А Мишель спустя два года уехал; и в его жизни именно тогда появилась Аннет...
"Всё, надо домой" - решил он, вышел из забегаловки, распахнул дверцу пиликнувшей машины, уселся за руль... Десять минут езды, всего лишь десять минут - и я дома...
- 8 -
Он в который раз забыв придержать дверь, чтобы она, закрываясь, не издала глуховатый стук, вошёл в квартиру - четырёхкомнатную, на втором этаже. Аннет всё заговаривает на тему переезда или ремонта - да, шумновато здесь, и краска на стенках поблёкла... Но район очень удобный, все магазины рядом, здесь чувствуется город, что ему, Мишелю, по душе; а затевать ремонт - это сколько же недель, а то и месяцев надо потратить на скучные и изнуряющие хозяйственные дела!.. Она и сама побаивается этого, и разговоры повисают в воздухе...
Аннет на кухне, режет овощи - наверное, для салата оливье... да, конечно, подумал он, завтра её родители придут и моя мама ... она любит оливье... да, а вот заготовка яблочного пирога - это тоже в том числе для неё... "Ездил или кофейничал где-то?" - спросила жена, обернувшись... подошла, взяла его за плечи, постукивая по ним пальчиками, как будто играя на рояле - а она когда-то училась, у неё "пальцы пианистки"... Или "пальцы психолога", подумалось Мишелю... и по цепочке ассоциаций вспомнились и эта Натали, и Жозеф Менар, то и дело задумчиво отбивавший дробь по скатерти... "И то, и другое, - сказал он, - ну, под конец, собственно, чаёвничал... У меня, Аннет, такой разговор был... вот из-за этого душевные волны взяли и разыгрались... Нет, сам-то разговор замечательный, по следам этого моего сказания, - но пласты такие там были затронуты... подняты... это не на одной ноге, Аннет, давай потом расскажу..." Она - психолог, она понимает, насколько лучше говорить о душевно значимом в подходящей обстановке, а не мимоходом...
Волосы у неё ТОГО САМОГО светло-каштанового цвета, только совершенно не вьющиеся. Они сейчас забраны в пучок, иногда она распускает, но пучком не хуже. Невысокая, стройная, с очень запоминающимся лицом - некоторых иной раз не представишь себе зрительно, а она всегда представала в воображении Мишеля очень точно, включая ощутимую проседь спереди... Ему именно такие девушки в юности казались "красивыми" - не те, у которых точёные черты фотомоделей... Что-то мягкое, немного усталое и внимательное постоянно присутствует в облике её - даже когда улыбается...
И надо же, что в обоих случаях, когда он был неверен ей, - случилось это именно с такими вот, "модельного" типа... И ни одна из них не виновата, ни одна из них не была тогда замужем и не нанесла удара никому, кто близок. Удар нанёс - он. А потом, когда признался, когда покаялся, думал порой: а надо ли было открывать это ей? Может быть, лучше бы она не знала, не испытывала бы этой боли - я один влачил бы ношу знания о своей вине?.. Аннет и в самом деле спросила его через сутки после признания, - "А почему ты всё-таки решил рассказать мне?" Мишель ответил тогда: "Потому, наверное, что решил - ты и сама предпочла бы знать обо мне всё; боль, которую я, увы, причинил тебе, - всё-таки меньшее зло, чем продолжение обмана... А утаивание - именно этим и явилось бы..." И она кивнула: "Видимо, это действительно так... Да, ты хорошо сделал, рассказав... ты сделал это не только ради себя..." Ему очень полегчало от этих слов, он подумал: мы сможем излечиться от произошедшего, излечить своё счастье...
Они смогли. "Прошло одиннадцать лет, и нам хорошо, у нас два прекрасных сына, нам хорошо и вчетвером, и вдвоём, и когда навещаем родителей, и когда они сами приезжают к нам - как будет завтра...
- Покушаешь? - спросила Аннет, не особенно, впрочем, надеясь, что он захочет ужинать.
- Да нет, просто... знаешь, давай просто чайку попьём... Я к ребятам загляну - и давай посидим потом не торопясь, а?..
