– Ты убил маму!! – неожиданно громко закричала она, выбежала прочь из комнаты и понеслась по коридору, не заметив даже Стояна, так и замершего за дверью.

Зато его вполне себе заметил Осмомысл, вышедший через минуту.

– Простите, я хотел поговорить с Олей. Соболезную вашей потере, – сказал Стоян на чистом русском.

Осмомысл смерил его тяжелым проницательным взглядом, и тому показалось, что мужчина за секунду прочел его мысли.

– Не хотели, – отрезал Осмомысл. – Вы подсушивали. Я попрошу вас не приближаться к Ольхе, ваши мысли ей совсем ни к чему. Что вы вообще делаете в корпусе для девочек? Как ваше имя? – мужчина начинал злиться, Стоян видел это по появившимся красным пятнам на его лице.

Врать было бесполезно, о Лигеллименции юноше было вполне известно. Он получил свое наказание: всю следующую неделю ему надлежало оставаться после уроков и ни с кем не разговаривать. Впрочем, Стоян успел дать одно задание своему «слуге»: незаметно забрать из комнаты Оли вещицу, похожую на прутик.

Девушку никто не видел целый месяц. Наверняка, думал про себя Стоян, брат искал ее по всей Европе. Через месяц она объявилась в пансионате под ручку с веселым пареньком в мантии, который смотрел на Олю с бесконечной нежностью. Она собрала свои вещи и, показав кольцо на безымянном пальчике директорше, гордо удалилась с заявлением, что она уже взрослая.

В тот же вечер девочку, укушенную когда-то Стояном, нашли у себя в комнате мертвой. Ни единой царапины на теле и широко распахнутые в ужасе глаза.

Стоян ушел неделю спустя, позвав с собой еще с полторы дюжины ребят. В пансионате о нем больше никогда не слышали.

Оля не понимала идей Стояна, зато ее муж Андрей воспринимал их с великим энтузиазмом, более того, неоднократно просил обратить и его тоже.

– Зачем? – Оля качала на руках маленького сына со светло-карими, слава Перуну, глазами.

– Мы и сейчас, конечно, сила, но представляешь, если я тоже буду оборотнем, а? – спросил Андрей, кинув в печку еще дров и подмигнув сидевшему за столом Стояну.

Тот чуть улыбнулся и повернулся к окну, за которым бушевала снежная буря и завывал ветер, горы на Алтае как-никак, но в хорошо протопленной избе было тепло.

– И ничего и не поменяется, – замотала головой Оля, посмотрев на Стояна, который обратил на нее свой хищный взгляд.

Она всегда считала оборотничество болезнью, так уж воспитали. Да и с годами начала понимать куда больше: превращения давались легко, но возвращаться после них в человеческое тело было все тяжелее. Серебряная подвеска, подаренная и заговоренная мужем, несомненно, помогала, и все же она не желала никому из близких своей участи. Тем более, Андрюше, которого любила всей душой.

– Ольха, да меня Стоян может обратить, если ты не хочешь, – ляпнул он.

– Нет! И не называй меня так! – резко закричала Оля – воспоминание о брате осталось все так же свежо. Мальчик заплакал в руках матери. – Ну вот! Тише, Ванечка, тише. Ну что ты? – она посмотрела на карапуза, который драл глотку. – Пеленку нужно поменять… А вы, – девушка строго обратилась к мужчинам, – не вздумайте ничего такого делать! Ты понял меня, Стоян?

Тот ничего не ответил, только криво улыбнулся. От этой ухмылки Олю всегда пробирало до дрожи. И как только Андрей не замечал пожирающего взгляда друга, обращенного на его жену?

– Оля! – Андрей вбежал в избу с веселым криком, размахивая белым конвертом. – Ваня!

Из кухни вышла женщина, которую с небольшой натяжкой можно было еще назвать девушкой, но на ее теле отпечатались две беременности и постоянная смена ипостаси. Уставшее лицо, руки и передник были перепачканы в муке, Оля лепила пельмень прямо на ходу.

– Ваня гуляет, – Оля скрепила краешки теста. – Что там такое?

– Письмо пришло! Ваня осенью в школу волшебников идет!

Недолепленный пельмень плюхнулся на пол.

– А может быть…

– Оль, ну ты чего? – Андрей обеспокоенно подошел к жене.

– Домашнее обучение?

