- Ну... большущее, конечно, спасибо за такой отзыв, - в голосе человека на том конце провода послышалось вполне естественное в такой момент благодарно-восторженное волнение. - Вы говорите, на роман хватило бы... а знаете, вы затронули очень значимую для меня струнку... Ведь я мечтал когда-то писать романы; но вот с фабулой не выходило, не получалось, понимаете ли, ни завязать, ни нанизать, ни разветвить...
"Очень открытый человек, и, кажется, уверенный в себе, - подумала Симоне, - боязливо-скованные люди, даже когда им скажут что-то приятное, не раскрываются со столь искромётной беспечностью... и ещё даже не зная, кто с ними говорит... "
- И я, - продолжал Мишель Рамбо, - в принципе, примирился уже с тем, что мой удел - эссеистика с использованием сюжетного материала, который даёт сама жизнь... И вдруг - получилось целое сказание; и дальше я там разверну...
- Нет уж... извините, что прерываю, - поспешил вставить комиссар, - но уж не лишайте удовольствия, дайте дождаться продолжения... тут такая история, что хочется всё подряд читать, а не услышав заранее выхваченные фрагменты... И поразмыслить хочется самостоятельно, прикинуть, что именно вы там закрутите.
- Хорошо, - засмеялся Мишель Рамбо. - Теперь я даже начинаю надеяться, что, может, и роман напишу...
Натали вспомнила, как Бернар Брюне полтора месяца назад, в машине, когда они вчетвером взволнованно обсуждали "дело Винсена", сказал, что "может, и напишет" технотриллер. "Они оба, очень возможно, напишут. И они чем-то похожи - этот тоже, кажется, любитель поболтать..."
- Но... кстати, в принципе, кто вы? - как бы спохватившись, спросил журналист. - Обычно начинают всё-таки с этого.
- Да, но, узнав, кто я, вы не отнесёте мой звонок к разряду "обычных". Я дивизионный комиссар полиции Жозеф Менар, ведущий следствие по делу о произошедшем полтора месяца назад взрыве на островке. И мне кажется - более того, я даже уверен, - что это происшествие произвело на вас немалое впечатление... впечатление, которое в сильнейшей степени выразилось в сложенном вами сказании.
- Вот оно что, - пару секунд помолчав, ответил Рамбо. - Да, конечно... взорванная в ночи скала... и то, что он успел отскочить... да, господин комиссар, всё правильно. Я и на островке этом лично побывал в то утро - ну, когда сообщили, - и... да, это побудило меня... да, можно сказать, я писал под воздействием этого случая...
- А, кстати, у вас не было мысли, - спросил комиссар, - что вы, романтизируя содеянное там, сами следуете тенденции, которую замечательно живописуете в начале, рассуждая об очаровывающей силе преступно-беспощадной стихии?
- Не исключено, - быстро и уверенно отреагировал журналист. - Ничто человеческое... ну, сами понимаете, - продолжил он затем, вроде бы вздохнув. - Но я на досуге, надо признаться, увлечённо анализировал, что там могло быть. Анализировал, правда, по-дилетантски: вы-то, возможно, знаете обстоятельства, которые разрушили бы мою конструкцию; но пока я лично их не знаю, мне просматривается за этим убийством чья-то отчаянная попытка выпутаться из некоей смертельной ловушки... и, наверное, спасти тех, кто дорог ему...
"Вот это да, - подумала Натали Симоне. - И насколько повлияло на него то, что он именно тогда встретил Винсена и поговорил с ним?.. Неужели до такой степени могло передаться состояние души?.."
А Менар быстро взглянул на неё и поднял большой палец, что означало то самое "вот это да" или "блеск". Ему вспомнилось, что он сам сказал Винсену - в аптеке, после основного допроса, - о том, кто, "выдираясь из неожиданного смертельного капкана", может оказаться способным содеять то, что раньше считал в принципе невозможным для себя.
