И именно отцу её велит Город решить; и плачет он - отважный и властный, великий и знатный, - но молвит "Да будет так!"... Винсену послышался его собственный "каменный" голос: "Мы - подпишем. Она - пойдёт". И разве не смешались слёзы мои и Луизы, подобно слезам Тетрарха и его жены?.. И нам тоже не на кого было переложить решение... И вот... эта самая младшая дочка - обняла их... но сказала - "дочери Избавителей не могут поступить иначе..." А моя... а наша Жюстин - ведь и она, обхватив наши колени, сказала то же самое - "... вы подпишете... я не могу иначе... мы не можем иначе..." А потом, а на лестнице, когда я ей рассказал ВСЁ, - напомнила мне мои же слова... что если спасаешь, - надо спасать до конца!..
И эта женщина произнесла те же слова... Она не могла знать о том, на что пошёл я два месяца назад; но о том, что Жюстин вызвалась лечь на донорскую операцию, эта женщина знала... И именно поэтому, наверное, сказала - вы обязаны прочесть... Да, то, что здесь о его дочерях, отчасти объясняет...
И всё-таки потрясение, которое испытывал Андре, не ослабевало. Он положил листки на сиденье, опять прикурил, вдохнул предутреннего холодка... Без двадцати шесть, через полчаса приедем... Пусть Жюстин ещё поспит, а я дочитаю, если успею... но мне надо чуть свыкнуться с тем, что уже было мною прочитано... и освоиться с тем, что ЭТО вручено НАМ... Ну, в конце концов, мне же самому очень хотелось и хочется думать, что происходящее восходит не к случайностям, а... Но страшно, когда это настолько очевидно, когда тебя столь явно схватывает эта самая... длань... Но ведь ещё вчера это было явно, когда нас туда бросило... А теперь - изволь эти строки читать... Если автор действительно Мишель Рамбо, надо будет поговорить с ним об этой вещи; и что же он сам испытал в жизни? Такое не рождается только из фантазии и каких-то, пусть даже сильных, "впечатлений"... тут что-то личное должно быть...
А что с малышкой? Позвонить Луизе? Нет, вдруг она всё-таки спит... а операция ведь сейчас ещё в начальной фазе, ещё не ясно, как будет приниматься почка; раньше чем через час нет смысла спрашивать...
Винсен стал читать дальше - о жене Тетрарха, тоже ушедшей исцелять... и о гибели одного из сыновей... и о битве с врагом, рассыпавшимся подобно кувшину под ударом камня... да, этот образ есть у Рамбо, всё больше признаков того, что автор - он... И о гибели старшей дочери и жены... А потом - ещё через годы, - поход морем к этому Острову, чтобы спасти его жителей...
Он читал уже не отрываясь и успел закончить до приезда к родителям. Да, Тетрарх-Избавитель до конца верен себе... он идёт на помощь тем, кому выпало самое страшное; и он принимает смертельный удар острой скалы, чтобы не отдёрнуть копьё, за которое держится юноша... И предсмертная его речь вытекает из всего предшествующего. Смысл этого "Сказания" в том, что на почве безоглядной решимости спасать взрастает жертвенная отвага самих спасаемых...
Меня словно раскачивает над глубиной, подумал Винсен; та самая схватившая длань раскачивает... и остаётся только держаться за неё, чтобы не сорваться в эту глубину, - как держался тот юноша за конец древка... А что почувствует Жюстин, когда прочтёт? Боже, она ведь недавно ещё так по-детски резвилась в игротеке!.. Впрочем... резвилась, но смотрела же этот американский сериал, где гибнут жена и сын героя; и когда-то в прошлом разве не рассказывали детям страшные сказки... "убей Белоснежку и принеси мне её сердце..."? Просто-напросто детство обладает способностью растворять в себе очень многое... А что почувствует Луиза? Уже без пяти шесть, мы скоро подъедем... не позвонить ли ей всё-таки? Нет, не стоит, рано... Но раздался звонок - Луиза позвонила сама... "Вы уже на месте?" "Ещё нет, но недалеко, - ответил он, - спи, Луиза, почему ты не спишь? Операция меньше часа назад началась, не жди, чтобы уже сейчас что-то сказали..."
