Но все это совершенно не волновало Фло. Все казалось чужим, ненастоящим.

Наконец, Флоренс углядела поворот дороги, который показался ей верным. За кустами возвышалась черная чаща леса. Вроде именно туда повел её Младший Бакалавр. Сбежав вниз по дорожной насыпи, с гулко бьющимся от волнения сердцем, Фло бросилась в лес.

Вскоре к ближайшей от шоссе больнице подъехала машина скорой помощи.

– Мы нашли на обочине тело молодой женщины.

– Её сбила машина?

– Следов удара нет. Но пульс не прощупывается, приборы показывают остановку сердца и прекращение мозговой деятельности.

– Документы есть?

– Ни кредитки, ни паспорта. Только водительские права на имя Флоренс Химмельгрей.

– Предположительная причина смерти?

– Никаких видимых повреждений.

– Везите в морг. Вскрытие покажет.

В Поднебесье прошла неделя.

Фредерик несся по весеннему лесу, что было сил. Он спешил домой, не замечая жидкой грязи под ногами. Снег только растаял, и тропинки в лесу развезло. Птицы высоко в ветвях щебетали с особым неистовством, словно сами не верили наступлению весны. Где-то сбоку в огромной луже расплавленным золотым кругляшом плавало солнце.

Волшебник успел за несколько дней окончательно привыкнуть к своему телу, будто и не было долгой разлуки. Подол черной сутаны был перепачкан, но Фредерик не придавал этому значения. Он вообще стал добрее и мягче, что было само по себе удивительно. Его карие глаза смотрели теперь с легкой насмешкой, выражение злости покинуло бледное аристократическое лицо, из-за чего черты лица потеряли неприятную резкость.

Если же Фредерик обращался к сестре, то и вовсе превращался весь почти в себя прежнего.

А вот Гемма стала другой. Гемма впервые в жизни, может быть, стала счастливой. Не смотря на то, что платья она теперь носила черные вместо белых.

Фредерик вспомнил их вчерашний с сестрой разговор. Он, Гемма, Ансельм и гномы гуляли по лесу и собирали молодые луковицы гладилистника. Волшебница несла в руках корзинку, которую у неё все норовил отнять Магнум.

– А где Флоренс? – в сотый раз за день спросил Феррум, плюхаясь на кочку мха и пожимая под себя короткие пухлые ножки в резиновых калошах.

По весенней погоде Гемма переодела гномов в шерстяные балахоны и холщевые штанишки.

– Флоренс на небе, – ответила волшебница Ферруму, отдавая Магнуму вожделенную корзинку с луковицами.

– Почему она не возвращается оттуда? – спросил гном, надув губы.

– Потому что оттуда не возвращаются, – ласково ответила Гемма.

Ансельм поднял Магнума на руки и усадил себе на шею.

– Пойдем, надерем коры для вечернего чая, – сказал нетронутый, уводя гнома подальше от волшебницы.

– Как ты терпишь это? – спросил Фредерик, подходя к задумавшейся сестре.

– Я не терплю это, – покачала головой Гемма.

Её серые большие глаза смотрели с таким непривычным и незнакомым волшебнику смирением, тихим, как озерная гладь ранним утром.

– Она ждала весну, и весна пришла, – продолжала Гемма, с мягкой улыбкой окидывая просыпавшийся от зимней спячки лес. – Они разминулись буквально на несколько минут.

– Тебе не больно думать о ней? – тихо спросил Фредерик, срывая и сминая тонкими пальцами высокую травинку.

– Больно, – кивнула Гемма, и слезы блеснули в уголках серых глаз. – Но эта боль неотделима от радости. Никогда еще мое сердце не испытывало столько радости и столько счастья. Я говорила Флоренс, что её любовь защищает меня. Но теперь, когда я люблю сама, мне просто нечего бояться. Я вижу этот мир. Я, наконец-то, вижу этот мир так четко и ясно, и в нем совершенно нет никакой опасности. Он полон любви, моей любви. Ничто не дарит такого ощущения безопасности, как любовь в собственном сердце.

Фредерик подумал о том, что сердце его сестры стало зрячим. А цена за зрячее сердце всегда велика. Черное платье Геммы говорило о том, насколько велика цена, но, несмотря на траурный цвет, Фредерик должен был признать: никогда еще Гемма не выглядела такой живой и открытой, словно проснувшейся.

