– Это был следователь, – сказал Хаббл. – Я пригласил его сюда, потому что хотел положить всему этому конец. Я больше не хотел иметь с этим никаких дел. Я не преступник. Я напуган до смерти и хочу выйти из игры. Этот человек должен был помочь мне выйти из игры и расправиться с мошенниками. Но он где-то оступился, и теперь он убит, а мне уже никогда не выпутаться. А если они узнают, что это я пригласил его сюда, они и меня убьют. Но даже если меня не убьют, я, скорее всего, отправлюсь в тюрьму на тысячу лет, потому что сейчас все откроется.

– Кто он такой? – спросил я.

– Фамилию он мне не назвал, – сказал Хаббл. – Дал только контактный телефон. Сказал, что так будет безопаснее. Я не могу поверить, что с ним расправились. Мне он показался человеком, знающим свое дело. Сказать по правде, вы мне его чем-то напоминаете. Вы тоже кажетесь мне человеком, знающим свое дело.

– Что он делал на том складе?

Пожав плечами, Хаббл покачал головой:

– Я ничего не понимаю. Я свел его с другим человеком, и они должны были встретиться там, но разве в этом случае этого второго человека не убили бы тоже? Я не понимаю, почему расправились только с одним.

– Кто этот второй, с кем должен был встретиться следователь? – спросил я.

Хаббл только покачал головой:

– Я и так сказал вам слишком много. Наверное, я сошел с ума. Теперь меня обязательно убьют.

– Кто замешан в этом деле? – настаивал я.

– Вы меня не слышите? Я больше не скажу вам ни слова.

– Мне не нужны имена, – пояснил я. – Дело крупное?

– Огромное, – сказал Хаббл. – Громадное. Вы о таком не слышали.

– Сколько в нем замешано человек?

Пожав плечами, он задумался. Мысленно считая.

– Десять, – наконец сказал он. – Не считая меня.

Окинув его взглядом, я пожал плечами.

– Десять человек – это совсем не похоже на крупное дело.

– Ну есть еще те, кого нанимают, – сказал Хаббл. – Приглашают по мере надобности. Я имел в виду, ядро состоит из десяти человек. Десять человек, не считая меня, знают, что к чему. Несмотря на то что народу мало, поверьте, дело очень крупное.

– А как насчет человека, которого вы направили на встречу с детективом? – спросил я. – Он входит в число тех десятерых?

Хаббл покачал головой:

– Его я тоже не считал.

– Значит, вы, он и еще десятеро? – уточнил я. – И крупное дело?

Он угрюмо кивнул:

– Вы ни о чем подобном не слышали.

– И сейчас все это должно открыться? – не сдавался я. – Почему? Потому что этот следователь что-то накопал?

Хаббл снова отрицательно затряс головой. Казалось, мои вопросы причиняли ему физическую боль.

– Нет, – сказал он. – Это тут совершенно ни при чем. Просто сейчас дело стало особенно уязвимым. Риск был огромным с самого начала, и со временем все становилось только хуже. Но сейчас возможны два варианта. Если нам удастся выпутаться, никто и никогда ни о чем не узнает. Но если не удастся, поверьте, это будет самая громкая сенсация. Но как бы ни повернулось дело, сейчас ситуация критическая.

Я смерил его взглядом. Он не показался мне человеком, способным совершить что-то неслыханно сенсационное.

– И как долго продлится критическая ситуация? – спросил я.

– Она уже почти миновала, – сказал Хаббл. – Осталось подождать, быть может, с неделю. Мое предположение – неделя, начиная с завтрашнего дня. До следующего воскресенья. Возможно, я доживу до того, чтобы это увидеть.

– Значит, после следующего воскресенья вам больше ничего не будет угрожать? – спросил я. – Почему? Что произойдет в следующее воскресенье?

Покачав головой, он отвернулся. Как будто если он не мог меня видеть, я исчезал и не мог задавать ему вопросы.

– Что означает «pluribus»? – сказал я.

Хаббл молчал. Тряс головой, зажмурившись от ужаса.

– Это какой-то пароль? – настаивал я.

