Драко делает шаг… и проходит мимо моего стола к своему. Мне остается только надеяться на сегодняшний вечер.

Драко еще раз посмотрел на себя в зеркало: лицо гладко выбрито, на пиджаке ни пылинки, рубашка свежая, брюки отглажены, ботинки блестят. Он открыл ящик стола, в котором одиноко лежала коробка шоколадных конфет, последняя из тех, что остались после поездки в Швейцарию полгода назад. Тогда, сидя в горном шале, Драко понял, что обречен. Любовь к сладкому не дала окончательно сойти с ума – а что может быть лучше швейцарского шоколада? Только швейцарские часы ручной работы, которые она подарила ему, и которые он так ни разу и не надел.

Достав коробку с конфетами, Малфой покрутил ее в руках, даже трансфигурировал старую газету в обертку с бантиком, но потом снова забросил шоколад в ящик и зло захлопнул его.

Пробегая мимо гостиной, славный потомок аристократического семейства был остановлен тихим женским голосом.

– Драко, – позвала Нарцисса. – Ты снова куда-то уходишь?

– Эмм... Да. Да, я тороплюсь, – быстро ответил он, мимоходом подбежав к матери и машинально чмокнув ее в щеку.

– И к кому ты так спешишь?

«Не к ней», – подумал Драко, потому что прекрасно понимал, о чем спрашивала мать, но предпочел промолчать, потупив глаза.

– Сынок, тебе стоит больше времени проводить со своей...

– Я знаю! – резко оборвал ее Драко, не давая произнести последнее, не дающее покоя слово. – Я знаю... – повторил он уже спокойнее. – Я устал, мам, прости.

Нарцисса понимающе кивнула.

– А что в пакете?

– Эммм… да так… – замялся Драко, стараясь убрать «улику» за спину.

– Отец не волнуется, но я... Меня немного беспокоит, что ты возвращаешься под утро, – Нарцисса не стала допытываться, чтобы не вызывать в сыне лишнюю тревогу, которой у него и так в последнее время было достаточно. – Тебе стоит спать больше.

– Я сплю, – на губах Драко появилась красивая добрая улыбка, от которой он будто светился изнутри. – Я очень хорошо сплю. До свидания, мам, – он обнял ее на прощание и быстро удалился.

Женщина посмотрела сыну вслед и покачала головой. Она достала палочку, с которой почти сразу сорвалась голубая искра и упала на карту окрестностей, в точку, у которой значилось «Малфой Мэнор». Огонек немного задержался на месте, а потом резко перепрыгнул на несколько миль на северо-запад. Нарцисса внимательно склонилась над картой: граница поля и леса?

Стук в дверь, и я срываюсь с дивана, бросая все свои дела, и бегу открывать. В руках он держит какой-то пакет, который молча забрасывает в спальню. Потом все как обычно: не произнеся ни слова, идет на кухню, и мы ужинаем.

– Я устал. Давай сразу спать, – сделав последний глоток, говорит Драко и со стуком ставит чашку на стол.

– Только посуду помою, – собирая тарелки, я иду к раковине.

– Завтра помоешь, – он даже не оставляет чашку на столе, а сам ставит ее в мойку.

– Завтра мне будет... Драко! – ему вообще все равно, что я скажу или сделаю: он просто тащит меня в спальню.

Продумав эту мысль, я понимаю, насколько двусмысленной она была. Драко тем временем снимает пиджак, стягивает туфли и… начинает расстегивать рубашку! Такого еще не было! Обычно он приходит и заваливается прямо в одежде (от чего я, кстати, не в восторге).

– Ты что?! Ты что делаешь?! – возмущаюсь, когда Драко уже снял рубашку (Великий Перун, я сейчас в обморок грохнусь…) и тянется к штанам. На ту секунду, что мой взгляд цепляется за три белые полоски шрама, прочерченные по животу, мне становится не по себе.

– Переодеваюсь, – совершенно непонимающе он спускает брюки, а я, покраснев, как кирпич, отворачиваюсь, хотя до ужаса хочется посмотреть. – Ну, все, уже можешь смотреть, – слышу звук хлопнувшей по коже резинки.

Обернувшись, ожидаю увидеть что-нибудь типа шелковой черной пижамы на нем. На удивление, Драко поправляет простую свободную футболку и клетчатые штаны. Неужто у него с финансами настолько все плохо?

