– Наверное, переход дался мне нелегко, – наконец сказал я. – Особенно если учесть, что такую жизнь я вел с детства.

Финли кивнул. Обдумал мой ответ.

– Почему уволили именно вас? – спросил он. – Вы сами вызвались уйти со службы?

– Я никогда и нигде не вызывался сам, – сказал я. – Первое правило солдата.

Опять молчание.

– У вас была какая-то специализация? – наконец спросил Финли. – На службе?

– Сначала общее поддержание порядка, – ответил я. – Таково правило. Затем пять лет я занимался обеспечением режима секретности. А последние шесть лет я занимался кое-чем другим.

Пусть сам спросит.

– Чем же? – спросил Финли.

– Расследованием убийств, – ответил я.

Финли откинулся назад. Крякнул. Снова сплел пальцы. Посмотрел на меня и шумно вздохнул. Подался вперед. Ткнул в меня пальцем.

– Верно, – сказал он. – Я обязательно все проверю. У нас есть ваши отпечатки. Они должны иметься в военном архиве. Мы запросим вашу служебную характеристику. От начала и до конца. Со всеми подробностями. Мы проверим автобусную компанию. Проверим билет. Найдем водителя, найдем пассажиров. И если вы сказали правду, мы достаточно скоро это выясним. Если вы сказали правду, возможно, это позволит вам отмыться. Несомненно, все определит хронология событий. Но пока в деле остается много неясного.

Помолчав, Финли снова шумно вздохнул. Посмотрел мне в лицо.

– Ну а до тех пор я буду действовать осторожно, – сказал он. – На первый взгляд про вас ничего хорошего не скажешь. Бродяга. Бездомный. Ни адреса, ни прошлого. Вполне вероятно, весь ваш рассказ – чушь собачья. Быть может, вы беглый преступник. Убиваете людей направо и налево во всех штатах. Я просто не знаю. Нельзя требовать от меня, чтобы я порадовал вас хотя бы капелькой сомнения. Зачем мне сейчас сомневаться? Вы останетесь за решеткой до тех пор, пока мы не будем полностью уверены, договорились?

Это было то, что я и ожидал. Это было то, что я сам сказал бы на месте Финли. Тем не менее я покачал головой.

– Вы проявляете осторожность? – сказал я. – Это еще мягко сказано.

Он спокойно выдержал мой взгляд.

– Если я в чем-то не прав, в понедельник я угощаю вас обедом. У Ино, чтобы расквитаться за сегодняшний день.

Я снова покачал головой:

– Я не ищу здесь друзей.

Финли просто пожал плечами. Выключил магнитофон. Перемотал кассету назад. Вынул ее. Подписал. Нажал на кнопку переговорного устройства. Пригласил Бейкера. Я ждал. Было довольно прохладно, но я уже успел высохнуть. Дождь, прошедший над Джорджией, промочил меня насквозь. Теперь вода испарялась в сухой воздух кабинета. Кондиционер всасывал ее в себя и отводил по трубке.

Постучав, в кабинет вошел Бейкер. Финли попросил его отвести меня в камеру. Затем кивнул. Этот жест говорил мне: если выяснится, что ты не тот, кого мы ищем, помни, я просто выполнял свою работу. Я кивнул в ответ. Мой жест говорил: пока ты перестраховываешься, убийца разгуливает на свободе.

Отделение для содержания под стражей представляло собой лишь отгороженный угол. Оно было разделено на три отдельные камеры вертикальными прутьями. Передняя стена была из решетки. Вход в каждую камеру через отдельную секцию на петлях. Металл тускло блестел. Чем-то напоминал титан. Во всех камерах на полу ковролин. И больше ничего. Ни табурета, ни топчана.

Лишь новая высокобюджетная версия загонов в полицейских участках, которые можно увидеть в старых фильмах.

– На ночь здесь не оставляют? – спросил я у Бейкера.

– Нет, – ответил тот. – Вечером вас перевезут в тюрьму штата. Автобус придет в шесть часов. Привезет вас назад в понедельник.

Захлопнув дверцу, он повернул ключ. Я услышал, как по всей высоте секции щелкнули засовы, входящие в гнезда. Электромагниты. Я достал из кармана газету. Снял пальто и свернул его. Растянулся на полу и подложил пальто под голову.