Луизу за полчаса до этого бесконечная усталость всё-таки повлекла туда, где ей отвели кровать - в преддверии сопровождающей госпитализации. Умывшись, она прилегла - не раздеваясь, закутавшись в покрывало с больничной печатью на одном из уголков... Андре и Жюстин проехали уже, наверное, около половины пути, а то и больше... хорошо, что она поехала с ним, а то - будь он один, - с него сталось бы взять машину, понадеявшись на то, что перехватит где-то чёрный кофе и не впадёт в полусонное состояние... Нет, нельзя, мы не спали всю ночь, а однообразная дорога убаюкивает... Что с Элизой сейчас? Они ещё только разрез сделали, наверное... доктор сказал, что часа четыре это продлиться может... Господи, охрани её, как доченьку нашу охранил!.. Не допусти ужаса, защити, защити... Заступись, не оставь, Sancta Mater Dei, Sancta Mater Misericordiae!.. Надо будет в церковь, надо будет обязательно в церковь, когда... - Луиза попыталась "отогнать" крадущееся меж тропками сада её души по-шакальи подлое "если", - когда мы с нею вместе выпишемся... Мы пойдём и с ней, и с Пьером, поставим свечи, дадим щедрое пожертвование... а на исповедь нам нельзя, что уж тут поделать... Да, часам к восьми - на работу позвонить, заведующей, взять... недели полторы, наверное, по семейным обстоятельствам - надо что-то уклончивое сказать; претензий не будет, англоязычных групп нет в ближайшие дни, а там успеют попросить замену в смежном экскурсионном комплексе...
Луиза подумала о том, как будут Андре и Жюстин рассказывать его дедушке с бабушкой ВСЁ. Это будет скоро... но они смогут... и ведь его родители уже что-то чувствуют, они душевно подготовлены... они уже знают, что мы рисковали жизнью, и для них очевидно - мы не те, что были!.. Это не будет громом среди ясного неба, небо уже два месяца не ясное... они выслушают, поймут и примут... Моим - вот моим маме и папе я должна буду, когда они вернутся, рассказать сама; и мы реже видимся, они меньше чувствуют перемену в нас... это будет сложнее, но у нас есть время, я продумаю, как говорить с ними.
И как же мы дальше будем жить? Будет много сложного. Хлопоты по удочерению... это же через суд - ну, впрочем, нам не откажут, мы считаемся благополучной семьёй... А потом... Хоть бы Андре и Пьер её любили... они будут её любить, не может быть иначе!.. И дай Боже, чтобы Андре это всё выдержал, - нет, дело не в деньгах... чтобы у него терпения хватило на всё - на врачей, на мотание по терапиям... И ездить долго никуда не удастся теперь - правда, это не главное... Родители наши помогут... и хоть бы они тоже её полюбили, приняли!..
И что же это за почка?.. Та, которую милосердным чудом всё же нашли и доставили, избавив доченьку нашу... Доктор не скажет, но благослови, Боже, тех, кому мы ею обязаны, - как бы ни была она получена, - и в этой жизни, и в будущей!.. И пусть будет она даром живительным малышке... нашей малышке! И пусть упокоится душа мамы её... и дай мне любви и терпения, чтобы нести подхваченную мною свечу материнства!.. И пусть живёт в мире её отец по крови, тот итальянец... он же не бросил её, он не знал и не знает о ней!..
Захотелось пить... Встану, попрошу чаю крепкого, дочерна, и без лимона лучше... и уж тогда сигарету тоже... Без пяти шесть; сначала позвоню Андре. Набрала номер... Они скоро будут на месте... Почему не сплю? Он прав, надо бы выспаться, но не прикажешь себе... и хочу пить всё-таки...
В коридоре, ещё не успела Луиза подойти к дежурной, навстречу ей поднялся сидевший поблизости от реанимационной палаты не особенно молодой, но очень видный мужчина с густой и не тусклой, а броской до искристости сединой... Она его узнала тотчас же - это комиссар! Тот самый комиссар Жозеф Менар, который приезжал к ним и с которым потом, три недели спустя, у Андре был памятный разговор...
- Здравствуйте, мадам Винсен. И первым делом - не бойтесь, - тихо добавил он вслед за приветствием. - Мой приезд сюда не имеет служебной цели - я просто хотел видеть вас... Всех троих.