Оба сына были в комнате старшего. Семнадцатилетний Виктор, ученик выпускного класса, сидел за компьютером и печатал нудную работу по истории программирования - обязательному предмету для тех, кто выбрал электронику и кибернетику как главное учебное направление. Младший, Матье, которому скоро пятнадцать, дурачился, стоя у него за спиной и декламируя нараспев - на манер речитатива и "стихами": "... назло невежественным в технике растя-а-а-пам осуществилось знаменательным эта-а-а-пом микропроцессора внедренье в жизнь люде-е-е-й..." Виктор, на мгновение оглянувшись, левой рукой метко запустил в него надувным вымпелом на пластмассовой палочке; тот ловко увернулся...
Мишель вспомнил, как две недели назад он и младший сын сошлись в ожесточённой спортивной схватке. Именно младший разделил его любовь к настольному теннису и если, в отличие от Виктора, не перерос ещё отца в высоту, то играл, пожалуй, уже чуть сильнее Мишеля - он входил в десятку лучших "кадетов" департамента, выступал в высшей юношеской лиге и, как знать - может быть, станет призёром на одном из предстоящих первенств... И вот в прошлое воскресенье поехали они вдвоём на объявленный федерацией турнир недалеко - меньше, чем в часе езды. Когда прибыли и огляделись, Матье, к разочарованию своему, увидел, что в возрастной группе, к которой он принадлежал, нет никого более или менее сильного - тринадцать человек, и ни одного, кто играл бы в первом разряде на аттестационных переходных турах... Был, правда, его ровесник Паскаль, но этот - трёхкратный чемпион департамента среди кадетов, он будет играть во взрослом турнире, да ещё, наверное, и кубок возьмёт, а заодно и денежный приз... И Матье решил, что и он запишется в категорию взрослых вместе с папой - это разрешалось. Тут, правда, призовое место не особенно светило, но не лучше ли - решил он, - поиграть с сильными противниками, чем взять без борьбы никчёмный кубок?.. Поскольку жеребьёвку проводили, разумеется, с предварительным "посевом", его и Мишеля - примерно равных по личному рейтингу, - заранее развели по разным подгруппам. И сыграл он очень удачно - занял первое место в четвёрке; но получилось так, что играть первый матч на выбывание выпало ему именно против отца, который прошёл в одну восьмую финала без особого блеска, со второй позиции... "Не могу ничего поделать, Рамбо, - сказал Мишелю главный судья, - читайте сетку, вариантов нет". Турнирную сетку и он, и сын умели прохватывать "с лёту". Иногда родственников или одноклубников, с общего согласия, "разводили", но в данном случае ясно было, что честно сдвинуть расклад пар невозможно: тому, кто выиграет в матче между ними, предстояло, по всей вероятности, столкнуться в четвертьфинале с тем самым Паскалем, сильнейшим из всех, и нельзя было подводить под игру с ним кого-то из тех, кто по жеребьёвке на него не попадал... И они сыграли между собой, и Мишель боролся "свирепо и беспощадно", превзойдя - так он чувствовал, - самого себя. И делал это в первую очередь именно ради сына, поскольку опасался: если победит Матье, зазвучат чьи-то пересуды, что отец поддался... И - выиграл в пятой, решающей партии. Паскалю он потом, хоть и в очень эффектной борьбе, всё-таки уступил... Когда же ехали домой, - откровенно сказал сыну: "Ты видел, насколько важно мне было выиграть у тебя, - и, я уверен, отлично понимаешь, почему".
Мишель минут десять поболтал с обоими сыновьями, потом сел в кресло в гостиной. Рядом, на тумбочке, конверты со счетами и банковскими распечатками, которые Аннет время от времени нехотя и вскользь просматривает и "подшивает" потом в несколько заведённых ею папок - обречённо понимая, что "если не она, то никто"... И её платёжная ведомость... по мелкоузорчатому краешку узнать можно.... ну конечно, специально подоткнула под ворох бумажек, только недосмотрела - уголок выглядывает... Подоткнула, чтобы припрятать от него, от мужа, очередное наглядное подтверждение того, что они оба, в принципе, прекрасно знают: она, преподавая на кафедре, получает ощутимо больше его... Самолюбие Мишеля Рамбо страдало от этого факта. Иногда он беспомощно лгал ей: "Ты не смотри на нетто, у нас другая форма ведомости, в ней не все начисления фиксируются..." Аннет изображала согласие, но он понимал, что это спектакль, и ей тоже было ясно, что он понимает... понимает и подыгрывает... И она давно научилась улавливать признаки того, что вот-вот будет затронут этот вопрос, и искусно отвлекать мужа от этой темы, заговорив о чём-то очень его интересующем. И это он тоже отлично осознавал; но что ему было делать...