Он словно меня не слышал. Разговор окончился. Я оставил бесплодные попытки, и наступила полная тишина, что меня полностью устраивало. Я больше не хотел ничего знать. Совсем ничего. Похоже, тех, кто оказывается посвященным в тайны Хаббла, ничего хорошего не ждет. По крайней мере, высокому незнакомцу с бритой головой определенно пришлось несладко. Я не собирался разделить его судьбу, оказавшись с парой пуль в голове и переломанными костями под старым картоном. Я хотел лишь дотянуть до понедельника, а затем поскорее убраться куда подальше. К следующему воскресенью я рассчитывал быть очень далеко отсюда.

– Ладно, Хаббл, – сказал я, – больше вопросов не будет.

Пожав плечами, он кивнул. Долго молчал. Наконец заговорил, очень тихо, и в его голосе прозвучала покорность:

– Спасибо. Право, так будет лучше.

Я неподвижно лежал на узкой койке, пытаясь забыться и погрузиться в какое-нибудь чистилище. Но Хаббл беспокойно ворочался, крутился и то и дело тяжело вздыхал. Мне это начинало действовать на нервы. Я повернулся к нему.

– Извините, – сказал Хаббл. – Я никак не могу успокоиться. Очень хорошо, что я излил вам душу. Иначе я бы точно сошел с ума. Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь еще? Например, о вас? Расскажите мне о себе. Кто вы такой, Ричер?

Я пожал плечами:

– Я никто. Просто случайный встречный. В понедельник меня и след простынет.

– Каждый человек кем-то является или был кем-то, – возразил он. – У каждого из нас есть своя история. Расскажите мне о своей жизни.

И я начал говорить. Лежа на койке, я прошелся по последним шести месяцам. Хаббл тоже лежал на койке, уставившись в потолок, и слушал. Это отвлекало его от своих забот. Я рассказал о том, как расстался с Пентагоном. Вашингтон, Балтимор, Филадельфия, Нью-Йорк, Бостон, Питсбург, Детройт, Чикаго. Музеи, концерты, дешевые гостиницы, бары, автобусы и поезда. Одиночество. Я путешествовал по своей родине, словно бедный турист. Знакомился с историей, о которой узнал в пыльных классах на противоположном конце земного шара. Знакомился с главным, с тем, что формировало нацию. Места сражений, заводы, декларации, революции. Знакомился с мелочами. Домами, клубами, дорогами, легендами. Большое и маленькое, что должно означать дом. И кое-что я нашел.

Я рассказал Хабблу о долгом путешествии по бескрайним равнинам, через устья бесчисленных рек от Чикаго до Нового Орлеана. Спуск по побережью залива до самой Тампы. Затем рывок на автобусе «Грейхаунд» на север к Атланте. Безумное решение сойти у развилки на Маргрейв. Длинный путь пешком под дождем вчера утром. Чистая прихоть. Случайное замечание моего брата о том, что он был проездом в этом крошечном городке, где больше шестидесяти лет назад умер Слепой Блейк. Рассказывая Хабблу об этом, я чувствовал себя довольно глупо. Хаббл пытался выпутаться из кошмара, а я рассказывал ему о бесцельном паломничестве. Но он, похоже, меня понял.

– Со мной однажды тоже было нечто похожее, – сказал Хаббл. – На медовый месяц мы с женой отправились в Европу. Задержались в Нью-Йорке, и я целый день искал то здание, рядом с которым был убит Джон Леннон. Затем мы провели три дня в Англии, бродили по Ливерпулю и искали клуб «Каверна», где начинали играть «Битлз». Так и не смогли найти. Наверное, его снесли.

Он говорил некоторое время. В основном рассказывал о своих путешествиях. Со своей женой он успел поездить по свету. Им это очень нравилось. Они изъездили всю Европу, были в Мексике, на островах Карибского моря. Исколесили вдоль и поперек все Штаты и Канаду. Они получали от путешествий огромное удовольствие.

– А вы не чувствуете себя одиноким? – спросил Хаббл. – Вы ведь все время один?

Я ответил, что мне, наоборот, так больше нравится. Я обожаю одиночество, анонимность. Порой мне кажется, что я становлюсь невидимым.

– Что вы хотите сказать, невидимым? – переспросил Хаббл. Мои слова его заинтересовали.

– Я путешествую наземным транспортом, – объяснил я. – Исключительно наземным транспортом. Хожу пешком, езжу на автобусах. Иногда на поездах. Всегда плачу наличными. За мной не остается бумажного следа. Ни авиабилетов, ни перевода денег с кредитной карточки. Мой путь невозможно проследить. Я никому не называю свое имя. Останавливаясь в гостинице, я плачу наличными и называю вымышленную фамилию.