Когда это действительно произошло, Максим обнаружил, что сам он весь взмок, а троллейбус уже добрался до троллейбусного перевала возле Белорусского вокзала, где улица Горького превращалась в Ленинградский проспект.

Отирая платком шею и лицо, Максим упивался чувством легкости и освобождения. Боли больше не было! Она действительно будто исчерпала себя, обратившись в ничто. В нуль. Вероятно, что-то там в глубинах зуба или десны прорвалось. Максим в этом не разбирался. Ликование его было сильнее удивления.

Юноша свободно дышал, чувствуя, как сами собой распахиваются его глаза. Мир вокруг был полон новых красок, подобно переводной картинке, с которой сняли бумажный слой. Прекрасными были деревья на узкой аллее, разделявшей проспект. Прекрасным был пьяный мужик и его недовольная некрасивая спутница, вошедшие в троллейбус возле часового завода.

Лишь сейчас Максим заметил сидящую рядом с ним девушку примерно его возраста. Не в его вкусе, поскольку ему, хоть и не любившему телесные нагрузки, нравились девушки подтянутые и спортивные. В этой же присутствовала некоторая излишняя мягкотелость, которую не могли скрыть простое ситцевое платье в горошек и фиолетовая кофта. И все же Максим нашел свою соседку прелестной, с удовольствием косясь на открытый широкий лоб, тонкий нос, очень прозрачные, чуть-чуть раскосые голубые глаза, серые брови вразлет, темно-русые волосы и по-детски припухлый подбородок.

В другой раз робость удержала бы Максима от попыток познакомиться с нею. Но сейчас, после чудесного избавления от боли, он словно заново родился и чувствовал, что весь мир принадлежит ему.

К тому же соседка держала в руке последний номер "Кванта", открытый как раз на той странице, что уже второй день весьма интересовала и Максима!

Не говоря ни слова, юноша вынул из портфеля свой экземпляр, раскрыл его на той же странице и придвинул к девушке. Та вздрогнула, напряглась, но, увидев журнал, тут же успокоилась и даже хмыкнула.

- Вот эта у меня пока не получилась, - Максим ткнул в условие задачи с двумя треугольниками, сделав это на экземпляре соседки. - Правда, не было времени подумать как следует. Постоянно что-то отвлекало.

- Я до нее еще не дошла, - откликнулась девушка.

Повернувшись к Максиму, она быстро оглядела его и едва заметно кивнула, словно поставив ему зачет.

Разговор давался обоим легко. Алла Кахниашвили оказалась десятиклассницей из Второй школы. Этим летом собиралась поступать на мехмат МГУ. Удивилась, узнав, что Максим ходит в частный кружок, учась в обычной школе, а не в ФМШ.

- Я в Москве только полгода, - сообщила она. - Мы недавно переехали из Тбилиси.

Акцент, с которым говорила Алла, не был таким явным, как у героя вышедшего год назад фильма "Мимино", но все же он присутствовал, выражаясь скорее в непривычной интонации. Слов она не искажала.

- Никогда не знал, что бывают такие голубоглазые грузинки, - признался Максим.

- Бывают, - подтвердила Алла со знанием дела. - Особенно, если у них мама - эстонка.

Алла объяснила, что такой выговор, как у нее, характерен для многих уроженцев Грузии, чьим родным языком является русский. В том числе и для чистокровных русских.

- Мне надо было здесь сходить, - сказал Максим, когда его остановка осталась позади.

- Почему же не сошел?

- Чтобы выйти вместе с тобой, - Максим, справившись силой воображения с таким грозным испытанием, как всепоглощающая зубная боль, теперь преисполнился храбрости и решительности. Весь этот огромный ночной город был ему по колено.

Девушка, похоже, не сочла подобную уверенность в себе предосудительной. Возможно, дополнительной гарантией доверия к новому знакомцу послужил общий интерес к математике.

- Что ж, в таком случае я предлагаю тебе сойти у "Сокола" и проводить меня домой, - Алла улыбнулась, стрельнув в него взглядом.

