Тогда, два месяца назад, мне казалось, что только своих спасают "любой ценой"; ну а нынче - вот на что довелось нам пойти ради спасения этой малышки, рождённой не нами... Нет, нам не будет позволено жить только ради себя... и пусть!.. Мы ведь разве не приняли её в "свои"?..

И ещё в том смысле "щадящим" будет удочерение Элизы, подумалось Винсену, что у неё поражены только почки, но не лицо, не речь, не мышление, не ручки и ножки... слава Богу... а то ведь люди растят детей и в инвалидных колясках, и, упаси Боже, умственно неполноценных... Нет не хочу об этом, не хочу, это "не с нами, не нам, не о нас..." - мысленно шарахнулся он от всплывших, колыхаясь, из глубин воображения воспоминаний о том, что доводилось порой видеть мельком... Нет, нет, этому испытанию мы не будем подвергнуты!.. Она должна пойти в обычный садик, а пока - надо нянечку... Да, и не просто нянечку, а квалифицированную, хорошо бы с образованием медсестры; это такие расходы, что... а, ладно, расходы - не самое тяжкое, хоть бы только они... А затем он подумал, вновь совестясь этой мысли, - столь же, сколь и впервые поймав себя на ней ещё в первой больнице, после разговора с уполномоченной социального отдела, - ещё об одном "щадящем" моменте: девочка не "из этих"... она белая... Он не был "злобным" расистом, но расовый барьер всё же существовал для него, ему трудно было представить, как бы принял он в свою жизнь, в круг близких своих кого-то, чья кожа иного цвета... Но нет, никто не будет коситься на нас, дивясь "несоответствию", когда мы будем гулять с ней... Когда... ЕСЛИ, - вдруг пугающе вторглось в сознание... Господи, как же я смею сейчас о такой ерунде!.. Но избавь меня от угрызений за мысли, это слишком, это сверх того, что я способен выдержать...

Надо отвлечься... ну-ка почитаю то, что дала эта женщина; темно ещё, но фонари подсвечивают... поближе к глазам - и можно читать; а ехать ещё больше часа...

Он начал читать и был сразу захвачен этим торжественно-аристократическим, словно бы "зовущим в древность" тоном. И почему же она сказала, что мы "просто обязаны" прочесть это?.. Итак, Город, царственно-владетельный... и ночные убийцы, демонически беспощадные и бесстрашные, повергающие в ужас его жителей... и не знают люди, как защититься от них... И вот - некий воин и... что-то вроде патриция... "Тетрарх" - это, впрочем, по-гречески - "начальствующий над четвертью"; но неважно, это же вымысел... Он жаждет "воздвигнуться" на врага; Андре на пару секунд отвёл стопку листков... то самое слово, которое я слышал два месяца назад от Мишеля Рамбо: "Если кто грядёт по душу твою, то воздвигнись убить его"... меня это тогда и поразило, и очень поддержало... Так, ну, и что же там дальше? Маленькая дочка, лепечущая "мне страшно, папа..." Боже, именно это, буквально это сказала мне Жюстин - ещё в кондитерской... ей страшно было за нас!.. Что же он сделает, этот воин-патриций? Он тоже боится за близких... Так, теперь - разговор Тетрарха с Царём, Священником и Мудрецом... и вот - опять дом, жена... и эта дочка, и опять "мне страшно, папа"; и он думает - неужели станут они дичью для отстрела... и лучше суд, чем... чем предательство, потому что как же я взгляну им в глаза, если не попытаюсь защитить... Стоп! А ведь и о "дичи", и о таком вот "предательстве" я сам тогда ему - тому же самому Рамбо, - нечто подобное сказал, и он был в восторге - очень художественно... Винсена "пронзила" вдруг догадка - а не Рамбо ли автор?! Ведь он и в своих эссе иногда использует примерно такие же колоритно-звучные архаизмы, как здесь... Что, если это им написано? Тем более, что и женщина с этим текстом в сумке - тоже еврейка, видимо... Нет, впрочем, "тем более" - это я чересчур... что за связь, мало ли у нас евреев... Но как же тут всё словно отражает мои мысли - в тот вечер, в ту ночь... и потом!..

