Она тронула его руку, останавливая.

- Но, папа, если не это, то она - не выживет!.. А я... а мы как будем жить?!.

Вышла Луиза, в руке у неё колыхался бланк и воткнувшейся стрелой - зажатая меж указательным и средним пальцами авторучка... Села рядом, привалившись к нему и к дочке. Её подпись уже синела на листе... И данные все уже заполнены - наверное, она сестре диктовала, а та заполняла, сидя за столиком... Винсен вывел привычный росчерк; и сама Жюстин расписалась. Вот и всё... Нет, только не надо, чтобы крутилось в воображении это жуткое слово... свершилось!.. Прочь его!.. - Что там? - спросил он Луизу.

- Мучается... больно ей... Не перестаёт называть меня "мама"... Андре, я не могу больше, - она метнулась, вылетела в кухонный закуток... они оба за ней... Она рухнула там на колени, потом - села на пол, облокотилась на кофемашинку, глухо и отчаянно застонала... сначала тихо, но вдруг - закричала изо всех сил, пронзительно: "Нет, нет, нет, не могу, не могу, не могу!!!" И - опять затихла, будто устрашившись этого своего крика; но руками, плечами, ногами забилась в неудержимой дрожи... Андре бросился, обхватил её, прижал, заслонил ей голову от стула - чтобы не ударилась об острый угол, судорожно запрокинувшись... "Мамочка!.." - лепетала Жюстин, пытаясь, поймать её руку... Вбежали оба врача и сестра, остановились в растерянности... "Валерьянки дайте!" - крикнул Винсен... "Да, сейчас!.." - откликнулся дежурный, помчался назад в палату.

- Не надо... всё... простите меня... - обессиленно прошептала Луиза и, опираясь на Андре, медленно поднялась. - Простите, это - минутное... Я сейчас приду к ней, к Элизе.

- Мадам, пожалуйста, вот, - молодой врач протянул ей стаканчик. Она взяла, выпила залпом валерьяновые капли. Андре всё ещё держал её в объятиях, не зная, что сказать... да и зачем что-то там говорить сейчас, надёжнее всего - то, что он делает... Теперь ЕЁ черёд, ЕЁ право быть самой слабой...

- Мадам, отдохните, давайте мы вам койку дадим, - сказал завотделением.

- Не надо, доктор... правда, не надо, - она говорила уже довольно спокойно, только не глядя ни на кого - даже на Андре и дочку. - Я скорее забудусь там, при ней...

- Мамочка, мама, давай я пойду с тобой! - внезапно предложила Жюстин.

- Не надо, доченька, побудь с папой... - Всё, это была вновь обычная Луиза, умевшая в тяжёлые моменты ставить свои переживания на второе место.

- Вы можете войти втроём, - сказал главврач. - Это настолько особый случай, что тут все правила побоку.

- 17 -

И вот они стояли втроём около тихо лежавшей в полусознании маленькой Элизы, то и дело несильно вскрикивавшей "мама" и "больно"... а иногда прорывалось ещё "я хочу домой...", и "машинка разбилась...", и "дай пить водичку...", - в ответ на что сестра подносила к её губам дезинфицированную бутылочку с тепловатой минеральной водой... Бледное заплаканное личико, чёрные волосы - кажется, прямые, не вьющиеся, - глаза, и в самом деле похожие формой на бутоны... Большие, тоже чёрные, сейчас от слёз они как два зеркальца под дождём. На правом бедре - компресс, белая марля сверху. Да, ушиб бедренной кости - конечно. Хорошо, что головка не пострадала, малышка связно говорит и всё, что ей по возрасту положено понимать, понимает... Винсен радовался, что их пустили, - так лучше, он не хотел рассказывать Жюстин именно сейчас ТУ историю; и пребывание возле этой крошечной девочки обязывает их быть сильными: так лучше... Он очень тревожился за Луизу сейчас: у неё только что был нервный приступ, она на пределе... мы все на пределе...

