И немало религиозной литературы прочёл и продумал он с тех пор - продолжая между тем придерживаться совершенно "светского" образа жизни...
- Ладно, Аннет, давай чаю, сядем, и я всё нормально расскажу, не сбиваясь, - сказал он жене, - а потом и в самом деле открою тебе файл со своим текстом; только ты сначала прочти всё, а не подавай реплики в ходе чтения...
- Садись... вот творожнички... хочешь шоколадом намажу, или вот варенье - малина и черника... И тебе "Липтон" или цейлонский? - Аннет немножко суетилась, она очень любила совместные трапезы и не была в восторге от того, что и муж, и сыновья питаются - кроме как по выходным, - в основном "вперехват", да ещё зачастую и стоя. А ему бы присесть, тем более чтобы левую ногу без надобности не утомлять... Мишель, впрочем, раздражался, когда она говорила об этом: "Хватит, я совершенно здоровый человек, пойми..." В принципе это так и есть. В федерации настольного тенниса он скрывал и продолжает скрывать свою историю с ногой, опасаясь - вдруг не допустят к официальным играм. И знает, что сказать, если "схватит" во время матча. Два года назад на лиге это действительно случилось - хорошо ещё, что при большом разрыве в его пользу и на последних очках. Но он попросил противника подождать - "Понимаешь, растянул недавно...", - оперативно помассировал надколенный участок, сумел "восстановиться" минуты за четыре и завершил игру, сделав два отличных топ-спина, а напоследок эффектную "скидку"...
- Давай "Липтон", и добавь, знаешь, коньяка немножко, и без лимона тогда... и, пожалуй, черничного... - Он подумал, что к таким творожникам можно было бы и сыра с креветками; но Аннет - дочери родителей отчасти религиозных, как, впрочем, и его собственные, - важен традиционный уклад, она блюдёт основные посты и ещё многое... И Мишель никогда не приносит в дом ничего такого, что с этим не согласуется...
Именно когда он собирался начинать свой рассказ, в кухню заявились мальчишки, Виктор и Матье. "Ладно, тогда отложим" - подмигнул Мишель жене. И экспромтом получился, к радости Аннет, довольно весёлый семейный ужин - с анекдотами, которыми сыпал старший, получивший их только что от приятеля по электронной почте. Анекдоты он рассказывал - видимо, выбирая из прочитанного материала, - всё-таки приличные.
- 9 -
После ужина сыновья засели за свои компьютеры, а Мишель и Аннет перешли в спальню, и он прихватил туда только что сделанный - по второму заходу, - чай с коньяком. "Кури в окошко, потом развеется" - сказала она. Мишель ощутил вдруг, что разговор с комиссаром и Натали Симоне успел "уложиться" в памяти стройно и складно - бери и пересказывай... Так выстраиваются в мыслях иногда целые абзацы и цепочки фраз - только хватай ручку... нет, теперь-то придвигай принтер... Ему подумалось - жаль, когда он увлёкся Библией и вообще религиозной литературой, интернета ещё не было: сейчас минут за сорок можно найти больше информации, чем тогда за неделю, копаясь в картотеках и всматриваясь в корешки на библиотечных полках...
Он рассказал Аннет о разговоре в кафе - стройно, складно, выразительно и с удовольствием тем большим, что произошедшая встреча была связана с творческим успехом. А затем... затем поделился этими раздумьями своими в кафе, наедине с собой, и видениями, представшими перед ним в начале езды по шоссе, когда домики по сторонам показались ему похожими на тот городок из флакончиков... И чуть примолк... и достал ещё сигарету...
- Я очень люблю тебя, Мишель, - молвила внезапно Аннет. - И очень боюсь за тебя...
- Но... чего ты боишься? - удивился он.
- Боюсь, как бы тебя не сорвало с якоря и не унесло, не увлекло куда-то, во что-то опасное и бездонное. Знаешь, я всегда, все эти долгие годы опасалась этого - ещё с тех первых часов, в самолёте, когда тебя именно как будто унесло... когда ты внезапно назвал меня "Ноэми"...
- И как же я замер от ужаса, думая - нанёс дикую обиду... - сказал Мишель.
- А я уже тогда поняла, что она - часть твоей сути, без которой ты не был бы собой, тем, который мне нужен... Нужен несмотря на все эти мои опасения...