Гемма опустила голову. Волшебник тронул её за локоть.

– Я не успела сказать ей это, – посмотрела брату в глаза Гемма. – Не успела поблагодарить за самый ценный дар. Я не успела сделать для неё ничего.

Фредерик провел рукой по темным локонам сестры.

– Ты сделала для нее все, Гемма! Ты сделала для неё то же самое, что и она для тебя! Потому что нет ничего другого столь ценного, что ты можешь сделать для человека, как пробудить в его сердце любовь.

И теперь он бежал домой, думая о том, что у Геммы появился шанс рассказать Флоренс обо всем.

Волшебница никому не говорила о своем намерении, но ни Фредерику, ни Ансельму не нужны были слова, чтобы понять её чувства. Они все видели во взгляде женщины. Потому что рядом со смирением в лучистых серых глазах Геммы поселилась неумолимая решимость. И Гемма ждала только соответствующего момента.

– Лестница! – прокричал Фредерик, влетая в дом. – Лестница!

Дверь со стуком ударилась о стену. Феррум и Магнум, визжа, подскочили на ноги и заносились по кухне. Кошка выгнула спину дугой и зашипела. И только Гемма застыла с заварным чайником в руках, глядя на брата.

– Лестница! – выдохнул Фредерик, тяжело дыша после быстрого бега.

Гемма в прострации поставила чайник на стол и растерянно оглянулась. Взгляд её бегал по стенам и полкам, ни на чем не останавливаясь.

– Мне надо переодеться, – обронила волшебница и скрылась в своей комнате.

– Мы идем на небо! – верещал Магнум.

– Плакала твоя борода! – вторил ему Феррум. – Ох, и поджаримся мы!

– Шлем! Надо взять шлем для кошки! – воскликнул Магнум и полез под лавку.

– Сборы в самом разгаре? – спросил у Фредерика появившийся на пороге Ансельм.

Нетронутый заслонил могучей фигурой проем двери, уперев локоть в косяк.

– Кошке, судя по всему, не отвертеться, – усмехнулся Фредерик, наблюдая за тем, как Магнум барахтался под лавкой в паутине, пытаясь выудить маленький чугунный шлем, который в прошлый раз они все-таки достали из шкафа Геммы для кошки.

Не выдержав того, что гном весь перепачкался, но не оставлял своего занятия, волшебник вытащил Магнума, отряхнул от паутины и поднял на руки.

– Никому не отвертеться, – согласился Ансельм.

В этот момент из комнаты вышла Гемма.

Она была в белом платье. Вновь. На этот раз с голубыми васильками, которые так любила Флоренс.

Волшебница взволнованно посмотрела на брата и на нетронутого. Но сильно поволноваться ей не дали. Феррум собрался уже нырнуть под лавку вместо Магнума, и Гемма в последний момент схватила его за руку.

– Мы же не оставим кошку здесь? Одну! Мы же возьмем её с собой? – спросил гном, обиженно надув губы.

Гемма посмотрела на кошку, которая от греха подальше успела забраться на печь, и теперь внимательно наблюдала оттуда за всем, поблескивая желтыми круглыми глазами.

Затем волшебница обернулась к Ансельму, и нетронутый подошел к печи, со смешком доставая оттуда животное.

– Все вместе, так все вместе, – произнес он, устраивая кошку у себя на груди. Животное даже не пыталось вырваться из его огромных рук, хотя и состроило недовольную морду.

Гемма смотрела на весенний лес, идя по вязкой тропинке с Феррумом на руках. Башмачки чуть проваливались в мягкую, рыхлую землю, только освободившуюся от снега, оставляя неглубокие следы. Воздух был еще холодным, и трава вокруг стояла помятой от долгого гнета. Но всюду чувствовалось начало новой жизни. В Поднебесье на самом деле приходила новая жизнь.

Растерянные и ничего не понимающие новенькие прибывали с каждым днем. И все понимали, что этот мир будет принадлежать им. Не Бакалаврам, которые почему-то начали необъяснимо нервничать, не Великому Принцу, уже уставшему проводить торжественные церемонии приветствия, а именно этим людям, с интересом и опаской разглядывающим свой новый дом, едва верящим в то, что скоро они станут волшебниками.