– Стесняешься прям как девственница, которая в первый раз голого мужчину увидела, – усмехается он, глядя на мои румяные щеки.

Лицо снова вспыхивает, и я опускаю глаза.

– Неужели, в точку? – с живым интересом спрашивает Драко, и его дыхание ускоряется.

Хочу прикрикнуть на него: «Не твое дело!», но мы теперь вроде как друзья, и я могла бы рассказать ему все. Но это пока слишком личное, поэтому только выдержанно молчу и прячу взгляд. По его пронзающим глазам вижу, что он до боли хочет знать, но не смеет надавить, потому как уже немного понимает, насколько сильно я закрыта в себе.

– Ложись, – приказывает Драко, завалившись на кровать и откидывая одеяло.

– Я помою посуду и приду, – настаиваю на своем, сложив руки на груди и сверля его взглядом.

– Да сдалась тебе эта посуда! – взрывается Драко. – Наложи заклинание, ты же ведьма, зачем делаешь все руками?

– Это просто... дает мне время подумать.

– Думать можно и лежа.

«Но не рядом с тобой», – проносится в голове.

– Я помогу тебе завтра, если сейчас ты ляжешь спать, – пытается убедить он меня.

Ложь. Сие заключение сделано не из каких-то моих психологических выводах о его личности, а из простой статистики: ночь за ночью Драко приходит в мой дом, но просыпаюсь я всегда одна. И все же... напряженный взгляд его серых глаз заставляет меня подойти к кровати и залезть под одеяло. Драко сразу по-хозяйски кладет голову на мое плечо и обвивает руками талию.

– У меня в детстве был такой большой плюшевый медведь, с которым я спал, – без стеснения признается он, пока мое сердце нервно отсчитывает удары, – ты на него похожа, – добивает Драко.

– И чем это, интересно?

– Ты такая же мягкая, – его рука недвусмысленно скользит слишком близко к моей груди.

– Спи, – угрюмо говорю я, привычно поглаживая его по голове, – ты же устал.

– Спой... спой мне колыбельную... – тихо просит он сорвавшимся на последнем слове голосом.

Уровень его доверия ко мне теперь, конечно, выше звезд, но Драко все еще тяжело просить о каких-то простых вещах, которые показывают, что не такой уж он сильный и независимый.

– Я... я не знаю колыбельных на английском, – смущенно признаюсь я.

– Пой на русском.

– Ты ж не поймешь ничего.

– Все равно... – вздыхает Драко и закрывает глаза.

В детстве я плохо засыпала, и мама всегда пела мне одну и ту же песенку. Подростком я засыпала не лучше, поэтому, лежа в темноте, прокручивала в голове знакомую колыбельную:

– Ложкой снег мешая, ночь идет большая. Что же ты, глупышка, не спишь? Спят твои соседи, белые медведи, спи и ты скорей, малыш. Мы плывем на льдине, как на бригантине, по седым суровым морям, и всю ночь соседи, звездные медведи, светят дальним кораблям.*

– Мне нравится мелодия, – Драко крепче сжимает мою талию, когда я замолкаю. – Так много ш, с и р... Странный язык. О чем вообще песня?

– Медведица поет колыбельную своему медвежонку.

– Специально выбрала? – усмехается он.

– Я других не знаю.

– Мм... Эва?..

– Чего?

Он молчит. Как же мне хочется уметь читать мысли! Я будто слышу, чувствую, как что-то вертится в его голове, не дает покоя, но не таковский он, чтобы произнести это вслух.

– Нет, ничего. Спокойной ночи.

– Спокойной, – говорю я, так и не дождавшись того, что Драко откроется до конца, и целую его в лоб, отчего он сначала вздрагивает, но потом только ближе прижимается ко мне.

Вот такая она, наша дружба...

Колыбельная из м/ф «Умка»

Посреди гостиной, где Нарцисса Малфой читала книгу, сидя в кресле, трансгрессировал домовик, завернутый в кусок старой протертой простыни.

– Мое почтение, госпожа, – поклонился он.

– Рассказывай, – холодно велела женщина, отрываясь от книги.

– Каро не смог выполнить задание! Каро старался! Но Каро не смог выполнить приказание госпожи! – домовик начал биться головой о журнальный столик.