Аннет, любимая, я не прощаюсь с тобой, я практически уверен, что встану на ноги и что у нас будет ещё множество счастливых лет вместе. И надеюсь, что где-то через месяц на лиге по настольному теннису сыграю не хуже обычного. И прошу, очень прошу - когда войдёшь ко мне в послеоперационную, сделай так, чтобы я увидел: ты уже отсердилась, ты пришла не только любя, но и понимая.
Вот телефон хирургического отделения: ... Вот адрес больницы...
До встречи, до твоего появления здесь. Любящий тебя и вас всех Мишель".
Он подумал: хорошо, что у нас нет домашнего телефона, на который мог бы позвонить ему кто-то из редакции. Иначе Матье... или Виктор, вернувшись через несколько дней... кто-то из них ещё ответил бы - папа в командировке...
Написал главному редакцию о том, что берёт отпуск на две недели. "Насчёт материала для ЛФ не беспокойтесь, сделаю к сроку..." А сделаю ли, усомнился он было... как знать?.. Нет, сделаю! - упрямо крикнул сам себе. Ещё как сделаю... тем более что у меня уже заготовки очередных эссе имеется, и почти месяц времени...
Это письмо Мишель отправил сразу же. Если "отбракуют", - он скажет завтра... впрочем, сегодня... что отпуск не понадобился.
Теперь всё. Теперь осталось только - если он сможет стать донором, - перед операцией послать Аннет приготовленное письмо и SMS: "Открой электронную почту".
- Господин Рамбо, - спросил главврач, - готовы ли вы к обследованию?
- 21 -
Уже за полночь, уже двадцать минут первого было, когда маленькая Элиза опять забылась сном, и ручка её выпустила наполовину забинтованные пальцы женщины, которую её детское сознание отчаянно соединяло с образом утраченной мамы. Луиза и Андре взглянули на заведующего отделением; он, уловив беззвучный вопрос, тихо сказал - "Вы можете пока выйти..."
Они опять сели на ступеньки служебной лестницы, окутываясь дымом; Винсен подумал, что Луиза курит сейчас, пожалуй, не меньше его самого... и ещё хорошо, что хоть это у нас есть, это, наверное, помогает не сойти с ума... И хорошо, что сигареты про запас всегда беру, а то кончились бы...
- Слушай, - сказал он, приступая к тому, что обдумывал ещё находясь в палате - сначала с беспомощным ожесточением, а потом всё-таки придя к мысли, что должен и на этот счёт принять некое решение, - слушай, Луиза... мои родители... они ведь, сколько от них ни скрывай, утром всё узнают. И про Жюстин - тоже.
- От кого? - она не умела, подобно ему, просчитывать всё с тщательностью, достойной разведчика или следователя.
- Тот корреспондент, на которого я... его перехватил врач, я успел заметить... и, уж конечно, рассказал ему всё. В том числе об одиннадцатилетней девочке, предлагающей донорство. Это будет в газете, - сказал он, произнося слово "газета" с ненавистью.
- Но они не выписывают газет, Андре...
- Зато радио слушают. И папа встаёт рано, а в этот раз и специально встанет, потому что в пол-седьмого - радиообзор прессы... И он услышит - понимаешь, Луиза?..
Она растерянно молчала несколько мгновений. Потом произнесла:
- Понимаю... и как же... что же он должен тогда почувствовать... выдержит ли его сердце?.. Но ты же, наверное... ты же, наверное, не будешь им это по телефону? Это невозможно!..
- Невозможно! - отозвался он хрипящим каким-то полушёпотом. - Чтобы сообщить такое, надо быть рядом. Но так же невозможно и уехать... от Жюстин, которая скоро... или когда она будет уже... А между тем это единственное, что остаётся... я думал, ломал голову отчаянно - и нет выхода, кроме этого...
- Андре, - она обхватила ладонью его поникшую кисть, и некое вдохновение любви подсказало ей, что говорить, - но, когда... если... Жюстин будет под наркозом, ей ты не поможешь ничем, находясь вблизи; а их, маму и папу, ты сможешь оберечь, им ты сможешь смягчить удар... Помнишь, комиссар тебя спрашивал - как же ты в ту ночь поехал в аптеку, оставив нас? И тебя это задело, потому что ты знал тогда - именно так, а не оставшись, можно спасти!.. И теперь - тоже! Твоё место в эти часы - там, у твоих родителей, чтобы позаботиться о них!.. Ты расскажешь им бережно, ты подготовишь их, будешь сжимать их руки!.. Хочешь я поеду с тобой? Хотя... а если она очнётся... или мы успеем, это же длительная операция?.. Или... прямо не знаю, как же мы оба её оставим... Ой!.. - Она чуть вскрикнула, обжёгшись подползшим к мизинцу огоньком выкуренной почти до самого фильтра сигареты, выронила окурок... - Господи, я собой уже, кажется, не владею...