Они шли по пустым улицам, освещенным редкими фонарями. Глядя время от времени на Максима снизу вверх, Алла без умолка рассказывала про физико-математическую школу-интернат имени космонавта Комарова в Тбилиси, где она училась до переезда в Москву. В отличие от Колмогоровской ФМШ-интерната при МГУ, туда принимали не только иногородних, но и местных жителей. Ученики-тбилисцы ходили на уроки из дома, как в обычную школу. Приезжие из районов жили в интернате.

Алла рассказывала забавные истории про своих одноклассников и учителей. Затем без всякой видимой связи она вдруг поведала, что ее любимый поэт - Генрих Гейне с его смесью лиризма и ироничности. Выяснилось, что Алла с раннего детства училась немецкому языку.

- Говорю я, конечно, не так, как немцы, но читаю без проблем. Гейне трудно переводить, и все же даже в переводе он замечателен. Обязательно прочитай! А сейчас послушай, как это звучит в оригинале.

Она с непонятными собеседнику чувствами продекламировала несколько строк по-немецки, и язык этот в ее исполнении звучал мягко и как-то загадочно, что удивило Максима, привыкшего ассоциировать немецкий с резкими окриками фашистов в фильмах про войну.

Аллина болтовня нисколько не досаждала Максиму. Слушая ее, он не забывал время от времени проверять языком зуб и всякий раз к удовольствию своему убеждался, что все действительно обстоит в полном порядке. Даже припухлости десны как не бывало.

Над закрытой дверью магазина промтоваров красовалась надпись, сделанная белыми буквами на алом полотне: "Работать эффективно и качественно - наша задача".

- А наша задача про два треугольника, - прокомментировал Максим, рассмешив Аллу.

У автомата с газированной водой Максим угостил спутницу двойным сиропом. Опустил в приемник трехкопеечную монету, подождал, пока лился розовый сироп. Когда пошла булькающая пузырящаяся вода, отодвинул стакан в сторону, после чего снова поставил его под кран автомата, опустил вторую монетку и на сей раз дал стакану наполниться. Алла, смеясь этой хитрости, выпила половину и протянула стакан Максиму.

- Если не брезгуешь, - она одарила его испытующим улыбчивым взглядом.

Не говоря ни слова, он осушил стакан.

- Пойдем? - спросил он.

Алла кивнула, вдруг посерьезнев.

Максиму показалось, что они сейчас поцелуются, и от этого он вдруг стал ощущать собственное сердцебиение, которого прежде не замечал. Алле показалось то же самое. Словно испугавшись этой мысли, она отстранилась и быстро пошла дальше, возобновив рассказ.

Максим шагал рядом, спрашивая себя, правильно ли он сделал, что не привлек Аллу к себе, когда они стояли лицом к лицу возле автомата. Он не знал, как бы она на это отреагировала. Что, если сочла бы его действия навязчивыми и развязными, и это повредило бы протянувшейся между ними ниточке доверительности?

- Некоторые понятия математики не соответствуют никаким реальным объектам, - заявила Алла, не глядя на спутника. - Даже когда нам кажется, что мы видим их на каждом шагу.

- Конечно, корни квадратных уравнений, функции и тому подобное, - все это абстракции, - согласился Максим.

- Нет, - Алла мотнула головой. - Мы на каждом шагу видим не функции и корни, а разные непрерывные линии. Прямые и кривые. Но они только кажутся непрерывными!

- Точно, - Максим поддакивал, но в действительности пока не понимал, а только надеялся понять ее мысль. - Когда в школе объясняют непрерывную функцию, говорят, что ее график представлен непрерывной линией.

- В природе их нет! - с нажимом повторила Алла. - Возьми карандаш и линейку и проведи на бумаге отрезок прямой. Затем посмотри на него в сильную лупу. И ты увидишь прерывистую линию. Неважно, как тщательно ты нажимал на карандаш, когда рисовал. Но даже если лупа и не покажет прерывания, они там все равно есть. Ведь отменить пустые пространства в молекулах ты не сможешь!

- Ну и ну! - восхищенно протянул Максим. Ему такое ни разу не приходило в голову! - Неужели сама до этого додумалась?

Алла порозовела, оставив вопрос без ответа.

- Но ведь все предметы состоят из линий и поверхностей, которые выглядят непрерывными. Выходит, мы живем в кажущемся мире? - спросил Максим, адресуя вопрос не столько своей собеседнице, сколько самому кажущемуся миру.