Вот теперь я точно вляпался. Выходные мне предстоит провести в тюрьме. Не в камере предварительного заключения в полицейском участке. И дело вовсе не в том, что у меня были какие-то планы на предстоящий уик-энд. Просто я хорошо знал, что такое обычная тюрьма. Многие дезертиры рано или поздно попадают в обычные тюрьмы. За какое-то преступление. Правоохранительные органы извещают армию. За дезертирами приезжают военные полицейские. Так что я знал, что такое обычная тюрьма. И перспектива провести в ней два дня не вызывала у меня никакого энтузиазма. Я лежал, раздраженно слушая шум полицейского участка. Звонили телефоны. Стучали клавиатуры. То быстрее, то медленнее. Полицейские приходили и уходили, разговаривая вполголоса.

Тогда я постарался дочитать захваченную газету. Она была полна всякого вздора о президенте и о том, как он собирается переизбираться на второй срок. Старик посетил город Пенсакола на побережье залива Флорида. Он намеревался сбалансировать государственный бюджет до того, как поседеют его внуки. Президент обрезал расходы с ретивостью человека, продирающегося через джунгли с мачете в руке. В Пенсаколе досталось береговой охране. В течение последних двенадцати месяцев пограничники по собственной инициативе всеми силами полумесяцем выходили в воды залива и досматривали все суда, которые им чем-то не нравились. Судя по всему, год назад по этому поводу трубили фанфары. Успех превзошел самые смелые ожидания. Пограничники находили все, что угодно. В основном наркотики, но также оружие и нелегальных иммигрантов с Гаити и Кубы. Подобная акция снижала уровень преступности во всех штатах, за тысячи миль от побережья, в долгосрочной перспективе. Небывалый успех. Но сейчас от этого приходилось отказываться. Акция требовала очень больших денег. Береговая охрана перерасходовала выделенные средства. А президент сказал, что не может увеличить ее бюджет. Более того, он вынужден будет его урезать. Экономическое положение страны тяжелое. Пограничникам ничем нельзя помочь. Так что через неделю дежурство в море придется прекратить. Президент старался показать себя государственным деятелем. Большие шишки из правоохранительных органов очень разозлились, потому что, на их взгляд, предупредить преступление лучше, чем его расследовать. Но обитатели Вашингтона радуются, так как пятьдесят центов, потраченные на полицейского, патрулирующего улицы столицы, гораздо заметнее двух долларов, выброшенных в океан за две тысячи миль от избирателей. Обе стороны приводили множество аргументов. А президент самодовольно улыбался в объективы фотоаппаратов и заявлял, что ничего не может поделать. Я отбросил газету, так как чтение только распаляло мою злость.

Чтобы успокоиться, я включил в голове музыку. Припев песни «Smokestack Lightning»[1]. В исполнении Хаулина Вулфа в конце первой строфы звучит изумительный сдавленный крик. Говорят, для того чтобы прочувствовать блюз, необходимо много ездить по железной дороге. Это неправда. Для того чтобы понять блюз, надо оказаться взаперти. В камере. Или в армии. За решеткой. Где-то там, откуда молния, попавшая в дымовую трубу, кажется далеким маяком недостижимой свободы. Я лежал, положив голову на свернутое пальто, и слушал звучащую в голове музыку. На третьем куплете я заснул.

Я проснулся оттого, что Бейкер начал долбить ногой по решетке. Раздался глухой звон, похожий на погребальный. Рядом с Бейкером стоял Финли. Они смотрели на меня. Я остался лежать на полу. Мне было так очень удобно.

– Где вы были вчера в полночь? – спросил Финли.

– Садился на автобус в Тампе, – ответил я.

– У нас появился новый свидетель, – сказал Финли. – Он видел вас в районе складов. Вчера вечером. Бесцельно слонявшегося. В полночь.

– Это полная чушь, Финли, – сказал я. – Такого быть не может. Что это еще за новый чертов свидетель?

– Этот свидетель – Моррисон, – сказал Финли. – Начальник полицейского участка. Он сразу сказал, что уже видел вас раньше. И вот теперь он вспомнил, где именно.

На меня снова надели наручники и отвели в кабинет, отделанный красным деревом. Финли сел за большой стол перед флагами, под старинными часами. Бейкер устроился в конце стола. Я сел напротив Финли. Он достал магнитофон. Вытащил спутанные провода. Поставил микрофон между нами. Постучал по нему ногтем. Перемотал пленку назад. Готово.