Ему остро захотелось курить, он вышел, постоял в пролёте минут семь, выкурил две сигареты подряд, глядя сквозь узкое окошко на огоньки едущих по шоссе машин и стараясь ни о чём не думать, хотя не особенно это у него получалось... Может, молитву прочесть? Да не прочесть - нет, просто... спаси, и пощади, и помилуй доченьку нашу, и это крошечное дитя, и нас, и души наши... сделай так, чтобы всё-таки нашёлся у них донорский орган... устрой так, чтобы откуда-нибудь на самолёте доставили... Евросоюз ведь большой... и чтобы не надо было этой жертвы, на которую мы подписали согласие... и благослови содеянное нами, не отринь, не дозволь, чтобы это оказалось втуне... И не требуй, чтобы мы были сильнее, чем нам дано... потому что два месяца назад, до ТОГО телефонного звонка, нам и привидеться не могло ничто подобное...

Уже одиннадцать с лишним. Вечер перетекал в ночь. Андре испугался этой мысли: она напоминала, что времени остаётся всё меньше и меньше. Жюстин скоро должна будет идти на рентген, на обследования, и с ней, и с ними ещё говорить будут... а потом ехать туда, в окружную... Он вернулся к ним, в палату. Они вновь стояли втроём - молча, - над крошечной девочкой, которая иногда несильно всплакивала; Луиза поглаживала ей руку и животик, и ребёнку это давало ощущение присутствия мамы... А другая рука Луизы обнимала дочку, которой предстояло вскоре уйти с медсестрой - наверное, сначала в отделение рентгенологии...

Жюстин хотелось, чтобы её поскорее уже забрали на эти проверки; ей казалось - тогда папе с мамой легче будет надеяться на это "может быть, всё-таки обойдётся"... Ибо тогда она уже не будет стоять всё ещё рядом в преддверии того, что её вот-вот уведут, - нет, тогда наоборот они будут ждать её возвращения, которое каждый миг будет сладостно приближать... Возвращение, после которого они всё ещё вместе поедут в ту, другую больницу... Ещё есть время, которое отделяет от мига, когда надо будет лечь на этот самый... на операционный стол...

И вот доктор - тот, что постарше, главный, - подошёл, мягко прикоснулся к её плечу. "Что ж, девочка, теперь тебе надо будет пройти на рентген внутренних органов... Ты пойдёшь с мадам... с Лорен..." Андре и Луиза одновременно подумали: хорошо, что он тактично не стал спрашивать - готова ли ты, согласна ли?.. Это сейчас, наверное, задело бы её. Да, лучше пусть принимают эту её решимость как данность; и ей легче, когда всё выглядит так, словно это предрешено. Да ведь и в самом деле - нет выбора... у кого-то он был бы, но у НЕЁ - нет. Так же, как были и мы лишены выбора, когда нас бросило несколько часов назад к этой машине...

Им предложили пойти вместе с ней, но Жюстин сказала - не надо. Луиза подумала - это она, может быть, хочет, чтобы мы, очутившись наедине, поддержали друг друга... И были объятия, и прозвучало опять "доченька наша родная", и она молвила им вновь - "Я вас очень люблю..." И ушла вместе с Лорен, высокой, худой, глаза которой подрагивали и были тоже чуть влажны, - с Лорен, сказавшей им: "Это не очень долго... потом только ещё беседа будет, но не особенно длительная... мы постараемся через полтора часа вернуться... ну, в крайнем случае через два..."

Когда фиолетовая кофточка Жюстин скрылась от них за внутренней дверью, выводящей, видимо, к лифту для старшего медперсонала, главврач сказал Винсену:

- Я понимаю, насколько вам обоим тяжело и насколько ничтожной мелочью покажется вам то, о чём я - просто в силу профессионального долга, - обязан выразить сожаление. Вы-то, имея отношение к медицине, понимаете, что мы беспрецедентно комкаем подготовительные процедуры - которые в менее экстремальных обстоятельствах заняли бы несколько дней... И совершенно не проводим психологическую работу... да ещё когда такой возраст; и это вдобавок к самому согласию взять в качестве донора... Поверьте, я считал бы это невозможным, не поверил бы, услышав о таком от кого-то... - он сбился, махнул рукой...

- Добавьте ещё и то, что и получив донорскую почку, её тоже обычно намного дольше обследуют... а тут вы собираетесь пересаживать чуть ли не сразу, - отозвался Андре. - Что уж тут обсуждать... не до формальностей... А психологическая работа, о которой вы говорите, ей не нужна. Она сама её способна провести... и провела с нами... да и с вами тоже, доктор, - разве не так? Вы ведь слышали, что она ответила вам, когда... когда предложила это...