Да, отблеск образа Ноэми был "с ними", но не "между ними". И ни с чем текущим не соприкасался, не должен был соприкасаться. Во время первой беременности Аннет, ещё до ультрасаунда, когда они ещё не знали, мальчик родится или девочка, Мишель понимал, что если будет дочь, он не захочет дать ей ТО имя. И не только боясь связанной для него с этим звукосочетанием трагичности, не только опасаясь "накликать", "притянуть"... ибо он ощущал, что в мире действует множество не познанных человеком - в том числе бесконечно лютых и коварных, - сил... Нет, не только по этой причине, но и потому, что "иной Ноэми" не мыслил он в своей жизни...
И когда он признался Аннет в тех своих двух изменах, ей - восстанавливаясь после этого удара, - важно было увериться, что ни в одной из этих женщинах не было ничего такого, что напоминало бы ему Ноэми...
Но почему, почему Аннет думает, что его может взять и увлечь куда-то?.. Она - его якорь, тот якорь, с которого он ни в коем случае не хочет быть сорванным. Что у неё за предчувствия?..
- Я не хочу никуда уноситься, - сказал он вслух. - Пожалуйста поверь мне: ни-ку-да.
- Напиши когда-нибудь о нашем знакомстве - вдруг попросила Аннет. В первые годы она очень любила говорить о том вечере, о той ночи...
- А правда, почему бы не написать? - оживлённо ответил, почти воскликнул Мишель. - Я теперь и вправду возьму и опять попробую писать сюжетные вещи.
- И, кстати, об этом своём Городе ты можешь создать целый цикл, - добавила она, как будто прочитав его мысли. - Ведь действительно очень захватывает твоя "монументальная архаика" - правильно эта Натали сказала... Ты тон найти сумел, а это уже очень много...
"И это реально, - подумалось ему. - Всё-таки поймал я писательскую струнку... И что же - это, выходит, благодаря тому, что полтора месяца назад?.. И ещё - ТЕМ разговорам?.. - В воображении мелькнули лица Андре Винсена и его жены... - Нет, всё это лишь позволило прорасти тому, что уже БЫЛО во мне..."
- Слушай, открой мне продолжение прямо сейчас, - промолвила Аннет. - Я очень боюсь за этого твоего героя - мне кажется, ты бросишь его куда-то в тяжёлые испытания, в некую даль!.. И одновременно - боюсь за тебя. Знаешь, Мишель... я опасаюсь, что ты внезапно возьмёшь и обречёшь себя на что-то... Потому что у тебя - ты уж не спорь, это так, - при всём несоблюдении традиционных предписаний, удивительно, даже отчасти пугающе религиозное мышление... мироощущение...
Он попытался сейчас вспомнить, в котором из читанных в юности классических романов некоему атеисту сказали, что он на самом деле верует "ещё больше священника"... Да... и он там, кажется, ещё всё время чай пил... и вскоре покончил с собой... Рамбо, посмотрев на свою чашку, чуть поёжился от сопоставления... Кажется, Достоевский... нет, не Карамазовы, что-то другое, потом поищу... Впрочем, я, наверное, не выдержал бы мировоззренческой бездны атеизма...
- Я не могу мыслить и чувствовать иначе. Если правит случай, то смысла ни в чём не может быть, - повторил он услышанное в юности, после истории с Жюлем, от отца. А мы... обязаны иметь смысл - мы все... Наши ребята должны были родиться - именно тогда и именно такими... И мы должны были встретиться... независимо от моего ранения и от рейса, которым я полетел... А значит, есть направляющая сила в мире...
И это тоже он уже не раз говорил. Люди встречаются не "из-за чего-то", а потому, что им нельзя не встретиться. Ему ли было не думать так, ему ли, столь жаждавшему смысла, столь ожесточённо противящемуся мысли о власти случая и о том... и о том, что человек может взорваться в автобусе именно ИЗ-ЗА булочки, которую ему положили дома и скушав которую он не захотел выйти на предыдущей остановке, чтобы посидеть в пиццерии... Нет, и любая предопределённость менее страшна, чем это... "Мир полон летящих в пространстве и времени стрел, каждая из которых - помысел, движение или поступок, - и никто не знает, ядом или целебным снадобьем смазана та или иная из них и чьей души и жизни заповедано ей коснуться". Так сказал Мудрец Тетрарху, но тот не принял этого - и стал Избавителем... Нет, происходящее всё-таки зависит и от того, что мы носим в себе...
