— Та сцена на террасе вовсе не безрассудный порыв страсти, — заявила Софи. — Что-то тут было не так! Я уверена, что негодяй все спланировал заранее! Почему он не сражался за любимую женщину? Почему позволил Лонгмору ударить его? И почему леди Кларе пришлось его защищать? Пусть Кливдон узнает всю его подноготную. Он может выведать за обычной игрой в карты почти столько же, сколько я подслушиваю на балах и узнаю из разговоров с дамами полусвета. — Софи взяла шляпу, которую собиралась надеть, и уселась пришивать к ней вуаль.
— Может, мне следует присмотреться к финансовым делам Аддерли? — спросила Леони.
— Нет-нет, у вас с Марселиной и без того немало проблем. Придется управлять магазином, пока я буду в отъезде. Простите, что все оставляю на вас!
— Глупости! — отрезала Леони. — Ты должна найти ее, и это главное.
— Леди Клара — член нашей семьи, нравится это ее матери или нет, — вставила Марселина. Взглянув на Софи, добавила: — Кстати, о семьях… До твоего отъезда нам необходимо поговорить.
Граф то и дело подгонял лошадей после того, как Фенуик прибежал за ним, но все же было уже довольно поздно, когда он остановил фаэтон у Глостерской кофейни, что на Пиккадилли. И, как всегда в это время, здесь царила атмосфера спешки и волнения — семь почтовых экипажей, отправлявшихся на север, готовились отъехать, и здесь же собрались пассажиры и просто зеваки.
Но Лонгмор знал, что бывала суматоха и похуже. Несколько лет назад в восемь вечера все тридцать пять дилижансов Королевской почты покинули Лондон одновременно вместе с таким же количеством пассажирских дилижансов. А то, что за этим последовало… Ох, даже вспоминать страшно!
Внезапно граф заметил необычайное волнение в одной из собравшихся групп. Мужчины отталкивали друг друга, едва не спотыкаясь о собственные ноги и чуть не падая под копыта лошадей и колеса дилижансов. Объяснение же этому находилось в самой середине свалки.
Вместо своего обычного камуфляжа Софи этим вечером предпочла выставить напоказ последний крик безумной моды от «Мэзон Нуар». На ней было платье сиреневого цвета и сногсшибательного покроя. На плечах же лежал широкий воротник, под которым находился другой — нечто вроде капюшона, доходившего до локтей. Причем каждый рукав одеяния был размером с бочонок эля. Ярды черного кружева ниспадали с воротников на лиф, а с тульи шляпы свисало что-то… походившее на зеленые листья. Белое кружево украшало лицо модистки, изящно обрамляя его, то есть даже не лицо, а то, что оставалось на виду, потому что лоб и глаза скрывала черная вуаль.
В общем, зрелище было воистину абсурдное. И одновременно — как ни странно — весьма привлекательное.
— Проклятье… — прошептал граф. — То есть… о боже…
Тут Софи заметила его и неспешно направилась к экипажу, покачивая бедрами куда более вызывающе, чем полагалось бы, по мнению Лонгмора. За ней следовал гостиничный слуга с вещами.
— Это она! — сообщил Фенуик с запяток.
— Вижу, — кивнул Лонгмор.
Но прежде чем граф успел выбраться из фаэтона, чтобы помочь даме, целая орда ринулась к экипажу. Кто-то даже умудрился протянуть Софи руку, чтобы помочь ей. Однако Лонгмор все же опередил наглеца. Упершись в его широкую ладонь, Софи ловко запрыгнула в экипаж. А все мужчины, сопровождавшие ее, стояли молча, восхищаясь видом сзади. Когда же она, наконец, уселась, у собравшихся вырвался протяжный вздох, сопровождаемый соблазнительным шуршанием ее юбок. А Софи, устроившись поудобнее, почти исчезла под поднятым верхом фаэтона. И в тот же миг слуга погрузил ее вещи позади экипажа, где Фенуик установил их рядом с саквояжем Лонгмора.
Поскольку восстание масс казалось неизбежным, а у Лонгмора не было для него времени, он взмахнул поводьями. Увы, пришлось тащиться за почтовыми дилижансами.
— Не самое лучшее время для отъезда из Лондона, — заметил граф. — Но все западные почтовые дилижансы отъезжают в одно время, так что остается лишь одно — следовать за ними до самой Бромптон-роуд, где сворачивает дилижанс на Портсмут. И мы поедем за ним.
