- Да, бабушка, я знаю ВСЁ, - промолвила Жюстин, тоже акцентируя на завершающем слове. - Мне ночью рассказали... - И посмотрела на папу, словно спрашивая его - ты будешь говорить или, может быть, лучше я?.. А ему буквально и зрительно представился некий "гордиев узел", по которому отец уже основательно рубанул: узел рисовался ему из шершавых витых канатов вроде тех, которыми "пришвартовывают" суда...

- Доченька, я сам... Мама, ты тоже сядь... Да, конечно, она теперь уже знает всё - неужели от неё, сказавшей "я отдам почку"... так она сказала... мы утаили бы?

- Не надо, папа, - смущённо вставила Жюстин. - Я сказала, потому что у меня та группа, а не у вас... вы не могли...

- Подожди, - отмахнулся он... - Да, она знает всё и приняла всё... И вы сейчас узнаете; но сначала... Ты, папа, сказал - у нас что-то "в жизни или в душе"... Так вот - что вам всё-таки думается?..

- Что думается? - "эхом" откликнулся отец... - Если честно, то мне... то нам думается - "в душе" или "НА душе"... - От "гордиева узла" перед мысленным взором Винсена-сына уже осталось нечто полураспавшееся... до чего же молодец папа... - Тем более сегодня... и вчера, и сегодня, Андре: вы бросаетесь в почти загоревшуюся машину, вы... я уже не говорю о самой Жюстин, она, наверное, чувствовала ваше состояние, - вы подписываете это донорство... и хотите удочерить... Как будто "кающиеся грешники"... - Жюстин вздрогнула, и дедушка с бабушкой вроде бы заметили это, и лицо бабушки словно бы "сжалось" в преддверии чего-то, что она и желала, и страшилась услышать - как два месяца назад, ночью, Луиза... Почти рассечённые канаты "узла" обнажили свои белёсые срезы... - А позавчера - продолжал отец, - помнишь этот разговор?.. Про "тем хуже для закона", и "пусть лучше осуждают, чем оплакивают"... Такие рассуждения на пустом месте не появляются... - И он сделал движение рукой означавшее - "слово за тобой"...

- Не появляются, - согласился Андре, - и ты почти всё понял. - Лицо отца, не меньше чем мамино, выразило крайнее напряжение. - Да, я взял на душу нечто... именно я, потому что Луиза в этом не участвовала, хотя узнала тогда же и всецело поддержала меня... Так вот, - он позволил себе последнюю паузу перед тем, как полоснуть по остатку "узла", - два месяца назад нам - детям, Луизе и мне, - грозила гибель... успокойся, мама, мы живы и больше нам не угрожает ничто... - Жюстин "подтверждающе" взяла бабушкины повисшие руки в свои... - Я ненароком, находясь в лесу, там, где потом был взрыв, увидел одного из террористов, переносящего оружие в то хранилище на островке; я успел тогда скрыться, но ему и ещё четверым - звену, которое там базировалось, - нужно было, разумеется, срочно ликвидировать меня - "нечаянного свидетеля"... Подожди, папа, дай закончить, - "менторским" тоном попросил он, увидев, что отец хочет что-то сказать... - И ещё через двое суток я узнал - по счастью, узнал совершенно точно, - что они собираются "на всякий случай" убить всю нашу семью...

Посмотрел на отца; тот, очень сильно - "чуть ли не до хруста", - сцепив ладони, кивнул - "продолжай"... И он продолжил - совсем не сбивчиво, очень чётко, поскольку не раз мысленно проговаривал всё это:

- Обращаться в полицию означало бы стать "государственным свидетелем" и сделать нас всех - включая также и вас, и родителей Луизы, - дичью, пожизненно разыскиваемой для лютой мести за провал этой ячейки. Это даже если бы мы все успели куда-то бежать... Единственным выходом было - пока лишь эти пятеро знали о нас, уничтожить их самих. У меня - опять-таки, по счастью, - такая возможность была; и я сделал это.

