Знаете, какую они на атомной лодке атомную установку для хода придумали и атомную торпеду, которая стреляла на 50 км, по берегу главным образом. Представляете себе, что это такое? И все это было утверждено Сталиным. Утверждено было. И эта лодка начала строиться. Корпус уже был, когда я помощником у министра обороны Булганина начал работать. Хрущев уже возглавлял ЦК.
Пришел документ Булганину: в среду состоится заседание Президиума ЦК по утверждению проекта строительства и о приемке первой атомной подводной лодки, т. е. ее корпуса, который уже построен. Значит, в среду Президиум ЦК должен утвердить Постановление. Булганин мне, как помощнику, этот документ — проект Постановления с запиской хрущевской и отписал. А на проекте Хрущев отписал: «Малышеву и Кузнецову». Я, когда прочитал, начал звонить начальнику управления кораблестроения вице-адмиралу Козьмину: «Кто представляет, кто разработчик — с одной торпедой? А он говорит: «Мы не допущены». Я звоню адмиралу Исаченкову. Тот тоже: «Павел Григорьевич, я не допущен». «А кто же допущен», — спрашиваю. А он говорит, что допущены главком Н.Г. Кузнецов, начальник Главного штаба ВМФ Н.Д. Сергеев и «сундук с клопами». И смеется. Спрашиваю: «Кто такой?». А он: «Слушай, это Петр Фомич Фомин», который был назначен главкомом Н.Г. Кузнецовым начальником атомного полигона на Новой Земле. Он находился в подчинении главкома и начальника Главного штаба. И что ж получается? К первой атомной лодке Военно-Морской Флот не допущен, а уже корпус лодки построен в Северодвинске, уже, представляете себе, средства какие затрачены?»
Когда я понял, что всех обошел, звоню и захожу к Булганину: «Вот такое положение. Мне нужно обязательно встретиться сегодня с Малышевым, позвоните ему, потому что нельзя утверждать проект Постановления о строительстве лодки. Вы же понимаете, что потом на Президиуме ЦК придется все отменять, нельзя принимать без рассмотрения Военно-Морским Флотом. Надо отложить заседание. Необходимо пригласить на заседание Президиума ЦК Кузнецова Николая Герасимовича, чтобы он высказал свои соображения. Нужно назначить специальную комиссию под его руководством или под председательством Малышева».
Р.В.: А кому Кузнецов как главком уже поручения давал?
П.Г.: Исаченков-то сказал кому. Он его назвал. Того, кто допущен к строительству атомной подводной лодки был — «Сундук с клопами».
Р.В.: Значит, Фомин, Исаченков, Вы — уже вас трое, кого Кузнецов как главком первоначально определил к этому делу и назначил. Он же Вашим начальником-то был. Павел Григорьевич, я знаю из архивных данных, что Николай Герасимович писал большой доклад Сталину об устаревшем флоте и недостатках в вооружении еще в 1952 г. и что на Президиуме ЦК этот доклад рассматривали. Там и Малышев был, и Булганин, все прочие высоконачальники. Наверное, Вы смотрели эти документы?
П.Г.: Смотрел эти документы. Помню, он писал там и об устаревшем флоте, и о необходимости нового вооружения для боевых кораблей, и о том, что нужно строить атомные подводные лодки. Да. Да. Он еще в 1946 г. писал Сталину письмо и посылал доклад о том, что нужно строить корабли с двигателями на атомной энергии.
Р.В.: Что нужно атомную энергию на флоте применять. П.Г.: Да он, Николай Герасимович, перед тем, как вот это письмо и доклад писать, он тогда в 1946 году провел совещание с руководителями военно-морской академии, начальниками управлений и ленинградских институтов. Выступил и сказал, что надо начать заниматься атомным флотом. Ну вот. Почему в Питере? А потому что в Москве-то ходу не давали. А в 1953-м лодка-то уже строилась.
Р.В.: А Вы знаете, что ученые академики и Курчатов, и Александров писали также Сталину о необходимости строить атомную подводную лодку? И, как известно, в 1952 г. постановление Правительства было принято. Значит, информация и предложения поступали к главе государства из разных источников? Пусть в разное время. Следовательно, истины ради, исторической справедливости ради надо называть и моряков, и ученых родоначальниками советского атомного флота. И флот выступал, и ученые выступали. Это будет объективно.
