В трех номерах «Огонька» — заключительные главы Эренбурга («Люди, годы, жизнь»). Описывает хрущевские годы. И какими же идиотами выглядим мы все — наше общество, закомплексованное на догмах, страхах, подозрительности, ненависти. Страшное политическое безкультурье при уникальном духовном богатстве внутри почти каждого причастного к интеллигентской среде. Да. здорово Сталин и сталинизм поломали наш народ. Но то, что он оставался здоровым и свободным «внутри», в тайниках своей духовности и душевности, показывает происходящее сейчас: стоило дать отдушину — гласность, как прорвалось все наружу. И остановить теперь можно, пожалуй, только рецессиями.

Но я уже записал: на ПБ при обсуждении «Памяти» никто не предложил зажимать. Даже оговаривались специально (Рыжков, Лигачев), что ни в коем случае они не за это, хотя как с главарями «Памяти», так и «Шмелевыми», которые предлагают безработицу, «надо что-то делать». Но упаси Бога не так, чтобы сорвать, остановить, пресечь демократию и гласность М. С. подвел этому итог так: пока другие механизмы перестройки еще не налажены и не работают, одна только гласность поддерживает процесс.

Каждодневно имея дело с западной информацией, видишь, какой огромный переворот в мозгах во всем мире вызвал Горбачев. Собственно, уже положил начало новой эпохе в международных отношениях. И те, кто не хочет нового мышления и боится его, вынуждены de-facto участвовать в игре на этой платформе «Семерка» в Венеции и реакция на нее в мире — очень убедительно показывают это. И опросы общественного мнения по всей Западной Европе: Горбачев превзошел Рейгана в качестве «властителя» политической атмосферы в мире.

Был в музее изобразительных искусств на русско-французской выставке. Как же некрасивы были наши графья, князья и их дочери и супруги. Кроме Шуваловых — лица с «нерусским выраженьем». Поделки из серебра, золота с бриллиантами: совсем другая жизнь, если в такое вкладывалось столько труда, терпенья, дарования, времени и денег! А сейчас это вызывает у нормального человека единственный вопрос — зачем? И еще — обратил внимание на платья и камзолы времен Петра и Екатерины (в том числе ее собственные платья) — какой мелкий народ был два века назад! В Екатеринино платье, а она считалась крупной женщиной, не влезет мало мальски средняя современная женщина, даже девушка, а то и девчонка. Впрочем, на улицах и в толпе очень мало красивых женщин.

Читал Пушкина. То и дело натыкаешься на стихи, превращенные потом в романсы, которые бывает дают по радио. И плеваться хочется. Я бы запретил. Поздно: Чайковский и Глинка начали опошление, вульгаризацию Пушкина. И продолжается это до сих пор. И восторгаются: мол, вдохновил того-то и того-то. А на самом деле — следствие прикосновения к гению посредственности или чего-то инородного.

Звонит Горбачев: Жив, Анатолий Сергеич?

— Как с подготовкой женского конгресса? Там, знаешь, надо побольше чувств. На нашу политику в этой аудитории через чувства выходить можно. Иначе нельзя. Энгельс — помнишь? — Говорил: «женщина — это другая цивилизация». Вот из этого исходить.

— Я в ответ: Да, Энгельс разбирался в этой тематике.

— Смеется: Ну, что ж, за неимением собственного опыта будем опираться на классика.

— Я: Скромничаете, Михаил Сергеевич.

— Он: Ну, ладно. Ты меня понял. Надо — и о Венеции, Рейкьявике, Западном Берлине. Мир сдвинулся. Общественность чувствует реальности и увлечена нашей политикой. Помнишь, Яковлев и др. возражали, чтобы у нас напечатали результаты опросов в Западной Европе — о том, что Горбачев превосходит Рейгана по симпатиям и что он больше сделал для мира. — Боятся — не культ ли будем культивировать.

— А что? — возразил я.

— Никакого культа не вижу тут.

— Я: Я тоже не вижу. И вообще, Михаил Сергеевич, народ правильно воспринимает. Ассоциаций с прошлым нет, несмотря на то, что вы — в каждой газете. Тут — авторитет по делу. Помните, у Пушкина? — «Он на троне был работник» (Хохочет).