— Надо привлекать к себе поменьше внимания, — сказала Софи.
— Поменьше внимания? В таком наряде?! И это, по-вашему, маскировка?
— Да. Я ваша новая любовница.
Граф замер на мгновение. Ему казалось, он ослышался. Откашлявшись, он пробормотал:
— Вы моя… кто?
— Любовница! Возможно, дама полусвета. Мы с сестрами решили, что никто не сочтет чем-то необычным вашу поездку с дамой сомнительной морали. А меня вряд ли узнают. Не то что вас. Даже женщины, которые приезжают в «Мэзон Нуар», не замечают наших лиц.
Она совершенно рехнулась! Сумасшедшая! Только слепой не узнает это ангельское личико, ярко-синие глаза, вздернутый носик и чувственные губки.
А «сумасшедшая» тем временем продолжала:
— Я специально выбрала именно это платье. Потому что оно выглядит очень дорого и гораздо роскошнее, чем обычно носят респектабельные англичанки. Я, видите ли, веселая вдова… — Она коснулась вуали. — И никто не найдет странным то обстоятельство, что женщина, оказавшаяся в вашем обществе, решила носить на людях вуаль.
— Значит, вы назначили себя моей любовницей? — пробормотал граф. — Весьма смелое решение.
— Ну, не такая уж это жертва, — отмахнулась Софи. — Ведь большинство моих маскарадных костюмов неудобны и некрасивы. Кстати, моя обычная одежда не столь шикарна, как эта.
— Неужели? — усмехнулся граф — Вспоминаю вас в чем-то… У вас было что-то вроде голландской мельницы на голове. С лентами, цветами и перьями!
— Верно, та шляпа была шикарной. Но мы с Леони подобные обычно не надеваем. Такие вещи отпугивают заказчиц. Только Марселина может носить самые смелые свои модели, потому что частенько ездит в Париж. И не забудьте, замужним женщинам дано больше свободы как здесь, так и там, во Франции.
О, он, Лонгмор, прекрасно это знал. И мужчинам давалось больше свободы в обращении с замужними женщинами. Правда, Софи не была замужней женщиной. Зато была модисткой с французской кровью в жилах.
— Даже если я поеду в Париж, все равно не смогу одеться так, как она, — продолжала девушка. — Незамужние женщины должны там выглядеть еще более девственными, чем здесь. Простые платья… Гладко зачесанные назад волосы… Не знаю, что привлекательного находят в этом мужчины, но… — Софи осеклась и, усмехнувшись, спросила: — Но какая вам разница? Ведь главное — чтобы нас с вами увидели вместе. И тогда никто не станет любопытствовать насчет того, чем мы заняты. Кроме того… Люди так засмотрятся на мою одежду, что не заметят лица.
Девственница? Но она НЕ МОЖЕТ быть девственницей. Подобное просто невероятно. С таким телом, походкой и… И она же модистка!
— Кстати о девственницах, — пробурчал граф. — Поговорим о моей сестре. Полагаю, есть основания считать, что Клара выбрала дорогу на Портсмут. И мне известно, что кое-кто из дружков Фенуика заметил ее кабриолет на Гайд-Парк-корнер. Потом тот же экипаж заметили на Найтсбридж-роуд. Он направлялся к Кенсингтону. По словам же почтового рассыльного из гостиницы в Фулеме, какая-то женщина расспрашивала, как лучше добраться до Ричмонд-парка.
— Она сделала вид, будто едет к двоюродной бабушке, а потом развернула кабриолет и, очевидно, направилась на юго-запад, — решила Софи. — Ричмонд-парк для нее чем-то важен?
— Понятия не имею. Я скорее посчитал бы, что она отправится в Бат. В детстве Клара часто ездила туда с другой бабушкой. С матерью отца. Они были очень близки. Бабушка Уорфорд умерла года три назад, и Клара тогда очень переживала. А Ричмонд-парк?.. Представить не могу, у кого она могла бы попросить там убежища.
— Может, леди Клара просто не знает, куда поехать? — предположила Софи. — У нее что-то случилось… и она в отчаянии сбежала. Сбежала, не зная, куда ехать.
Вскоре они добрались до дорожной заставы, где уже скопились почтовые дилижансы. Граф воспользовался задержкой, чтобы взглянуть на Фенуика. Оказалось, что мальчик успел перебраться на заднее сиденье. И он с тревогой посматривал на быстро темневшее небо.