Получив во Владивостоке телеграмму об этом ужасном случае, я и другие друзья Николая Герасимовича содрогнулись. Мы говорили тогда: «Это уже все». Так и вышло. Установить причину взрыва линкора комиссия не смогла, как не установила она и его подлинных виновников. Но Малышев решил, что во всем виноват Н.Г. Кузнецов. Николай Герасимович был снижен в звании до вице-адмирала и уволен в отставку.

Сохранив моральные и физические силы, Николай Герасимович начал писать свои мемуары. Написал несколько книг. Без дела Николай Герасимович не сидел. Я встречался с ним и понимал его переживания. Внешне Николай Герасимович оставался все тем же спокойным человеком, хорошим товарищем. Никакой злобы на людей, по существу, его антагонистов, не было заметно. В своих книгах Николай Герасимович о всех них отзывался хорошо. И если внимательно читать его мемуары, то становится ясным, с каким благородством и самокритичностью писал он о себе, большую долю вины в ряде событий на флоте беря на себя. Причины этому я не знаю. Во многих случаях я был с ним не согласен и писал об этом Николаю Герасимовичу. Но он молчал, видимо, понимая, что я был прав, но он должен был так писать, чтобы книга увидела свет. Ему было виднее.

Тяжел был путь Николая Герасимовича, но он не согнулся, пощады ни у кого не просил. Таким человеком несгибаемой воли он и ушел раньше времени от нас. Память на флоте о нем не умрет.

Интервью Р.В. Кузнецовой с адмиралом П.Г. Котовым 21 марта 2004 г.

Павлу Григорьевичу Котову, адмиралу из рода кораблестроителей в двух поколениях исполнилось 93 года. Дед его работал сборщиком на Адмиралтейском заводе в Санкт-Петербурге. Упал с высоты, поломал себе ноги. Увезли его в родную деревню Матвейково Смоленской губернии, где он и доживал свой век. Сын Григорий, будущий отец Павла дал клятву заменить отца и сдержал ее. Ушел из дома в 14 лет достраивать «Аврору». Павел Григорьевич продолжил семейную династию корабелов. После окончания в 1938 г. Высшего военно-морского инженерного училища им. Дзержинского работал в Ленинграде помощником военного представителя, с 1939 г. — старшим военным представителем, а с 1940 г. — инженером управления кораблестроения ВМФ.

Котову выпала важная историческая миссия вместе с моряками и учеными и в составе правительства координировать все процессы создания первого в СССР атомного подводного военного корабля «К-3» под названием «Ленинский комсомол» до момента сдачи его в промышленную эксплуатация, участвовать в его государственных испытаниях.

Я попросила Павла Григорьевича рассказать об этой малоизвестной странице из истории отечественного ВМФ.

Павел Григорьевич все прекрасно помнит. Голова его светлая, и рассказывает он с удовольствием, красочно и в подробностях, немного повторяясь. Говорит, что по долгу службы видел, читал очень многие и очень важные документы Николая Герасимовича Кузнецова. И письма, и доклады Сталину, и в Правительство, и в Президиум ЦК КПСС, и Кузнецовскую десятилетнюю программу военного кораблестроения — последнюю «десятилетку» — план, которую Кузнецов возил на подпись Булганину в Крым в 1954 г., взяв с собою и Павла Григорьевича.

Р.В.: Уважаемый Павел Григорьевич. Я знаю, что к работам, связанным с созданием первого атомного военного корабля «Ленинский комсомол», Вас привлек в 1953 г. Николай Герасимович Кузнецов. В самый тяжелый начальный период его создания. Это было еще при Сталине, когда Кузнецов являлся еще Военно-Морским Министром, а Сталин был еще жив. Эта деятельность Кузнецова малоизвестна в его истории и в истории Военно-Морского Флота. На то были причины. Расскажите пожалуйста, что Вы помните о начальном этапе создания атомной подводной лодки «Ленинский комсомол»?

П.Г.: На Пленуме ЦК после XIX съезда Хрущев предложил создать Чрезвычайную комиссию по обороне и развитию страны — «Семерку». В нее вошли: Булганин, Ворошилов, Хрущев, Малышев, Байбаков, Берия, Маленков. Когда Булганин услышал, что «в «Семерку» будут представлять проекты, а мы будем придумывать задания», — он поинтересовался: «А кто же будет готовить постановления?», кто-то предложил: «А, давайте создадим «Оперативную группу». Под «Семеркой» организовали «Оперативную группу». Всем главкомам, министру обороны, Госплану дали указание представить в нее своих представителей. «Оперативная группа» — это неплохо. Во главе «ОП» поставили генерал-лейтенанта Громова, бывшего фронтовика. Флотские дела он не знал совсем.