- Знаете, - проговорил он в трубку, - как бы ни оценивать вашу модель по степени её фактической верности, то, что вы говорите, исключительно интересно. И мне хотелось бы лично встретиться с вами и поговорить. Мы, конечно, гораздо лучше информированы. Я вам говорю это, помимо прочего, и потому, что вы - судя по вашим высказываниям, - может быть, и не особенно хотели бы содействовать поимке виновного. Но в этом смысле вы ничем повлиять не сможете. Разговора с вами я хочу постольку, поскольку мне важен нравственно-психологический аспект произошедшего там. И панорамное видение - великая вещь. Иногда мысли и высказывания людей, лично не только не причастных к делу, но и не знающих его деталей, могут неожиданно оказаться осколками огромного зеркала, в котором отразилась бы истина во всей её целостности... отразилась бы, не будь это зеркало разбито ещё во времена грехопадения...
Натали, мысленно восхищаясь этой метафорой, припомнила то, что сказал комиссар тогда, в машине, Бернару Брюне, объясняя, почему хотел понаблюдать за Винсеном во время телефонного разговора. "Многомерное и охватывающее наблюдение" - так он тогда сформулировал... Но причина, подумала она, причина этого желания их обоих - и комиссара, и её самой, - встретиться с Мишелем Рамбо совсем не та. Нет, ей совершенно ясно было, что и над нею, и над Жозефом Менаром, и над двумя их товарищами, причастными к делу Винсена, - оперативником Клеменом и программистом Брюне, - продолжает витать эмоциональная тень этой истории. И всех четверых продолжает будоражить сознание некоей вины. Меньшей, нежели та, которую ощущали бы они, дав делу юридический ход, - но всё же вины. Ибо они, зная, кто совершил убийство, разделили с преступником его тайну. И вот ещё кто-то, захваченный отблеском произошедшего, уловил в содеянном - уловил, может быть, интуитивно, - нечто такое, что совершено во спасение... Ещё кто-то, кто - узнай он то, что знают они, - быть может, не осуждал бы их, отпустивших убийцу с миром... И ведь в этом сказании звучат слова "Мир дому твоему и душе твоей..."
- Сильно сказано, - откликнулся журналист, по всей видимости, искренне. - Да, панорамное видение... Я читал когда-то про одного шпиона... не припоминаю, кому служившего и кем пойманного... но он сказал на допросе, что информацию о политических тенденциях - в том числе о тех, которые считались секретными, - добывал, просто-напросто читая и сопоставляя материалы, публикуемые в прессе. И, будучи под арестом, он - то ли от злости, то ли от скуки, - предложил: я покажу вам, на что способен. Он составил список газет, которые попросил приносить ему ежедневно, и через месяц - что вы думаете, - перечислил имевшему серьёзный допуск представителю органов той страны, где попался, целый ворох "засекреченных" фактов... Не знаю, не байка ли это, но - любопытно, и в том же самом ключе, из той же серии.
- Любопытно, - согласился комиссар. - Ну, так что вы скажете насчёт встречи завтра в четыре в вашем городке, в этом большом... запамятовал название... кафе около универмага?
- С удовольствием. Вы кафе "Аквариум", наверное, имеете в виду... Но лучше в пол-пятого, если можно, - мне к четырём, боюсь, не успеть.
- Давайте в пол-пятого... Я приеду вдвоём со своей сотрудницей, она аналитик нашего отделения. - Комиссар кратко набросал внешние характеристики - свои и Натали Симоне.
Положив трубку, он с удовольствием затянулся и весело сказал:
- Вот видите, всё получилось замечательно. Я же говорил, что он только рад будет... И он ещё более интересный человек, чем я предполагал.
- Да уж, человек исключительно интересный... Сумел без всякой наводящей информации прийти к идее смертельной ловушки... Разве что Винсен высказал что-то такое, что подтолкнуло его к этой мысли... - Симоне встала, собираясь вернуться в свой кабинет, но вдруг, как бы спохватившись, спросила: - А почему вы хотите поехать вдвоём?
- Мне очень важен ваш взгляд - и женский, и аналитический... - ответил Жозеф Менар. Затем задумался на несколько секунд и добавил: - Да, и ещё одна просьба к вам, касающаяся этой же самой истории.
Женщина кивнула и села опять.
- Мы должны вернуть Винсену вещи, которые забрали тогда на экспертизу. Формально обязаны, хотя он, конечно, без них обошёлся бы... И, кстати, уже чуть ли не месяц назад должны были бы это сделать... Так вот, поезжайте именно вы, и сделайте это утром, в тот день, когда, позвонив, застанете жену Винсена дома. Она ведь иногда, хотя и не часто, работает в послеполуденную смену.
