, видимо, до них не дошло, когда читали статью. Лигачев слушал, красный, как рак. Взял слово и стал врать: да, мол, к нему приходил Чикин (редактор «Советской России»), а больше он к этой статье отношения не имел. Клялся попутно в преданности перестройке и Горбачеву. На самом деле все не так… Эта Нина Андреева, действительно, прислала жалкое письмишко на полторы страницы в защиту сталинистских ценностей. В ответ к ней в Ленинград была по указанию Лигачева послана бригада, которая дописала… так, что ни один человек не может поверить, что такую полосу могла сочинить преподавательница химтехинститута…
