— О Хогвартсе. Вы же там преподаете, значит, знаете о нем все-все, — Гарри уже было известно о том, что существует специальная школа для волшебников, и что Северус — профессор зельеварения в ней.

— Отличный выбор. Начнем с Основателей, — согласился с ним Снейп.

— Основатели школы? — Поттер сделал непроизвольное движение, пытаясь встать, но Северус его мягко остановил.

— Лежи и не открывай глаз. Да, я буду тебе рассказывать о тех, кто создал эту школу больше тысячи лет назад.

Когда рассказ об Основателях Хогвартса подошел к концу, и Гарри разрешили открыть глаза, он сказал только:

— Ух ты! Я никогда так хорошо не видел.

После тщательных расспросов выяснилось, что и до пресловутого случая с антимагическими наручниками зрение Поттера было не очень хорошим, но все же еще не вызывало у него неудобств так, как в последние два месяца.

*

Альбус Дамблдор бродил вдоль кромки Запретного леса. Он любил давать отдых своему старому костлявому заду от директорского кресла, прогуливаясь на свежем воздухе. А сегодня к тому же у него была назначена здесь встреча с товарищем по борьбе за правое дело. Возможно, это не совсем правильная оценка их отношений, но для красивого словца Альбус предпочитал называть их именно так. То, что в конце этой суеты с Орденом Феникса и Упивающимися Смертью ни для каких товарищей рядом с Дамблдором место не запланировано, никому знать не обязательно. На самой вершине может быть только он один — Повелитель Смерти. И до этой вершины осталось совсем немного, всего одна ступенька — Воскрешающий камень.

Альбус знал, что Риддл еще не умер. Нет ничего проще, как поинтересоваться у доверенного гоблина, которому в свое время он сделал одолжение, жив ли значимый наследник Слизерина, и не становился ли таковым кто-то новый в последнее время. Когда-то по чистой случайности Дамблдор наверняка узнал, что Том Риддл единственный на то время признанный Магией живой наследник великого волшебника — основателя Хогвартса. Все остальные, в ком текла толика крови Салазара Слизерина, хоть и считались наследниками в каком-то там колене, но не были признаны Магией достойными для принятия на себя ответственности за род. Они не являлись значимыми наследниками. Таков был этот мир. Здесь далеко не всегда оказывалось достаточно близкого кровного родства для того, чтобы стать наследником рода, а впоследствии и его главой. Магия, следуя каким-то своим неведомым для людей законам магического наследия, подчас одаривала таким правом любого волшебника, имя которого присутствовало на родовом гобелене. Такой дар можно было получить как за накопленную годами мудрость, так и за единственный поступок, одобренный Магией. А порой тому служили новые связи, знакомства, чей-то брак или развод. Никто не мог похвастаться, что знаком с путями, которыми ходит Магия. Вон и Дамблдору с этим не везло — за сотню лет жизни, став неоспоримым обладателем титула великого волшебника, он так и не смог завоевать у Магии права стать значимым наследником хоть одного рода, кровь которых передал ему отец.

Раз в пару лет Дамблдор задавал один и тот же ловко сформулированный вопрос знакомому гоблину, от которого только и требовалось ответить «да» или «нет». Гоблин не нарушал клятв, данных Гринготтсу, не называя конкретных имен, а Дамблдор, таким образом, мог убедиться, что Риддл еще не погиб. Вот и вся хитрость. А раз Том жив, значит распускать Орден Феникса рано и об Упивающихся нужно напоминать время от времени общественности, чтобы не забывали, кто это такие. В Азкабан победителей Темных Лордов не отправляют. Их почитают как победителей и воздают им почести. Так было после победы над Гриндевальдом. Никому ведь не интересно, что влюбленный Геллерт практически сам подставился под обезоруживающее проклятие Альбуса. Его любовь была неистовой и сжигающей, доводящей до саморазрушения, похожей на одержимость и сумасшествие. Никто не видел, как он на коленях слезно просил возлюбленного вернуться к нему. Дамблдор понял тогда, что его приворот так и не ослабил своего действия за столько лет. После этого он так расчувствовался, что у него даже Авада Кедавра не вышла. А когда он успокоился, набежала целая толпа свидетелей, не будешь же при них в безоружного метать убивающее проклятие. Пришлось заточить в Нурменгард. А Геллерт, дурачок, решил, что это от большой любви.