Я в это время был начальником Управления кораблестроения ВМФ. Булганин обратился к Кузнецову: «Дай хорошего парня в «Оперативную группу». Николай Герасимович распорядился и отрекомендовал меня. Это было за четыре месяца до смерти Сталина.

И, вот, звонит мне по кремлевскому телефону генерал-лейтенант Громов. «Товарищ Котов, прошу-в 12 часов прийти ко мне в Кремль». Я говорю: «Подождите, кто Вы?» Он представился. «Я без указания главнокомандующего Кузнецова к Вам не приеду. Если он разрешит, тогда я буду у Вас». Позвонил адмиралу Исаченкову — заместителю главнокомандующего, который много лет был начальником управления кораблестроения, потом заместителем главкома, после адмирала Галлера. А я был у него заместителем. Прихожу к нему, докладываю. Он говорит, что ничего не знает, что меня направляют в Кремль, в «Оперативную группу». Позвонил при мне Кузнецову: «Николай Герасимович, ну как же так, я же после инфаркта, я Вам докладывал, чтобы Котова назначить вместо меня заместителем главнокомандующего по кораблестроению и вооружению. Он фактически мой заместитель. А Вы его в какую-то «Оперативную группу» в Кремль? Котова вызвали и требуют, чтобы он немедленно прекратил работы. Не отдавайте его.»

«Ну, хорошо, — говорит Николай Герасимович. Передайте Павлу Григорьевичу трубку» и сказал мне, что сегодня ночью позвонит Булганину и попробует меня отстоять, будет добиваться, чтобы меня назначили вместо Исаченкова, а его освободили, так как Исаченков после инфаркта дальше работать не может. А в «Оперативную группу» направим другого. Просил меня дождаться результата, домой не уходить. Сказал: «не уходите, пока я не переговорю».

Николай Герасимович поднял меня поздно ночью звонком и сказал: «Меня маршал отругал. Вы по Котову представили такие документы, что я его захотел не просто в «Оперативную группу» забрать, я его своим помощником сделаю». Потом Булганин это и осуществил. А оперативная группа, которая по предложению Хрущева была создана, работала на «Семерку» короткое время. А когда Сталин умер, Булганина назначили министром обороны. Одновременно он оставался и зампредсовмина. На следующий день я просил меня отпустить в Военно-Морской Флот на свою должность. Когда доложили Булганину, он подписал постановление о назначении меня помощником министра обороны — Булганина. И комната, где я работал, была рядом с кабинетом Булганина.

Так вот, вызвал меня генерал Громов. Он флотскими делами никогда не занимался. Но был рассудительный, характер имел крепкий. И, когда он меня в Кремль пригласил, я пообещал прибыть после доклада заместителю главкома адмиралу Исаченкову и доклада вместе с ним главнокомандующему Николаю Герасимовичу Кузнецову. Сказал: «Если он не отменит, я к Вам приеду». Ну, он уже по телефону рассердился, этот генерал. Он показал мне записку Кузнецова, рекомендовавшего меня в рабочую группу от ВМФ для «Семерки» и сказал: «Дело и аттестацию утвердил Н.Г. Кузнецов!» Вот так было.

Р.В.: А кто готовил проект Постановления по первой атомной лодке, кто решал, что надо строить?

П.Г.: По первой лодке проект Постановления писал я с генеральным конструктором Анатолием Петровичем Александровым.

Р.В.: А кто письма писал Сталину о том, что надо построить такую лодку?

П.Г.: Я с Малышевым. Когда я к Малышеву попал, от него узнал, что будто бы Сталин сказал ему, что согласился с Хрущевым на первых порах к работе над проектом атомной подводной лодки военных моряков не привлекать, — они будут, дескать, придумывать свое и поэтому лодку приказал делать у атомщиков. После смерти Сталина организация эта называлась Министерством среднего машиностроения. Малышев тогда там был министром. Там собрали специальную большую группу, организовали даже не управление, а отдел, который готовил документы.