За всю историю Марины Юрьевны, директора, самой красивой и культурной обители города, не было столь триумфального взлета художника, как Вера. Марина Юрьевна знала, что круглые вложения в эту художницу, Стефаном Гаспаром и талант Веры сделали очень гремучую славу не только виновникам торжества, но и ее галереи. После триумфальной презентации, в ее художественную обитель стали толпами приходить состоятельные люди. Они интересовались объектами продажи, в частности картинами нашумевшей художницы, а после того как пресса осветила смерть мужа того гения, так от покупателей вообще отбоя не было.

Вера же, напротив, совершенно не знала и не задумывалась о своей знаменитости. Она погрязла в своих мыслях и не интересовалась своей популярностью. Не читала газет и не смотрела новостей по телевизору, где изучали ее персону со всех сторон. Она даже не обращала внимания, когда прохожие перешептывались, оборачиваясь ей вслед.

– Итак, Вера! – произнесла Марина Юрьевна. – Наш предмет разговора, как вы догадались, пойдет о вашем творчестве.

Вера многозначительно взглянула на собеседницу, а та осторожно продолжила:

– Вера, мы все приносим вам искренние соболезнования, по поводу кончины вашего мужа, но все же, скажите, как давно вы проверяли свой счет в банке?

Вера удивилась такому неожиданному вопросу и подняв бровь помотала головой, давая знать, что она ничего не понимает.

– Понимаете, Вера – очень осторожно, говорила Марина Юрьевна – вы, наверное, очень подавлены своим горем, и вас я, конечно, понимаю, но если бы вы хоть немного интересовались своей личностью в творческом плане, то могли бы обнаружить кругленькую сумму на вашем счету. Это потому, что наша галерея продала почти все ваши выставленные картины. Вера, это конечно же очень все хорошо и для вас, и для нас, но вами до сих пор интересуется множество ценителей искусства, а ваша история с неожиданной смертью мужа, привлекла еще больше покупателей. Скажу вам прямо, у нас есть спрос на вас, но не осталось больше ваших работ. Нам нужно, что бы вы писали картины. И выставляли свои работы.

– То есть вы хотите сказать, что за несколько месяцев вы смогли продать почти все мои работы?

– Да. – утвердила директор – более того, Вера, я хочу подвести вас к тому, что вы сейчас на пике своей популярности в мире Краевого искусства, и я знаю многих людей, которые хотели бы, покупать ваши работы, но вы не предоставили нам больше ни одной новой картины. Мне не нужна от вас массовость, от этого будет страдать техника, качество, так сказать. Мне от вас нужно, что бы вы в принципе писали.

Вера понимала, что хочет от нее эта женщина. Она хочет ковать железо пока горячо!

– Я не ослышалась – сказала Вера – вы сейчас мне сказали о том, что вы хотите от меня нового шедевра! Правильно?

– Да! Пока…– Марина Юрьевна не договорила, ее оборвала Вера

– Пока все вокруг не забыли о том, что я та Вера, которая обольстила богатого француза и неожиданно, вдруг, погиб мой муж. Правильно? В общем вы хотите, чтобы я из своей трагедии и клеветы на меня извлекла для вас пользу! К вам сюда толстые кошельки как паломники идут! Я правильно поняла? И вы совсем не хотите, чтобы ваша галерея снова оставалась в тени! Вам выгодно мое поскудное положение, когда меня называют шлюхой и намекают на то, что мой муж погиб не случайно! Вы хотите заработать на моих слезах? Так?

Марина Юрьевна не ожидала таких прямых слов от скромной художницы, которую знала раньше. Она вообще ее не узнавала. Да, в контексте, она говорила именно о том, о чем ей сказала девушка, но она и подумать не могла о такой реакции собеседницы.

– Вера, вы меня неправильно поняли – начала оправдываться женщина, кутаясь в свой платок. – Я совсем не имела в виду… – замялась женщина, поняв, что не может найти слов в свое оправдание.

Вера смотрела на нее жестким взглядом.

– Да, я совсем забыла, что скоро обо мне снова заговорит пресса, ведь скоро появится мой ребенок, и все будут решать самый главный вопрос: чей это ребенок? Так? А может быть это ребенок Стефана Гаспара?