— М. С.: Так вот, мы видим реальность и общественность их начинает видеть. И проводим реальную политику, а не балаганом занимаемся, дешевкой (это о Рейгане в Западном Берлине). Балаган же он устраивает, чтоб отыграть за Венецию, на которую их мир заставил пойти. Заодно и нас провоцируют, чтоб мы сорвались и помогли им вернуть «советское пугало». Если б я занимался, как Рейган, еженедельными интервью, сказал бы, что он за 8 лет никак не может освободиться от прежней профессии. Хорошо, что ты мне прислал записи моих речей на последнем ПБ. Только у тебя там неточность: это главари «Памяти» назвали XXYII съезд «сборищем подонков и проституток», а не я их «общество». Я их цитировал, ты не расслышал. Но ты прав: это — сборище подонков и проституток.

А вообще разговор на ПБ получился крупный. И все хорошо выступили. Растем, совершенствуемся. Воспитываемся.

— Я: Это уж точно, Михаил Сергеевич, особенно, когда вы со слов западной пропаганды давали характеристики:

Горбачев — вестеризатор, вроде Петра I;

Лигачев — руссификатор (даже письмо по рукам ходит «от Лигачева»); Яковлев — массон, космополитов вокруг себя объединяет; Рыжков — тот вообще технократ и плевать ему на идеологию.

Все хохочут и Вы тоже, — со смехом, а на ус наматывают!

— М. С. хохочет в трубку: Вот так, Анатолий, даже такие экспромты приходится пускать. Ох, как трудно идет! То ли еще будет! Ну, ничего. Доклад (к Пленуму) сильный складывается. Тезисы — это только скелет, мясо — в докладе, да и костей туда подкладываю. Интервью со «Шпигелем» отложил. Не хочу я сейчас с немцами заигрывать, (имеет в виду Руста — летчика и шабаш в Берлине по поводу 750-летия города). Вот немножко наладим общегерманскую политику, тогда и объявлю им ее через «Шпигель». А в отношении Руста — ты не упрощай.

— Я: Я не упрощаю, но уверен, что даже, если объективно он был чьим-то орудием, лично не имел дурных намерений.

— М. С.: И все же не упрощай. Мы его запечатаем. Все по закону, как положено. Пусть попросят.

Были у меня сегодня Аксенов-младший «со товарищи» — создатели неомарксизма-ленинизма. Говорил в основном Чернышов, самый молодой из них. Поразительная голова, феноменальная образованность и умение владеть мыслью и словом. Действительная одаренность, которая оказывается на обочине. Но уже и схематизм, приверженность к слишком строгой логике, которая отрывается от жизни.

Все «за», говорят они мне, 18 раз были у Бобкова, три раза у Медведева, столько-то раз обсуждали с Косолаповым, с Загладиным, с Шеварнадзе, Бессмертных и проч. влиятельными. И что. Все — за, а никто ничего не может.

Летом я навязал М. С. их сочинение. Тот прочел «с интересом». Поручил разобраться Медведеву и Яковлеву. Медведев, когда я пристал, отговорился: не буду я ими заниматься! Яковлев отнекивался занятостью.

Сейчас я им предложил: напишите статью для «Коммуниста». Только без эпатажа. Обязуюсь, что обсудят. И тогда придется всем начальникам решать: что делать с вашей «эврикой».

Долго они мне внушали величие их открытия. Я и так чувствую, что абстрактно они правы.

Пока на этом остановились.

Рассказал Ковалеву, что было на ПБ, похвалил его шефа (Шеварнадзе). Он мне сказал, что Бурлацкого в МИД хотят делать редактором «Международной жизни».

В 10 часов — вертушка: меня вызывает М. С. в Волынское-2. Через полчаса стараниями моего шофера я был там.

М. С., Яковлев, Медведев, Слюньков, Болдин — в холле обсуждают проект «Основных положений экономического развития», которые примет 26 июня Пленум.

М. С. сажает меня рядом, говорит: читай! Подвигает мне свой доклад, над которым он тут сидел дней 10.

Я углубился. Он то и дело спрашивает: «Ну, как?» Они спорят. Я прислушиваюсь. Заклинились на проблеме «контрольных цифр». М. С. вызывает в Волынское Рыжкова.

Спор разгорается. Премьер отстаивает побольше рычагов, чтоб командовать из центра. Медведев пытается убедить, что тогда ничего не получится с «новым механизмом» и экономической системой управления. М. С. то и дело ввязывается в спор, опровергает Рыжкова, но не хочет его обидеть. Не хочет, чтоб видно было, что он поддержал Медведева против премьера. В конце концов, смягчают формулу и соглашаются — оставить до ПБ, где все дополнения будут обсуждаться в преддверии Пленума ЦК.