– В рисовалку больше не пойду, мать деньги не дает. На курсы парикмахеров записалась. Надо ж как-то потом зарабатывать. А ты?
– Я – в модели.
– В модели? – переспросила Таня, приподнимая брови.
Нинка вызывающе подняла голову и поджала губы.
–А что? Рожей не вышла?
–Да нет… – растерялась Таня. Она действительно считала свою подругу далеко не красавицей. – У тебя рост не подходит, – нашлась она.
– Фигня. – Нинка расслабилась. – Я в профессионалки не рвусь. Научат походке там, манерам. Мужиков кадрить пригодится. Это важнее всего. Может, со мной пойдешь на модельные курсы? Ты-то вполне. Ты-то в модели, наверное, потянешь. Если хотя бы иногда улыбаться научишься.
– Нет, я моделью не хочу. Уж лучше дизайнером, – ответила Таня.
– Дизайнером? Это как?
– Дизайнером одежды. Модельером. Заниматься чем-то всегда новым, это так интересно.
– Здорово ты придумала. Круто по нынешним временам. И в столицу можно податься. Я бы тоже на такие курсы пошла. Клевая у всех этих дизайнеров жизнь. Я по телеку видела. Шмотки, показы всякие, тусовки. Куча мужиков вокруг. И худеть до скелетона, как все эти модели, не нужно. Ешеь, пей, тусуйся. Только я шить не люблю.
– И у меня машинки нет. Но это дизайнеру не обязательно, главное – идея.
– Ну, идея-прохиндея – это враз. Я, например, брюки такие хочу… черно-белые… чтоб как будто змея по ноге ползет.
– Неплохо. Надо запомнить. Хотя это твоя идея. Мне свое надо придумать.
– Учеба, небось, платная?
– Не узнавала еще. Это ж ехать в другой город надо. В нашем захолустье разве что-то креативное найдешь?.. А у меня на дорогу денег нет, не то что на учебу. Вот заработаю, тогда поеду.
– А давай вместе, – предложила Нинка. Я тоже поработаю после школы, сделаю от маманьки заначку – и мотанем в шикарную жизнь.
– Давай! Вдвоем гораздо веселей, – обрадовалась Таня.
Последний учебный год пролетел метеором, так высокопарно выразилась их классная руководительница на заключительном уроке. На самом деле дни шли за днями, и все было как обычно. Таня училась легко и даже успевала помогать подруге, которая сражалась со школьными предметами с остервенением обреченной. Обреченной на банальную тройку. Когда вручали аттестаты, у Нинки была всего одна четверка, а у Тани, наоборот, все четверки, за исключением истории, литературы и, конечно, изобразительного искусства. Эти предметы она всегда знала на «отлично». Таня могла бы закончить и с более высокими оценками, только времени на изучение школьных предметов не хватало. С октября она посещала курсы парикмахеров, а по ночам подрабатывала сторожем в детском саду, чтобы оплачивать обучение на курсах. В мае Таня получила сертификат и выступила на конкурсе молодых мастеров. Призового места не заслужила, зато девчонка, которую она стригла и красила, была чрезвычайно довольна своим новым имиджем.
На выпускной бал Таня сделала себе подобную прическу, и не осталась незамеченной среди других вопиюще красивых выпускниц. Даже самый видный парень из параллельного класса попытался увлечь ее в пустую классную комнату, но Таня выскользнула из его неловких объятий сразу же, как только тот попытался ее поцеловать.
На выпускном вечере Таня впервые попробовала шампанское. В сочетании с баночным пивом, которого было припасено одноклассниками более чем достаточно, шампанское оказало на девушку неизгладимое впечатление. В какое-то мгновение, когда ее одолела неукротимая рвота, ей показалось, что она умирает.
Когда Таню в полубессознательном состоянии привели домой, мать отпоила ее горячим чаем и уложила в постель.
Утром Таню разбудил звонок. Она с трудом оторвала голову от подушки и, слегка покачиваясь, добрела до двери. На пороге стоял Генка.
– Дрыхнешь? А я ключи забыл. Мать на работе?
– Ага, – подтвердила Таня и побрела к себе в комнату.