Вера замолчала. Неудобная пауза нависла над собеседниками. Директор галереи опустила глаза и не знала, что ответить, потому что она так и думала, как сказала Вера. В конце концов девушка вздохнула и сказала сквозь зубы:

– Вы хотите сенсаций, вы хотите денег. Вы не понимаете, что сейчас творится у меня в душе. Вы меня вообще не знаете… Что ж… Вы хотите нового шедевра? Вы его получите. Я дам вам насладиться моим горем.

Вера тяжело встала и вышла из кабинета.

То, что она испытывала внутри себя не было негодованием, она холодно начала понимать, что никому нет дела до ее горя, всем равнозначно есть ли у нее душевная боль или нет. Она поняла, что добрыми люди ей только казались, на самом деле люди заботятся лишь о своем благе, ровно так, как и она заботилась о своем. Она хотела сочувствия и переживания от окружающего мира, но именно сейчас она знала, что этого не найдет. Ей нужно смириться, принять жизнь такую, какой она ей дана, отпустить свое горе и встать с колен.

Когда Вера уложила своего сына в постель, Клавдия Васильевна уже спала. Вере тоже нужно было отдыхать, но она пошла в свою мастерскую.

Сев за мольберт, она взяла в руки кисть. В голове зазвучала невообразимая печальная музыка. Она опустила кисть в палитру и стала писать. В своем шедевре она хотела выразить всю боль и горечь, всю неистовую агонию, которая была у нее в сердце. Она хотела прокричать миру о своей беде, так как когда-то прокричала о своем счастье в картине с желтыми одуванчиками. Так рождаются настоящие шедевры, через боль и страдания, через чувства и безумство. В этой картине она уже знала, как расставить приоритеты, о которых ей когда-то говорил учитель. Теперь она сможет показать миру, какое животное чувство испытывает человек, которого душит печаль.

Картину Вера рисовала, когда выдавалась свободная минутка, воспитание сына оставалось для нее первостепенной задачей, по ночам она не могла работать, слишком противоречивые чувства одолевали ее. Поэтому за работу Вера садилась лишь в те дни, когда ее мама забирала Илью к себе погостить. Однажды Анастасия Ильинична заглянула к ней в мастерскую.

– Дай взглянуть над чем работаешь? – попросила мать свою дочку, стоя у порога ее студии.

– Мам, думаю ты не будешь в восторге. – холодно ответила Вера

– А что там? – любопытство взяло вверх, и Анастасия Ильинична прошла в комнату. Взглянув на картину, мама обомлела.

– Вера, что это?

– Мама, это тот шедевр, который от меня ждут! – ответила Вера, отходя от мольберта и смотря со стороны.

На картине была изображена волчица, плачущая над телом своего убитого волка. Дождь и туман наводил жуткую тоску. А сзади трагической сцены виднелась удаляющаяся фигура охотника. Мрачная готическая картина вызывала протест в сознании смотрящей мамы Веры. Она совсем не привыкла видеть такие работы в мастерской дочери. Конечно, она понимала, что трагедия в жизни Веры вызвало желание писать в таком стиле, но картина словно выворачивала душу на изнанку. Смотря на эту работу, Анастасия Ильинична словно смотрела внутрь своей любимой девочки.

– Вера! – выдохнула она – доченька моя! – она кинулась на шею девушке и зарыдала.

Вера молчала. Ее не трогали слезы матери, она поняла, что в своей работе она добилась желаемого результата.

Странно прошло уже четыре месяца со дня смерти Вячеслава, а Стас Орлов до сих пор не нанес своего визита в дом, где жила Вера. Неужели ему стало жаль несчастную вдову с ребенком на руках, и он решил забыть о двухэтажном коттедже и солидном счете в банке. Нет! Тут что-то другое! Скорее всего он выжидает время, пытается найти подходящий момент для своего появления. Но Вера не боялась его! Теперь у нее есть законные основания выгнать его из этого дома, или просто не пустить на порог! Этот огромный дом ему больше не принадлежит!