Он обнял её - слова Луизы прибавили ему сил, укрепили... теперь его очередь собраться, поддержать...
- Ты владеешь собой... счастье моё, что ты со мной... надо же, что ты вспомнила те слова комиссара, - это то самое, ты меня с собою самим рассудила... да, я поеду, и это не будет предательством!..
- Хватит, прекрати... забудь это слово! - всколыхнувшись всем телом, с несвойственной ей резкой решимостью перебила она почти крича. - Слышать больше не хочу от тебя о предательстве! Ты и ОТТУДА вернувшись, нёс эту чушь - что якобы "подставил" нас! Сколько можно изводить себя?! Не смей!.. - Дёрнула его за рукав, как бы желая привести в чувство... потом всхлипнула... - Дай мне лучше ещё "Мальборо"...
Этот её всплеск добавил ему ещё толику спокойствия.
- Луиза, тебе ехать не надо. Донорская операция длится обычно меньше двух часов... а очнуться от наркоза она может уже минут через сорок по окончании; нам не успеть туда и обратно... будь с ней, а я звонить буду... Я поеду, когда они начнут...
Услышав это "минут через сорок", Луиза вспомнила в этот момент свою молитву - именно минут сорок назад: она отчётливо осознавала, сколько времени прошло... И подумала, что просила Бога о том, чтобы жертва не понадобилась, чтобы свершилось некое чудо и нашёлся орган... но не о том, чтобы Жюстин признали непригодной для донорства. Это даже не помыслилось ей, когда она шептала молитвенные слова... и внезапно пало на ум сейчас... Но нет, как же... ведь тогда малышка, Элиза... нет, Боже, я не об этом прошу, а о том, чтобы всё уладилось как-то иначе...
- Но за руль ты садиться не должен, - сказала она очень тихо, как будто выдохшись после этой своей вспышки. - С тебя станется приехать в N... на такси и взять машину...
Надо же, я так и хотел сделать, подумал Винсен...
- Так вот - умоляю тебя, не надо, - взволнованно и настойчиво продолжала Луиза. - Езжай на такси и к родителям, и обратно... попросишь остановить возле банкомата, снимешь деньги с запасом, чтобы и на обратный путь тоже...
- Ладно, посмотрим, - вздохнув, ответил он, ещё не вполне уверенный, что поддастся её увещеваниям. "Едва ли я в таком душевном состоянии могу задремать - независимо от того, за рулём или нет, - а вождение меня скорее успокоило бы..." Но возражать он не стал, а заговорил о другом. - Луиза, я им расскажу ВСЁ. И о ТОМ тоже. Сейчас это даже лучше, даже с меньшей силой, наверное, воспримется...
- Да - согласилась она, - будет отчасти приглушено болью о девочке нашей... И я уверена, ты сумеешь сделать это чутко, щадяще - так же, как Жюстин... ты ей удивительно бережно рассказал... и ты прав, это было нужно, Андре!..
Надо говорить ему сейчас побольше хорошего, думала она; как же хочу я избавить его от того, чтобы вместе с болью его казнило ещё и чувство вины!.. Но - тщетно хотела Луиза этого, ибо он, высвободив руку, чтобы очередной раз прикурить, мрачно махнул ею затем и, вкладывая в свой тон, наверное, всю терзавшую его злую горечь, сказал:
- В этом-то я, может быть, и прав, но то, что происходит, - казнь, расплата... за ТУ ночь... Не знаю, злые силы над нами тешатся или... мы в руке, которая, может быть, всё-таки пощадит... но и тогда уже ни за что, никогда не отпустит!.. Мы все - за мою вину!..
"Пресвятой Боже, - взорвалась в душе Луизы, именно взорвалась огнецветно палящая мысль, - а то, что именно Жюстин... не расплата ли это за ту женщину, за... Клэр... которой двенадцать было, когда над ней надругались?.. Нет, нет, не могу об этом думать, и ему нельзя... он боится, наверное, этой мысли, не подпускает её... не надо, чтобы он о ней сейчас вспоминал!.."