Он продолжал читать. Тетрарх ушёл в ночь от своих близких - отвёл в убежище, но ушёл... Что он чувствовал? А я, когда уехал от них тогда в аптеку, оставив их под защитой запертых дверей?.. Но я именно так мог защитить их; и он тоже... Что же он сделает?.. Сума с золотом, развилка дорог... и ему удаётся замысел, и лебединый пух приводит его к скале, где живёт хищное племя... И он внимательно осматривает проходы и проёмы... Андре буквально затрепетал сейчас в преддверии ещё одной ошеломляющей догадки - неужели он обрушит эту скалу?..

Но не разрешил себе глянуть дальше через страницу-две, приказал себе: "читай не пропуская!.." Он давно знал: если запрыгивать туда, где вроде бы "развязка", минуя путь к ней, впечатление может непоправимо исказиться... Так, вот Тетрарх призывает товарищей; а затем... а затем... Вот оно, увидел Винсен!.. Сума с "воспламеняющимся песком"!..

Он вновь на краткий промежуток времени отстранил пронзавшие, лихорадившие его строки "Сказания", дрожащими руками закурил и задумался... Обдумать это хоть чуточку было ему нужно сейчас, немедленно, сколь бы ни жаждал он узнать, что же там дальше... Нет, это уж слишком... Она сказала, что я обязан прочесть... что мы обязаны... Она дала именно ЭТО именно МНЕ. Что она обо мне знает?.. Да нет, ничего она не может знать, ведь не она со мной, а я сам с ней заговорил!.. Как же это получилось? Кто она? Или, - внезапно охватила Андре религиозно будоражащая идея, - это тоже "знамение", подобно всей невообразимой истекшей ночи?.. Эта мысль вызывала и восторг, и - ещё в большей мере, - страх; он ощутил себя словно бы поднесённым пред самые очи Создателя - может быть, ближе, чем он сам держал только что у своих глаз буковки распечатанного текста... И вдруг прозвучит сейчас обращённый к нему сверхъестественный голос!.. К нему, сейчас, в двадцать первом веке, едущему в такси, держащему сигарету!.. Я здесь, я никуда не выхвачен, успокоил он себя, насколько это было возможно... вот доченька моя спит... вот шоссе, вот мобильный телефон в кармане...

Он опять приблизил листки со "Сказанием"... Да - идут ночью к той скале... да, он взорвал её и успел отскочить!..

И рассказ об этом вручён МНЕ! И я - ОБЯЗАН прочесть! Как же это получилось? Да, Мишель Рамбо тогда говорил - кто бы это мог быть столь отчаянным, чтобы вот так бросить и отскочить сверхпрыжком?.. Если автор - он, то в этом случае хоть что-то рационально объяснимо: эта история впечатлила его... И он же, кстати, высказал идею, что это был предотвращающий удар, - потому-то и привёл ту иудейскую фразу-стих... Но он ли это? Надо будет посмотреть в журнале, в котором он печатается, - в последних двух номерах, они ведь должны были выйти после ТОЙ ночи... Купить можно; это, правда, приложение к газете, но оно, кажется, и отдельно продаётся... и может залежаться, потому что не расхватывают... не для массового читателя...

И Винсен стал читать дальше, думая, что его уже ничто здесь не удивит, - уже некий как будто иммунитет он обрёл... Да, вернувшийся Тетрарх - Избавитель, - пребывает в скорби, ибо уничтожил целый род живущих; и он обречён "на суд совести своей и на предстояние перед тайной"... И ведь нет у меня ничего общего с этим никому не подвластным воином и вождём... я и в бою ни разу не был; ничего общего, кроме того, что и у меня любимая и любящая семья, и кроме понимания, что, не поступив так, я предал бы тех, кто любит меня и доверяет мне!..

А потом проходит много лет; и страшный мор лютует в Городе, и бессильны врачеватели; и уже некоторые предлагают бежать... и это в основном те, кто ужаснулся совершённого Тетрархом... Это те, что не решились бы пойти до конца и переступить через несчётные вражьи жизни, спасая своих... и они же теперь предлагают покинуть умирающих сограждан... А он - не хочет... но не знает, что делать... Но вот встают его дочери и дочери его товарищей... Вот оно! "Мы дочери воинов и защитников, не позволивших врагу сделать из нас поживу; и мы не оставим на растерзание мору никого, будь то господин или раб, великий или низкорожденный". Вот оно! Нас спасали до конца - и мы не оставим, не предадим!..