– Егорка… – коротким выдохом срывается с губ.
Прежде, чем успеваю подумать, бросаюсь к камину и хватаю горсть летучего пороха.
– Транзитный пункт Болгария!
====== Глава 13. Между нами, девочками ======
«Впрочем, что мне сказать тем, кто вряд ли постиг,
Как душа замирает в соцветиях пестрых,
Как столетие взгляда сливается в миг
И как сердце, взорвавшись, взлетает на воздух!
Кто изведал это, тот клянет рассветы,
Разрывает ветер на волокна сердце мое,
Плоть горит и тает, кто любил, тот знает –
Ни одна святая, увы, не стоит ее...»
(Канцлер Ги – Письмо тирана Римини Папе Римскому)
Сколько же здесь народу! С ума можно сойти… Прибыть – не проблема, а вот воспользоваться камином для перемещения куда-нибудь – уже не так легко. Времени нет, придется трансгрессировать. Выбежав на улицу, я быстро нахожу книжный магазин. Нужна карта. Европа – не Россия: то, что для меня – трансгрессия на короткую дистанцию, для европейца – непреодолимое расстояние. Куда я могу трансгрессировать из чертовой Болгарии? Целый стенд с картами стран мира. Здесь и картинки есть, воспользуюсь… Можно двинуть через Бухарест, потом Будапешт, Краков, Варшава, Вильнюс, Рига, Таллинн и, наконец, Питер.
Девятая трансгрессия кряду – меня бы вырвало, да нечем. В Школу впускают без проблем, после стольких-то лет. Наставника нет у себя. И где он ходит в такое-то время?! Одиннадцатый час, между прочим…
– Ева! – удивленно восклицает высокий женский голос, и на меня с душащими объятиями бросается девушка с буйной россыпью кудряшек соломенного цвета.
– Настя! Ты Наставника не видела? – не удосужившись поприветствовать подругу, сразу спрашиваю я.
– Северенко что ли? – удивляется Настя. – Да он практикум какой-то старшекурсникам устроил, вроде бы зелье это необходимо ближе к полуночи варить, вот, только ушел… Эй, ты куда?! – окликает Настя, потому что я сразу кидаюсь по крутой лестнице в знакомом направлении кабинета зельеваренья.
– К Наставнику! – отвечаю на бегу.
– Погодь, погодь, ты же в Лондоне должна быть!
– Я и так в Лондоне.
– Что? – не понимает Настя.
– Мне с Наставником надо поговорить! – срывающимся голосом говорю я, так и не объясняя ничего внятно.
– Ты ради этого что ли на ночь глядя приперлась? До утра не ждало? – усмехается подруга.
– У меня Егорку отбирают! – дрожащим голосом выкрикиваю я, а по щекам начинают бежать слезы.
– Ни черта себе… – присвистывает Настя. – А… а почему? За что?
– Есть одна догадка, – жестко заявляю я, вытерев слезы тыльной стороной ладони, когда мы уже добегаем до кабинета зельеваренья.
– А… аааа… – задумчиво протягивает подруга. – Ну ты… как поговоришь с ним, загляни ко мне в библиотеку, – Настя касается плеча и уходит, зная, что мне не нужна поддержка, ведь сейчас смелости хватит разнести и доктора зельеварских наук. Собственно, его-то и собираюсь.
Я резко дергаю на себя ручку двери.
– Осмомысл Веславович! – без запинки выкрикиваю имя, о которое сломало язык не одно поколение учеников.
Наставник перестает писать на доске и оборачивается ко мне. Смотрит, недовольно, но уж очень спокойно сведя брови.
– Страница триста семьдесят два, глава двенадцать, параграф четыре, – недрогнувшим голосом он с легкостью усмиряет разгалдевшихся старшекурсников, которые вообще-то лишь на пару лет младше меня. – Ева – в учительскую.
Не переставая дрожать, я следую за ним, а ученики с интересом смотрят на тяжело дышащую взъерошенную аспирантку. Уже завтра вся школа будет обсуждать мое неподобающее поведение.
– Что это значит?! – бросаюсь я с места в карьер, показывая письмо, а руки трясутся.
– Как ты здесь оказалась? – строго спрашивает Наставник.