П.Г.: Так вот, корпус лодки был построен в Северодвинске. С атомной установкой.
Р.В.: С торпедой.
П.Г.: Да, и с одной торпедой атомной. Представляете, на 50 км эта торпеда сама могла предусматривать порты, города рушить.
Р.В. Не об этой ли торпеде вспоминает академик Сахаров — сверхбомбе, которая должна была взорваться под водой вблизи побережья, чтобы вызвать гигантское цунами, которое поглотило бы все порты, все прибрежные города противника. Сахаров писал, что он этот проект обсуждал с контр-адмиралом Фоминым, который Сахарову ответил, что моряки не убийцы и с мирным населением не воюют.
П.Г.: Вероятно о ней (торпеде).
Р.В.: Скажите, а Вы знали, что А.П. Александров писал об этой первой лодке. Вот, послушайте. Абзац из газеты «Красная звезда от 21.10.89 из статьи «Реактор для подлодки». Его прямая речь: «Лодка по заданию должна была иметь огромную торпеду диаметром 2 м с мощной водородной бомбой. Когда эту лодку разработали довольно глубоко, провели ее первое рассмотрение флотом. Пригласили Н.Г Кузнецова. Он посмотрел и говорит: «Мне такая лодка не нужна».
П.Г.: Я не читал, но знаю, что Николай Герасимович распорядился представить разработчикам — ученым иное назначение атомной подводной лодки, внести и другие изменения по основным ее элементам. Благодаря Н.Г. Кузнецову с привлечением в 1954 г. специалистов ВМФ начался новый этап в проектировании и строительстве первой в СССР атомной подводной лодки.
И вот, когда Булганин проект Постановления должен был доложить Президиуму ЦК КПСС (три дня оставалось, в среду должны были утвердить проект Постановления ЦК и Совета министров, а уже строительство этой первой лодки шло вовсю, практически корпус уже построен был в Северодвинске и надо было принимать решение дальше строить), он мне говорит: «Давайте срочно готовьте к утверждению проект». Я всех объехал. Когда беседовал с Фоминым, он говорит: «Павел Григорьевич, я ж не допущен, я же, — говорит, — допущен только к этой торпеде атомной. А к лодке в целом я не допущен». Я его пригласил приехать ко мне, показал бумагу. Говорю: «Читай». Он прочитал. «Ну, что делать, — говорит, — безобразие творится, а флот не допущен. Такая торпеда, чтобы по городам стрелять, не нужна».
Р.В.: Это кто говорит?
П.Г.: Фомин. Да, — говорит, — наверное, надо обращаться к Малышеву». Я к Булганину: «Сейчас обстановка такая. Позвоните, пожалуйста, Малышеву, чтобы он меня принял и чтобы Вы с ним, с Малышевым, позвонили бы Хрущеву и уговорили бы в среду заседание Президиума ЦК отложить. Чтобы поручили Кузнецову Николаю Герасимовичу разобраться, что же построили в Северодвинске. Утверждать того, не зная, что построили, — нельзя. Перед этим сам позвонил Николаю Герасимовичу, чтобы посоветоваться. Николай Герасимович — ума палата!.. Мои действия одобрил, сказал: «Правильно сделали, можете докладывать Булганину. А я ему тоже скажу».
В тот же день, когда я доложил Булганину, что никто, кроме группы Минсредмаша, не допущен, он взял кремлевский телефон (я набрал номер Малышева) и сказал: «Мой помощник говорит, что нельзя в среду нам с Вами на Президиуме ЦК проект Постановления о строительстве этой лодки и о строительстве других утверждать (в проекте Постановления уже конструкторское бюро определялось, а не просто Средмашевское). Что будем делать? Мне Котов доложил и я с Котовым полностью согласен. Надо сроки утверждения изменить. Моряки должны рассмотреть все детали дела. Но удобнее будет послать Котова к Вам. Давайте договоримся с Хрущевым и мы уже дадим поручение, чтобы Николая Герасимовича и моряков, и кого нужно из других министерств допустили бы к проекту Постановления. Вот, Котов правильно представил мне записку, что продолжать дело, в каком оно состоянии представлено сегодня, нельзя и такую лодку делать нельзя, хотя и корпус уже построен. Дальше строить такие лодки нельзя».