– Оль… ты же знаешь, мы ведь оба историки, а в остальном... Ну как мы будем его учить? Да Егорка еще рядом. Он же тоже сразу полезет за братом.

– Тогда в Москву его отправим, – твердо заявила женщина.

– Оль… – Андрей погладил ее по руке и поцеловал в плечо. – В Питере-то школа посолиднее будет, старее, да и преподаватели там лучше. Иностранные даже есть. Да и я там на кафедре истории состою, так что попроще будет. Представляешь, кем наш Ванька станет?

– А мой братец будет его зельеваренью учить! – Оля зло вырвалась из рук мужа.

– Вряд ли Иван воспылает любовью к зельям, – в избу вошел Стоян, держа в руках кувшин с холодной водой.

Оля удивлялась, что с возрастом он становился только мужественнее, привлекательнее, но на нее обращал все меньше внимания. На мужчине не было рубашки, пот катился по рельефным мускулам.

– Да и… твой брат слишком занят своими исследованиями, чтобы узнать в мальчике тебя.

Мужчина жадно приложился к кувшину, и от вида того, как вода течет по его горлу, Оля покраснела и невольно свела ноги.

– Я не хочу, чтобы он учился у Осмомс… у Омсо… у Мыси! – она капризно топнула, потирая свой кулон-волчицу.

– Я могу перебраться туда, чтобы быть рядом на всякий случай, – Стоян подошел к женщине и положил ей руку на плечо, лукаво подмигнув, а Оля почему-то ощутила смесь возбуждения и разочарования.

– Стояяяяян! – раздался звонкий девичий голос со двора.

– Ну так что? Решили?

Оля молчала.

– Ну ладно, ты как знаешь. Пойду, Любе обещал помочь.

Андрей усмехнулся, и было в этом смешке что-то сальное, неприятное.

– Хорошо! – вдруг резко сказала Оля. – Но от Вани – ни на шаг!

Стоян криво ухмыльнулся и вышел. Оля до сих пор чувствовала дрожь от его улыбок, но теперь уже приятную.

Жить в небольшой пристройке к дому Стояну нравилось. А в ночи полнолуния еще и Оля, опасаясь за мужа и детей, заглядывала.

Хотя сегодня была отнюдь не одна их тех ночей, раздался стук в дверь, и Стоян безошибочно узнал ее запах.

– Заходи, – властно велел он.

В комнату несмело заглянула Оля в белой свободной ночнушке.

– Не спишь еще?

– Нет, – Стоян отложил книгу, которую читал. – А где Андрей?

– А, – Оля махнула рукой, присаживаясь на краешек кровати, – в кабаке мужикам опять какую-то историю травит. Наверняка до утра там зависнет. Они его байки обожают, а спьяну у него совсем язык без костей становится.

– Егор с Ваней?

– Спят уже, насилу уложила, – Оля поежилась, обхватив себя руками.

Глаза Стояна хищно блеснули в тусклом свете лампы. Он выбрался из-под одеяла и присел рядом с женщиной.

– Тебя что-то беспокоит? – его рука осторожно опустилась на ее плечо.

Оля взглянула на Стояна. Великий Перун, как не вовремя муж ушел в кабак…

– Ванюша завтра уезжает в школу… а если…

– Оленька, – Стоян погладил ее по щеке, придвигаясь ближе, – ну что ты? Я ведь буду с ним. Осмомысл и на шаг к нему не приблизится, – мужчина заключил ее в объятия.

– Ох, Стоян… – Оля доверительно прижалась к нему, – ты так о нас заботишься. И как только терпишь?

Стоян поглаживал женщину по голове и думал. Относительно нее у него уже почти не было интереса – семейная жизнь превратила ее из задорной девушки в кудахчущую над своим потомством наседку. Гораздо больше его занимал ее брат. Человек, который уничтожал сильных, удивительных оборотней. Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Все эти годы Стоян пристально следил за исследованиями профессора Северенко, а теперь мог под вполне благовидным предлогом наконец познакомиться с ним.

– Стоян? – позвала Оля, подняв на него голову, заметив, что мужчина погрузился в свои мысли.

Он расстегнул замочек на цепочке с кулоном-волчицей и положил подвеску на тумбочку у кровати. Андрей, конечно, был ему вроде как другом, впрочем, напоследок можно было и развлечься.