— Здравствуй, Альбус.

Тихий голос Грюма ворвался в размышления директора о своей жизни. Дамблдор медленно повернулся. Он терпеть не мог эту отвратительную привычку аврора всегда появляться со спины.

— Здравствуй, Аластор. Рассказывай. Как там наш подопечный? Браслеты не жмут? — Альбус презрительно ухмыльнулся.

— Да что ему станется? Не пойму я, зачем столько лет возиться с мальчишкой? Отправить его к родителям — и вся недолга. Понадобится — нового героя себе сделаем, — Грюм, который ничего не знал о стремлениях и личных планах Дамблдора, уже не в первый раз поднимал вопрос о ликвидации последнего из Поттеров. — Ты, как опекун мальчишки, сможешь немного пошарить у него в сейфах, когда панихиду заказывать станешь, — противно хихикнул Аластор, намекая на право опекуна устроить похороны за счет самого опекаемого, если он последний в роду, и нет других близких родственников.

— Я уже говорил, что мальчишка нам еще пригодится. Прекрати скулить, Аластор. Тебе мало денег Блэка? Я что, зря вас браком связывал? Ты тогда сказал, что теперь мне по гроб обязан за такую роскошь. Блэку еще сидеть и сидеть. Двадцать лет с дементорами никто не выдерживал, — директор сорвал желтый листок с куста и начал его пристально рассматривать, чтобы не глядеть на уродливое лицо своего помощника.

— Сколько там тех денег? — фыркнул Грюм. — Ты же сидишь в своей школе сиднем и не имеешь ни малейшего представления, как дорого сейчас стоят удовольствия, — объяснил свои запросы Аластор.

— Двадцать лет никто не выдерживал, — повторил директор, словно и не слышал Грюма. — Но Сириус за семь лет почти не изменился. Я был у него весной. Так что, скорее всего, он доживет до конца срока и выйдет довольно вменяемым на волю. Ты, Аластор, не тратил бы все его денежки. Не то твоего муженька кондрашка хватит сразу после Азкабана. Мало того, что он не помнит, когда это успел вступить в брак с тобой, так еще и гол как сокол окажется, — Дамблдор осуждающе покачал головой. — Как бы там ни было, он пока остается не только наследником, но и потенциальным главой рода. Ты сам на Гобелене в Блэк-хаусе это видел. Смотри, как бы не огрести тебе потом на орехи.

— Да зачем он мне сдался? Я и без него найду, кому вставить. Были бы деньги. Хватит кондрашка — и хорошо. Мне одной заботой меньше, — пренебрежительно скривившись, сказал Грюм, на что директор презрительно стрельнул в него взглядом прищуренных глаз. — Так что с мальчишкой? Чем Поттер может нам помочь? Думаешь, Риддл на одну и ту же удочку два раза попадется? Он однажды уже полюбопытствовал, чуть под Аваду не угодил. Теперь сидит где-то в норе, как мышь под веником, и трясется.

Бравый аврор пафосно помахивал рукой, дерзко рассуждая о сильнейшем темном маге Британии, словно тот был его подчиненным салагой-первогодкой, не более.

— Аластор, если я сказал, что Поттер нам нужен, значит, он нужен. Я не намерен тебе разжевывать, если до тебя не доходит. Так говоришь, с мальчишкой все в порядке? Он даже не приболел? — директор внимательно посмотрел на Грюма.

— Да все с ним нормально, бегает, уворачивается от своего кузена, как и раньше, — безразлично подтвердил Грюм. — Зачем за ним следить? Наручники на него одели, теперь магических выбросов не будет. Пусть магглы за ним следят. А если что-то с ним случится, так сигнальные чары дадут знать, — Аластор пожал плечами, говоря этим жестом, что волнения по этому поводу излишни.

— Во-первых, чары срабатывают, когда он близок к гибели. В прошлый раз Снейп его вытащил с того света, но можно ведь и не успеть. А мальчишка нужен живым, пока Риддл не объявится. Во-вторых, почему он не болеет? Ты говоришь, что он обычный. А ведь уже два месяца наручники на нем. Неужели кризис так быстро прошел? Ты хорошо его рассмотрел? — настаивал Дамблдор на точном ответе.