– Что?! Я… ну я… Сначала до Болгарии, а потом мелкими трансгрессиями через крупные туристические центры…
Я так торопилась, что даже не подумала, насколько сумасшедшая эта дорога. Конечно, тренировок по трансгрессии после Ваниной смерти у меня было вагон и маленькая тележка, но с расстоянием я все же дала лиху… Самый продолжительный мой перелет – Питер-Москва, и то, отращивать новый ноготь на левом мизинце было больно. Нахлынувший дома адреналин скатывает, обращаясь растерянностью.
Испуганными от собственной безалаберности глазами я рыщу по комнате, и они натыкаются на исписанную вдоль и поперек доску. Рецепты, ингредиенты, разграммовка… много раз исправленные, стертые и записанные заново. С едва заметными серыми дырами. То, на что Наставник положил свою жизнь. То, чего я так страстно желаю, что не могу нормально спать по ночам. То, что не просто даст мне кратковременное избавление от боли и страха, но выжжет опостылевшую волчью сущность, чтобы не считать, сколько осталось дней и не расклеивать повсюду напоминалки «Выпей зелье». Мое и Егоркино спасение...
– Почему меня лишают прав опеки над Егоркой?! – наконец вспоминаю, зачем явилась сюда, и бумажка снова оказывается у Наставника перед самым носом.
– Успокойся, Ева.
– Успокоиться?! Успокоиться?! Да Вы издеваетесь?!
– Криками ты ничего не решишь.
Быстрый вдох-выдох, задержка дыхания. И снова. И снова. Слезы заполняют глаза. Я люблю и уважаю своих родителей, но сердце неустанно твердит, что Егорка – единственное и последнее родное, оставшееся у меня. Еще с час назад мне начинало казаться, будто появляется второй родной человек. Только казаться… И вот я теряю… все… все…
– Почему… почему Вы хотите отобрать его у меня? – срывающимся на каждом слове голосом спрашиваю я.
Больше никто не мог. Комиссия по опеке несовершеннолетних не стала бы меня проверять – два года я заботилась о Егорке, и никаких претензий. Только Наставник мог сообщить им что-то компрометирующее меня, например…
– У меня отбирают права опеки за то, что я отсутствую в стране более месяца.
– Что правда…
– Но это не влияет..! Егор ведь в Школе, и нечего такого…
– Вернись и докажи им, – бросает вызов Наставник, садясь в кресло.
Решение до глупого простое. Мне только нужно снова пребывать в России… Ну, конечно!
– Так вот что такое… Это Вы! Вы все спланировали! Донесли на меня в Комиссию по опеке, чтобы у меня не осталось выбора, и я вернулась!
– Ева… – Наставник пытается успокоить меня, теребит подлокотник, но когда я уже поняла, что он задумал…
– Как Вы могли?! – слезы снова не держатся на ресницах.
– Ева, тебе нечего больше делать в Лондоне, – твердо заявляет он. – Александр Дмитриевич сказал, что у тебя уже достаточно материала для диссертации. Оставаться в месте, где кишмя кишат оборотни – небезопасно и крайне глупо с твоей стороны. Ни тебе, ни Егору от этого ничего хорошего не будет.
– Я еще не достала записи Снейпа… – упорствую я, ведь это – действительно последнее, что на самом деле должно держать меня в Англии.
– Мне удастся закончить лекарство и без них, – уверенно заявляет Наставник, но голос вздрагивает.
– Неправда! – я подбегаю к доске и обличительно тыкаю в пустые места: – У Вас вот здесь и здесь дырки! И вот тут связующего компонента не хватает!
– А ты поднаторела в зельях, как я посмотрю, – усмехается Наставник.
Не поднатореешь тут… Когда Драко бросает на меня уничижительные взгляды каждый раз при прикосновении не к тому ингредиенту. Хотя я даже научилась использовать свое проклятье: волчий нюх, оказывается, помогает понять сочетания – компоненты, что никогда не сойдутся в зелье, не подходят друг к другу и по запаху.
– Так ты вернешься? – настороженно спрашивает Наставник, не понимая причины моего молчания.
– Вернусь, – якобы сдаюсь я, но тут же выдаю: – В конце августа, когда закончится моя практика.
– Ева! – не сдержавшись, Наставник хлопает по столу ладонью, будто отец, пытающийся приструнить расшалившуюся дочурку. – Ты должна вернуться немедленно!
– Ева! – в кабинет вихрем влетает мальчонка тринадцати лет, весь красный, пышущий жаром разогретого на тренировке тела. – Почему не сказала, что приезжаешь?! – все так же взбудоражено спрашивает он, обхватив меня за талию.