И тут она совершила роковую оплошность: не закрыла за собой дверь. Таня вспомнила об этом, как только накрылась одеялом. Но сил, чтобы встать, сделать шаг и защелкнуть замок, у нее не было. Она могла только закрыть глаза и попытаться забыть о пульсирующей в висках боли.
Снова зазвонил звонок. Длинный, настойчивый, неумолимый – на этот раз звонил телефон. Таня поморщилась. Неужели этот гад не догадается снять трубку? – подумала она с раздражением. Трели прекратились. Похоже, Генка соизволил подойти к телефону.
– Да… Да… Спит вроде, – донеслось из-за приоткрытой двери. Скорей всего, звонила мать. – Я? Поем и тоже прилягу… Сегодня не пойду… Когда?.. Можно… Прихвати пивка, я картошки нажарю. Пока.
Наступила тишина. Таня повернулась к стене. Ей хотелось только одного, чтобы с наступающей дремотой ушла гулкая, отдающая в висок, боль.
– Ты спишь аль как?
Таня не шевельнулась, притворяясь спящей. Едкий запах пота ринулся в ее сознание.
Послышалось шуршание, запах пота стал явственнее. И тут ее как будто током подбросило – Таня рывком села на постели. Генка стоял перед ней обнаженным. Рыхлое тело, взращенное на картошке, колбасе и пиве предстало перед ней во всей своей неприглядной наготе. Танин взгляд невольно соскользнул вниз, где виднелся угрожающе торчащий, багровый член. От страха у Тани боль испарилась, зато сердце забилось у самого горла.
– Ты… ты что?.. – пролепетала она, ощущая голой спиной шероховатую поверхность ковра, висящего на стене рядом с кроватью.
– Отчим наклонился над ней. Его глаза-щелки маслянисто поблескивали, губы раздвинулись, обнажив зияющие прорехи вместо коренных зубов. Почему-то запахло тухлым мясом.
– Гена… Я… У меня был выпускной… – залепетала Таня.
– А сейчас впускной, – хохотнул Генка и одним рывком содрал с нее одеяло. – Будешь орать – убью.
Таня не крикнула и даже не стала сопротивляться. Все свои усилия она приложила, чтобы остановить подступающую тошноту. Когда отчим липкими губами прикрыл ей рот, Таня поняла, что не выдержит. Из последних сил она толкнула мохнатую грудь, выскользнула из-под потного тела и наклонилась. Ее вырвало прямо на пол.
– Бля… – выругался отчим.
Таня со страхом повернула голову. В его глазах она увидела презрение. Инстинкт хранящей целомудрие молодой самки подсказал ей, что она должна выглядеть как можно отвратительней. Она опять наклонилась и на этот раз сымитировала приступ рвоты.
– Грязная скотина, мразь, с… – прошипел Генка и, схватив комом валявшуюся на полу одежду, выскочил из комнаты.
Вскоре Таня услышала звук захлопывающейся входной двери.
Генки не было весь день, не пришел он и вечером, когда мать вернулась с работы. Все это время Таня думала, как строить свою жизнь дальше. Под одной крышей с Генкой оставаться она не могла. Но и рассказывать матери, что он пытался ее изнасиловать, не имело смысла. Таня знала, что во всем мать обвинит ее. «Сучка не хочет – кобель не вскочет», – говорила она, одной фразой определяя все отношения между полами.
Генка вернулся около одиннадцати. Таня с матерью сидели на кухне и ужинали.
–Есть будешь? – спокойно спросила мать, как будто не заметила его позднего возвращения.
– Давай.
Он шумно отодвинул табурет и тяжело сел, положив перед собой руки. Ладони были обветренными, под ногтями – черная кайма.
– Хоть руки вымой, – буркнула Таня, торопливо допивая чай.
Генка поднял голову. Его глаза были похожи на маленькие зеркальца, холодные и потускневшие от времени. Таня целый день готовила себя к встрече с отчимом, репетировала надменный, полный презрения взгляд. Но ее приготовления пропали втуне. Генка, казалось, ничего вокруг себя не замечал. Отчим выглядел каким-то помятым, его обычно прямая спина округлилась, как у старика, под подбородком образовалась складка.
– Ты это че как пришибленный? – Мать даже остановилась, не донеся до стола тарелку, наполненную макаронами. – И не пьяный. У тебя, вроде, выходной. Че случилось, колись.