Они - не только отец, даже мама, - восприняли это намного спокойнее, чем ожидали он и Жюстин. И сейчас Андре Винсен если не в детялях, то контурно осознал - почему был несколько преувеличен его страх довести их этой раскрытой, наконец, правдой до истерики или сердечного приступа. Его родители были "подготовлены"... Они давно видели перемену в нём и Луизе, и они уже долгие недели распутывали тот самый "гордиев узел" - неспроста он так хорошо "разрубался" только что устами отца... Они видели - сына и невестку что-то тяготит. И, конечно же, не семейный раздор: между Андре и Луизой всё те же любовь и единение - тем более, что со стороны Луизы на миллион процентов исключено что бы то ни было разрушительное для семьи, и он тоже - хоть и не "лёгкий" человек, - её очень любит. Родители чувствовали и догадывались: у сына и его жены некая общая мучительная тайна, что-то именно "на душе"; и уже вырисовывались очертания чего-то не совсем законного. И не административных мелочей или, скажем, чего-то вроде браконьерского сбора лекарственных растений без лицензии - зачем бы стал Андре это делать, он получает все нужные препараты; но если бы даже и так, на "мрачную душевную тайну" это не тянуло бы... Нет, перед родителями Винсена уже не одну неделю мелькал - пусть неясный ещё, - образ чего-то по-настоящему, по-серьёзному преступного. С другой стороны они понимали: их сын - не "исчадие ада", он не творил садистских ужасов и не резал детей... Что же он взял на себя тогда... и ради чего, и что же его ЗАСТАВИЛО?.. И ещё настойчивее застучался образ "вынужденного преступления" в их мысли - позавчера, после его слов "тем хуже для закона" и "лучше быть осуждаемым, чем оплакиваемым"... Они "созрели" для того, чтобы узнать эту тайну, и услышали сейчас то, к чему успели "подготовиться"...

Первой нарушила молчание мама:

- Так этот взрыв... и ты ночью, значит!.. Как же ты решился!..

- Не было выхода, - сказал он просто...

- У него лаборатория, Софи, - поясняюще отозвался отец. - Так, я понимаю... Но... ты хочешь сказать, что тебя не заподозрили?

- Нет, не хочу сказать. Был телефонный след... давайте я подробности потом, это долго... К нам приходили четверо из полиции во главе с дивизионным комиссаром; нас допросили. И более того: они уверены, что это я, но прямых улик не было, и комиссар решил, полностью засекретив материалы о нас, закрыть дело, чтобы не губить оглаской нашу семью.

Жюстин подошла, тронула его за рукав. - Про этого комиссара ты и мне ещё не досказал, папа...

- Вот оно что, - Шарль Винсен встал, прошёлся до окна и назад... - И ремонт этот, значит, выдумка, это был предлог детей увезти... Потянулся к пачке "Мальборо" - Я ещё одну... Оставь, Софи, от двух сигарет не заболевают... так вот почему, кстати, Луиза так часто курит теперь, она же раньше только чуть-чуть...

Затем положил сыну на плечо руку; а с другой стороны подошла мама, припала к руке, погладила по волосам... - Как же ты решился на это!.. - повторила она...

"Боже, неужели я действительно уже рассказал им, неужели это сделано!.."

- Я понимаю, - повторил отец и полувопросительно добавил: - И если эта малышка, Элиза, спасённая вами, выживет, выздоровеет, вы будете усматривать в этом... прощающий знак?

- Да, папа... Но пока не надо больше об этом...

- В машине всё подробно расскажешь, - папа наконец зажёг сигарету...

- Нет, не в машине, а позже... мы в такси поедем, вы тоже ночью не спали, куда тебе за руль?

- Ни в коем случае, - подхватили почти хором мама и Жюстин. Винсен-старший уступил легко - да, действительно лучше не водить сейчас ни ему, ни сыну...

- Андре вытащил телефон, глянул время. - Без четверти семь... Пьера будить скоро надо, и вам чемодан собирать, если поедете.

- И то верно, - сказала мама. - Я уложу вещи... Жюстин, внученька, поможешь?..

- Мы ещё и дома должны будем собраться... это тоже время займёт, - сказал Андре. Было ясно, правда, что и там укладывать вещи будут мама и Жюстин, а он побросает в чемодан чайно-кофейные и гигиенические принадлежности, усадит Пьера за мультфильмы - он любит поиграть с малышом, но сейчас не то у него состояние, - примет душ и пойдёт на балкон курить...